Сталин жил в нашей квартире. Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать - Татьяна Литвинова

неотомщенной. Понимаете, откуда взялись истории о привидениях, которые продолжают ходить по земле и не могут упокоиться с миром? Человек-привидение ищет того, кто завершит за него незавершенную ситуацию. Осуществит возмездие? Добьется правосудия? Компенсации пострадавшим? Или психотерапевтической помощи потомкам? А может быть, признания всего случившегося, оплакивания родственниками, памяти о себе?

К слову, о памяти. Однажды обнаружилось, что фотографии белогвардейца-прадедушки исчезли. Фотография прабабушки Ирины тоже исчезла. Параллельно возникла легенда, что их украли – вероятно, бабушкин брат Петя с женой. «У бабы Симы всегда был на плечах такой большой платок; кто там видел, что под ним?» Но это мало похоже на правду. Не так уж легко спрятать под платком две фотографии большого формата, да и зачем воровать две одинаковые? Позже появился миф о фотографии прабабушки с прадедушкой вдвоем в советское время – будто бы сидят они рядом на лавочке. И прадед «в шапке-ушанке, такой простой». Мама говорила: «Помнишь, ты еще спросила, почему он в ушанке? Где весь его офицерский лоск?» На самом деле такой фотографии никогда не было. Зато теперь память как будто очищена – очистили как могли, придумали даже фотографию взамен, чтобы создать другое «воспоминание». Но распоряжаться памятью не так уж просто. Она даст о себе знать множеством способов… Через много лет я наняла для мамы сиделку, как когда-то сделали это дочери бабушки Нади, боясь получить от нее страшный заговор. Чем больше людей, событий, деталей произошедшего вычеркивают из памяти, тем больше они будут «вспоминаться» путем воспроизведения в действии. Может, я тоже постаралась сделать так, чтобы мне не передались ненависть и отчаяние?

Мне говорили, что бабушка уничтожила все фотографии деда, потому что снова выходила замуж и начинала новую жизнь. Когда я узнала, что деда на самом деле осудили по политической статье, – подумала, что бабушка его предала. А ведь она, как это ни горько, сделала, пожалуй, лучшее, что могла, «затерявшись» и уничтожив все фотографии. Она, наверное, спасала себя и дочь. Бабушку могли посадить, а мама могла отправиться в детдом и выйти во взрослую жизнь дочерью «врага народа». Кстати, фотографии осужденных часто уничтожали сотрудники НКВД. Например, вырезали «врага народа» из коллективной или семейной фотографии или замазывали лицо чернилами. Но моего деда арестовали не дома, а на войне. Фотографии, кажется, действительно уничтожила бабушка. Родственники осужденных, боясь преследования, часто уничтожали фотографии и документы. Так исчезали свидетельства, что был когда-то на свете такой человек (Солоед, 2003). А бабушка порвала все фотографии первого мужа «просто потому, что во второй раз выходила замуж».

Не только фотографии – исчезали старинные вещи, память о детстве и молодости родственников. Например, я помню три веретена бабушки Нюси. Интересные вещицы. «На Ромашке» они у нас еще были, и ужасно мне нравились. Такие чудесные веретёнца – просто музейные экспонаты. Старинные вещи я всегда брала в руки с трепетом. Но однажды родители от этих веретён избавились. Наверное, выбросили, когда переезжали в следующую квартиру. Во всяком случае, там я их уже не видела. Я не могу этого понять. Веретёна привезли из Саратовской области, хотя было трудно – семью ведь тогда раскулачили, но их увезли с собой. Надеялись, что пригодятся? Когда жили в Казахстане, бабушка эти веретёна сохранила. Потом – Узбекистан, Украина, потом – Север, республика Коми. Наконец, Кавказ. И здесь, на юге, их выбросили, когда впервые поселились в собственной отдельной квартире. Видимо, перебирая вещи, освободились от «хлама»…

Еще был старинный лютеранский молитвенник на немецком языке, принадлежавший прабабушке Кате, папиной бабушке. Разговаривал ли кто-то в семье по-немецки? Понимала ли что-то бабушка Нина? Тетя говорит, что нет. Она сказала: когда папа стал учиться на факультете немецкого языка, он стал разговаривать с прабабушкой Катей по-немецки. Ей было приятно. Тетя также говорит, что папа читал ей этот молитвенник вслух. Позже он отдал его мне. Вроде бы дал почитать, но потом никогда о нем не спрашивал. А меня совесть не мучила. Я думала: если вообще в семье кто-то захочет читать лютеранские молитвы, то это буду я. Я много переезжала со всеми своими книгами. Однажды, при очередном переезде, старинный молитвенник у меня украли. Почему я его не спрятала? Как же это было наивно: я связала книги стопками, и эта – семейная реликвия – просто была среди них. Мне «по простоте душевной» и в голову не пришло, что кто-то захочет его украсть.

Люди иногда бывают невнимательными. Бабушка Нина рассказывала мне, как однажды в детстве, отправившись в школу, забыла дома портфель. Остановилась где-то в скверике, села на скамейку. «Сижу и думаю, – говорит, – зачем я туда приду без портфеля?» Посидела и пошла домой. Бабушка Нина вспоминала, что школу не любила и училась плохо. Она периодически повторяла деду: «Как хорошо, что дети не в меня, а в тебя». И тетя, и папа окончили школу с медалями. В семье считали, что дед умнее бабушки. Папа говорил: «У Литвиновых мозги есть; им образования не хватает».

Тетя мне еще рассказывала, как бабушка Нина в детстве гуляла со своим папой в парке, где они встретили какую-то незнакомую женщину, и папа отошел, чтобы с ней поговорить. А потом попросил не рассказывать маме. Тетя всегда с грустной усмешкой, но с одобрением упоминала: бабушка папу не выдала. Тетя говорила, что и бабушка Нина его любила, и прабабушка Катя тоже. И добавила, вспомнив рассказ бабушки: «Хотя он ей, кажется, изменял». Когда бабушка выходила замуж, ее отец находился в Дмитлаге. Папа был еще жив, когда мы об этом узнали. Он сказал: «Надо же, отец не побоялся жениться на дочери политического заключенного». Были люди, которые отказывались от осужденных членов семьи, расставались с ними. А папин отец, наоборот, женился…

– Тетя Эмма, добрый вечер. У меня еще вот какой к вам вопрос. Я знаю, что до начала 1940-х было очень много незарегистрированных браков, потому что они по закону приравнивались к зарегистрированным. У бабушки с маминым родным отцом брак не был зарегистрирован. А второй, с отчимом, уже был зарегистрирован, и она взяла фамилию мужа. Я подумала: регистрировался ли брак ваших родителей? Потому что у них были разные фамилии. Или просто бабушка захотела сохранить свою?

– Извини, только увидела письмо. Да, брак был зарегистрирован, но моя мама почему-то захотела оставить свою фамилию, никаких особенных причин не было.

– У меня всегда было предположение, что она сохранила фамилию отца, который тогда был в заключении, потому что любила его…

– Возможно, так и было, но только в глубине души. А ты