Собственность бастарда, или Золотая Бабочка Анкрейм (СИ) - Бреннер Марина

Начиная от той вонючей, полуразвалившейся конюшни и заканчивая спальней и его, Дьорна, постелью. Его, Дьорна, домом. И его никчемушной, горелой жизнью, пропахшей винищем, табаком и дешевыми бабами. К чему мешать этот запах с другим - свежим, ледяным, снежным? И почему так хочется перемешать.

- Маленькая, - прошептал он, ругая себя за то, что вообще начал эти детские игруньки с ласками - Давай, пора! Ложись набок, не хочу тебя давить. Спиной ко мне.

Ну почему Белла не могла оказаться пухлой, розовощекой, с сильными ногами и крепкими формами? Немочь бледная! Жалей ее теперь! А как бы хотелось развернуть задницей, загнуть и вставить по самую глотку.

Вместо этого - ласки, как у совсем сосунковых пар и уговоры. Твою мать... 

А между тем, немочь стремительно переставала быть немочью.

Из холодной, снежной принцесски в измятой постели бастарда, под его ласками, словами и пламенем будто из магического костра, рождалась Женщина. Звенящая, стонущая, раскаленная. Изгибающаяся змеей, текущая бурной рекой. То замирающая в его обьятиях, то начинающая рваться из них, ожесточенно и яростно.

- Не могу больше, - вскрикивала она, кусая в кровь губы, сжимая бедрами ласкающую руку, требуя всего и сразу - Дьорн! Возьмите меня! Не могу терпеть... это... 

Резкий крик Беллиоры разрезал тишину и темноту спальни.

От него Дьорн пришел в чувство. Спохватился, что мучимый раскаяниями и прочими беспокойствами, едва не проворонил Рождение. 

Развернув жену спиной, грубо поставил на колени. Уперевшись коленом в сбитое покрывало, намотал на руку сверкающие белые пряди волос.

Другой рукой разведя округлые бедра Бабочки, с утробным рычанием вошел внутрь, пристанывая от разрывающей член боли.

- Доиграл... ся! - выкрикнул, яростно двигаясь в плавящемся теле - Нравится? Нравится!

- Да! - в тон взвыла, поддаваясь на провокации, идя вслед за движениями рук и плоти мужа - Да! Хочу! Сильнее! Дьорн, сильнее! Пожалуйс... та...

- Давай, ори, Бабочка, - приказал, сотрясая ее тело - Как он тебе нравится? Твердый? Чувствуешь его?

- Да! ДА! ДААААААА!!!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Он бился в ней так, словно решил расколоть надвое, разорвать к маграхам оживающее тело.

- Да, Белла, - простонал, входя до конца - Двигайся... Поласкай его собой.

Яростно и радостно ответила воем и стоном на эти слова и быстрые, жестокие движения.

Выгнувшись дикой кошкой, приняла в себя глубоко удары плоти, текущее внутрь горячее семя, поцелуи и укусы в шею и в плечо. Одновременно с последними судорогами, рванью вздохов, ожогами и почти сумасшествием, излилась сама, не справясь с похожими на предсмертные судороги и внезапно разрыдавшись.

- Что это было, Дьорн? Что со мной?

Шептала, откинув голову на плечо мужа, закрыв глаза и тяжело дыша.

Бастард прикусил плечо жены и тут же провел языком по отметинке зубов, скрывая укус.

- Хорошо было? - глухо спросил, не желая выходить из нее, прижался сильнее и поиграл пальцами с клитором - Ласкай сосочки сама, грудки посжимай. Сейчас еще кое что покажу... 

Только пару раз сжав соски, девушка тут же оросила послушной влагой волнующую ее руку лорда.

- Ты очень горячая, моя Бабочка, - прошептал он, целуя влажные плечи жены - И я тебе это докажу. Всё впереди... 

Пока же впереди была ночь.

Истерзанная и счастливая, вернувшаяся из купальни Белла, вдоволь нахихикавшись дурацким шуточкам мужа, уснула быстро, глубоко и крепко, спеленутая его руками и толстым покрывалом.

Поддавшись умиротворению, ночным шорохам дома и мерно падающему за окнами крупному снегу, Дьорн задремал и сам...

...как вдруг резко проснулся. "Все сонинки растеряв!", как когда - то говорила его мать.

Жена спала рядом, перевернувшись на спину и слегка повернув голову набок. Одной рукой Белла прикрыла лоб, другую небрежно откинула на шею бастарда.

