Стража - Сергей Радин

— Ну, и что тебе надо? Всякий норовит в дверь! А в окошко трудно спросить? Ну, нет меня! Подождать трудно? Всё скажу, всё объясню! Какие все нетерпеливые пошли! Видишь, делом занимаюсь! И псину свою убери! Ишь, в дверь лезут!

Он смотрел, как она выпаливает привычные, видимо, для неё слова, и чувствовал, как что-то тяжелеет в его груди. Её слова были очень эмоциональные, а лицо… Лицо оставалось безучастным, двигался только рот и мышцы вокруг него. Как будто женщина давно сидит на своём месте, а покупателей всё нет и нет, вот она и расслабилась, спокойна. Вадиму даже показалось, что она не сознаёт в своих руках желтоватого веника и совка, полного битым стеклом.

Вадим молча вышел, закрыл за собой дверь.

11.

За этой дверью он стоял долго. Чёрный Кир был на другой стороне киоска. Виднелись только фигуры его мотовоинства. Обойти киоск Вадим медлил. Разница между ним и Киром, его постоянным врагом (он "знал", что постоянным), заключалась в том, что Чёрный Кир знал всё о себе и о рухнувшем на них странном мире, а Вадиму приходилось задавать вопросы. Что будет, если Чёрный Кир узнает о смерти настоящего Стража? Ведь достаточно странного поведения Вадима, его неумения ориентироваться в происходящем, где Чёрный Кир чувствует себя как рыба в воде!

Вадим взглянул на Ниро, пёс — на него. Ниро тоже пришёл не к тому, кого искал. Кажется, он об этом и не догадывается. "Попереживаем и по этому поводу? — спросил себя Вадим и опустился перед псом на корточки. — Обольёмся горючими слезами над своей обидой, поухаживаем за ней, взлелеем её? Ах, не я конкретно был нужен Ниро!" Ниро точно понял, о чём думает хозяин. Он потянулся, наверное, лизнуть Вадима, но естественные потребности оказались сильнее. Вадим увидел, как пёс сглотнул, а потом, даже в грохоте и содрогании улицы услышал — или увидел же и додумал, что услышал? — тяжкий вздох Ниро. "Голоден!" — сообразил Вадим, и его собственный живот в ответ на высказанное событие тоже что-то недовольно пробурчал.

Пришлось немедленно подняться с корточек и договориться с самим собой о невиданном прежде легкомыслии: слишком много и постороннее не размышлять о мелких проблемах вокруг создавшейся ситуации, пока ситуация настоятельно того не потребует. На сейчас же ситуация требовала быть человеком действия — пусть в потёмках, пусть с завязанными глазами, но лучше действовать, чем тысячи раз пережёвывать жвачку самоанализа.

Чёрный Кир по-прежнему сидел на мотоцикле около киоска, чуть откинувшись на сиденье и тихонько похлопывая чёрными очками по бедру.

— Что так долго? Знакомая, что ли?

Не отвечая, Вадим протянул руку и забрал очки. После чего, забывшись, он загляделся на мотоочки Чёрного Кира, лениво и ненужно раздумывая: функция их однозначна ли, если человек на мотоцикле? Или всё ж таки столь же загадочна, как и у очков из киоска?.. Мысли текли хаотично, и где-то стороной Вадим чувствовал своё внезапное оцепенение. Казалось, он уходит в себя, куда-то вовнутрь; одновременно из этого внутреннего пространства выпирало другое пространство, оно было подобно воздушной подушке, втиснувшей Вадима в себя, и раскачивало его тело — и Вадим чувствовал, как его качает, и в то же время по положению рук видел, что стоит неподвижно.

Что-то обеспокоенно спросил Чёрный Кир.

Звук его голоса, неожиданно высокий, раздражающе тонко зазвенел в пустоте.

Кто-то быстро и деловито воткнул два рыболовных крючка в глаза Вадима — и дёрнул. Слёзы брызнули мгновенно, а крючки уже превратились в бронированные лапы и принялись бесцеремонно мять мозги Вадима в жиденькое грязное тесто. Затем макушка Вадимова черепа взорвалась, и кто-то опёрся о его плечи, выламываясь из его головы.

Он не мог даже кричать от боли, потому что сам стал болью. Он не мог и желать избавиться от боли, закончить раздирающую тело пытку, ведь именно боль очистила его сознание от глупых мелочей, вроде чувств, привязанностей, взаимоотношений. Именно боль помогла ему подняться над собственной личностью и убедиться: жизнь, человеческая жизнь, никчемна, так же, как никчемен мир, предоставленный человеку и изменённый им по своему вкусу. С высоты боли он видел низость (корень слова рассматривается в обоих значениях, прямом и переносном, — холодно заметил в нём болевой филолог) мира и существ, их отторженность от него, чьё сознание затоплено чистым, без примесей чувством.

И только маленькая заноза саднила и раздражала его на фоне чистоты, смутное пятно грязи на величественном белом полотне, маленькая и неуместно глупая детская загадка среди открывшихся высоких истин. Двенадцать. Именно так — двенадцать. Почему и каким образом прилипла к нему эта цифра? Она из обыденной жизни его физического тела. Он потянул за ниточки-связи к воспоминаниям, вытащил первую — "до двенадцати надо найти оружие" — и высокомерно скривился. Но цифра продолжала мигать тоскливо-жёлтым глазом светофора, и он снова нетерпеливо дёрнул — и оцепенел: "В двенадцать консультация по зарубежке". Оцепенел, как цепенеет человек, внезапно поняв, что опоздал на важную встречу, о которой ещё и напрочь забыл… Он смятенно пытался сообразить, который час или где узнать бы о времени, а снизу, из груди, уже поднимался неудержимый едкий смешок над самим собой. Через полминуты контролировать себя было невозможно. Он хохотал. Поиски оружия и консультация по зарубежной литературе! Судьбы мира и указующий перст преподавателя! Как это там, в песенке? "Она хотела даже повеситься, но институт, экзамены, сессия!.."

Кто-то заставил его попятиться, а потом мягко, но настойчиво надавил на плечи. И он прислонился к чему-то, а потом съехал на землю, и положил руку на лохматый загривок, и не стал протестовать, когда Ниро принялся облизывать ему лицо, а кто-то, тот же доброжелатель, помогал ему, действуя платком.

Вадим открыл глаза и встретился глазами с Чёрным Киром. Кирилл секунду не отводил глаз, затем крепко зажмурился и после снова сосредоточился на вытирании Вадимова лица. Его чистый носовой платок быстро превращался в грязную, в пятнах крови, тряпку. "Я плакал кровью", — равнодушно констатировал Вадим.

— Ты мой враг, — сказал он, так и не додумавшись, как сформулировать вопрос к поразившему его действию Чёрного Кира.

Тот вопрос расслышал.

— Враг — это личное. Мы противники.

— Какая разница.

— Лично к тебе у меня претензий нет. Но я командую армией одной из заинтересованных сторон, что и обязывает.

— А где армия другой заинтересованной стороны?

— Ты. И кого найдёшь. Ты всё ещё не вспомнил, рыцарь?

— Какого чёрта ты вытираешь мне лицо?

— Ты не успел надеть очки.