Миры Осма. Безмятежность теней - Ларс Один

Не смех был виной его ещё больше развеселивших товарищей потуг. Страж по имени Тигл заикался с детства, потому даже имени своего полностью произнести часто не мог.

— Ну чего там Ти? — наигранно попытался помочь заике рассказчик. — Ещё повеселить или поделом ему?

— Не, — отрицательно качнул своей круглой головой тот. — Е-е-е…

— Есть будем по утру, когда нас сменят, — издевался над заикой и второй страж. — Хотя перекусить бы не помешало.

— Е-е-е… рун-рун… да! — зло выкрикнул им Ти.

— Ого! — погасил улыбку дюжий страж. — За лжеца меня принимаешь?

— Не, — снова отрицательно покачал голой заика. — Д-д-д… для не-не-не… го е-е-е… рун-рун… да.

— Ах для Атоса! — наконец поняли его товарищи. — Ему как с гуся вода. Это ты прав, тот ещё пройдоха. И как его до сих пор нанимают, да ещё командиром?!

За таким галдежом увлечённые стражники упустили из виду вывалившегося из таверны здоровяка. И вот теперь, покачиваясь, тот стоял у самых ворот.

— Отворяй, сучье… И-и-к! Сучье… — схватился он за засов.

— Тодо, вирун клятый, а ну в сторону! — заорал дюжий страж, явно старший в этой смене. — Зашибу!

Пьяного здоровяка оттащили прочь и уронили на грязную мостовую.

— Домой пойду, в село! — орал он, пытаясь подняться. — Пусти, Грас! Не мило мне здесь! Домой пойду!

— Долги уплати и иди куда пожелаешь, — проворчал дюжий страж в ответ. — Наймись уже, караваны начинают ход. Любой торговец тебе поможет снарядиться и часть долгов вернёшь. С какого Лито всё ещё наливает тебе?!

— Он мой друг! — наконец встал на ноги здоровяк. — И-и-к!

— Таких друзей да к вирунам в лапы, — ухмыльнулся пузатый страж.

Воины умолкли, едва завидев подошедшего к воротам чужака. Ещё издали они поняли, что это не один из братьев да Летар и терялись в догадках кого же ещё принесла нелёгкая.

— Эй, кто идёт? — грозно крикнул один из них, но тут же закашлялся.

— Спокойно, Ивар, это я, — на ходу откинул капюшон ночной гость.

— Энц? — поспешил к нему навстречу страж. — Снова за стену?

— Как всегда, друг, — явно примерил на своё отталкивающее, злое лицо добродушную улыбку тот. — Я ненадолго.

Было заметно, что они не друзья, но выгода от содействия подручному торговца Гора располагает к нему стражей. Он сунул в протянутую Иваром руку несколько монет и благодарно кивнул. Воин быстро спрятал одну в свой кошель, а остальные раздал товарищам. Они, оглянувшись по сторонам, приоткрыли ворота и выпустили странного горожанина в старой, больше годящейся для нищего, чем для слуги торговца накидке.

— Постарайся побыстрее, не то можешь нарваться на молокососа Брута, — посоветовал ему напоследок молодой копейщик. — Этот устроит… В общем мы не знакомы, если что…

— О чём речь, друг, — прошелестел в ответ Энц.

— Домой пойду! — внезапно ринулся в приоткрытую створку ворот Тодо.

— Не нужно, я присмотрю за ним, — остановил стражей проскользнувший наружу слуга. — Тодо всё одно вернётся в город, иначе никак, обещаю.

Стражники согласно покивали, ворота закрылись, а Энц неспешно зашагал к россыпи огней к югу. Пьяный здоровяк, как ни странно, поплёлся следом.

Прогулка за стеной

Прогулка за стеной

Эшт. Агрия. День второй

Чем ближе приближались они к лагерю потерянных, тем ярче вырисовывались перед ними отталкивающие картины нищеты. Потеплело, и здесь, на юге Агрии, снег почти растаял. Оттого особенно обнажилась вся грязь жизни ютящихся в землянках и хижинах бедолаг. Она смешалась с обычной грязью, слилась с неприглядными оттенками ранней весны и заявляла о себе тошнотворной вонью далеко за пределами лагеря. Слуга явно знал куда идти и, особо не обращая внимания на греющихся у кострищ оборванцев, уверенно проследовал к низенькой хибаре в центре. В сравнении с жилищами, что её окружали, эта грубая постройка, похуже любого городского сарая, выглядела настоящим домом. Здесь имелась печь и дымок, стелившийся по велению ветра прямо навстречу Энцу, несколько приглушал раздражавшую его вонь. Он всё же постоял у грязной, слегка перекошенной двери, дожидаясь сильно отставшего наёмника. Вокруг того уже крутились маленькие воришки, однако у этого пьяницы и стащить-то было нечего. Он давно заложил тавернщику своё снаряжение, доспехи, меч и даже подаренный отцом кинжал. Родители жены настояли на расторжении их союза, а потому этот молодой и не особо умный воин запил ещё сильнее.

— Заходи, друг, погрейся, — помог попасть слегка протрезвевшему Тодо в двери слуга.

В достаточно просторной комнате, чего никак не ожидалось в этой хибаре, их ждали двое. Они сидели на табуретах у открытой дверцы небольшой, грубо сложенной печи. У ног горка поленьев и приткнутая к ней кочерга. На столике у стены слева кувшин и несколько кружек. Там же пара свободных табуретов. У стены справа большая, укрытая почти что чистым покрывалом кровать. На покрывале лежит топор.

— Ну наконец-то, Энц, — оглянулась к вошедшим женщина. — Кого ты там притащил и зачем?

Будь наёмник трезв, эта странная незнакомка заинтересовала бы его побольше грязно-бурых разводов на полу. Если бы не злой, колючий взгляд её светло-карих глаз и слегка заострившиеся, явно болезненные черты лица, эту женщину в мужском, с позолотой камзоле, можно было бы счесть весьма привлекательной. Была ли она такой раньше или же возненавидела этот мир слишком рано, превратившись в колючку, опасную и жестокую? Похоже ответ на этот вопрос, кроме неё самой, знал только Энц. В сполохах пламени вновь блеснула монета, которую странная женщина ловко вертела на пальцах то одной, то другой руки. Сидевший рядом толстяк подкинул в печь полено и лениво поковырялся в печи кочергой.

— Мне понадобится помощь, — быстро присел на один из свободных табуретов слуга. — Этот пьяница, погрязший в долгах и нужде, лучший для нашего дела. Его зовут Тодо, он наёмник. Тодо, присядь уже, хватит подпирать стены!

Покачивающийся у дверей воин вздрогнул, бросил бессмысленный взгляд на огонь и, пробурчав что-то нечленораздельное,