Во сне леди Патрелл раскрылась, разметав волосы и сбив покрывало прочь, угол его почти сполз на пол.

Пламя слегка ворохнулось в догорающем камине. Где - то в дальнем углу пискнула мышь, зашуршав чем - то видимо, вкусным.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дьорн Патрелл приподнялся на локте и распахнул глаза ровно ставни в погожий день.

На обнаженном животе Беллиоры лежала прекрасная, невероятно чарующая и свежая лермийская гортензия. Бутон цветка только еще начал раскрываться... 

Глава 19

По истечении последующих нескольких дней ничего особенного не случилось.

Платье для визита к Правителю было уже почти готово. Швеи, руководствуясь "эскизами" хозяина особняка и ценными указаниями, вроде "мать вашу маграхи драли, но чтоб было как я сказал", внесли в наряд кое какие, мелкие правки.

Беллиора была этим недовольна. Примерив окончательный вариант, смётанный и утвержденный мужем, скривила кислую мину и заявила, что похожа в "этом убожестве" на сиротку из приюта, матроннессу шестидесяти лет, решившую навестить внуков и похоронный колокол сразу.

- Не нравится? - переспросил лорд.

- Нет, Дьорн. Это... нонсенс какой - то, а не платье. Меховая пелерина, к примеру. Для чего она здесь? Это утяжеляет фасон!

- Зато защищает от холода твое дохлое тело, - парировал муж - На улице зима, Белла. И потом, трясти голыми сиськами можешь в спальне, при мне. При всех, в огромной зале этого делать не следует. Но, если тебе не нравится платье - что ж, мы всегда можем отказаться от визита. Можно сшить тебе то, что ты хочешь! Ходи в нем дома. Устраивает? 

Леди Патрелл это не устраивало.

Надувшись, как лягушка весной на болоте, она прошипела мужу что - то нелестное по поводу его уровня воспитания, образования и характера.

- Так я с тебя беру пример, Беллиора, - развел руками лорд - Если урожденные аристократы вроде тебя частенько ведут себя неподобающим образом, то нам, сермяжным, куда деваться? Вот так ворчать, как ты, это... у высшей знати так принято, да? Какая - то новая мода? Хм... Ладно, придется мне постараться допрыгнуть до этой мерки...

Белла покраснела от злости, надула щеки и... вдруг разулыбалась, совсем не собираясь улыбаться.

Неожиданно стало смешно обоим.

- Я пффф... прошу прощения, Дьорн. Пххх... Пф!

- Вот и умница. Переодевайся, пошли чай пить.

Такие отношения странной пары нравились окружающим более чем!

Дьорн не срывался на слугах и мебели, а кислая мина Беллиоры не добавляла сложностей в и без того сложное существование этого мира. Даже и в доме стало поспокойнее. Меньше странностей. Меньше странных цветов, меньше теней в углах и неприятных шорохов... Меньше легких шагов на лестницах по ночам, именно тогда, когда каждый, слышащий их уверен, что "там, на лестнице" ходить некому. Или "там, в холле", тоже некому ходить. Все же спят, кто может разгуливать по коридорам и жестким коврам, да еще и напевая иногда мелодии, не вызывающие ничего, кроме ужаса и неприятия?

Часы Вильярда также вели себя спокойно. Уйдя немного назад в ТОТ раз, послушно вернули привычный ход и теперь, ровно отсчитывая часы, минуты и секунды, двигали время так, как им надлежало. Веселый парень - часовщик не нашел в механизме ничего криминального, кроме разве что пыли и тенёт. Успокоив всех, что "так бывает", почистил и смазал множество ведомых лишь мастерам колбочек и шестерней от грязи.

- Нас переживут те часы! Хороший аппарат.

Тот тут же поддакнул своему лекарю громким боем...

Жизнь, наверное, налаживалась. Если же и нет, то входила в какую - то монотонную, спокойную колею, подчиняясь терпимым отношениям между хозяевами поместья и ходу старых часов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

О последнем на его памяти, странном событии, Дьорн решил не говорить своей взбалмошной супруге. Да и вообще никому. Полурасцветшая гортензия на обнаженном животе Беллиоры должна была остаться в прошлом. 

Был ли лорд трусом или проявлял малодушие в те, снежнобезмятежные дни? Трудно сказать. А только того, что уже ушло, воскрешать и ворошить ему не хотелось.