Лифт на эшафот - Ноэль Калеф

Жорж в раздражении состроил жене гримасу: ну вот, мол, видишь?

Жанна не верила:

- Он все придумывает. Я уверена, что он звонит из морга. Спроси у него, спроси...

Жорж терял терпение:

- Прошу тебя, Жанна, я ничего не слышу... Нет, это я говорил жене. Объясните, Живраль, что происходит?

- Да ничего, повторяю вам, месье Журлье. Просто я хотел узнать, не объявился ли Куртуа. Кстати, мадам Куртуа еще у вас?

- Конечно... Она здесь... Подождите...

Он слегка подтолкнул жену:

- Иди посмотри, у себя ли Женевьева. Быстро...

Жанна нашарила тапочки и вышла, набрасывая пеньюар. В прихожей она столкнулась с горничной.

- Что-нибудь случилось, мадам?

- Нет. Мадам Куртуа не уходила?

- Я не знаю...

Жанна открыла дверь. Натянув одеяло до самого подбородка, Женевьева спокойно спала.

"Вот дрянь! - мысленно возмутилась Жанна. - Во всем доме только она и спит".

Она чуть не хлопнула дверью, но увидела горничную, в недоумении смотревшую на нее, и попыталась улыбнуться.

Вернувшись в спальню, она услышала, как муж настойчивым тоном произносит:

- Подождите, инспектор, я не совсем понял смысл...

Живраль терпеливо повторил:

- Записные книжки, что сейчас у вас... Тайная бухгалтерия Жюльена Куртуа...

- Да...

- Вы по-прежнему собираетесь возбудить дело против мужа вашей сестры, не так ли?

- Разумеется...

- Ну вот, все очень просто... Вам не придется беспокоиться. Мой коллега зайдет к вам и заберет их. Дормаль. Вы не забудете имя? Дормаль.

- Хорошо, Дормаль. Но чего я не понимаю, это... - Он увидел Жанну и прервал фразу. - А, вот жена вернулась! Сейчас она нам скажет, здесь ли мадам Куртуа.

Жанна пожала плечами.

- Здесь. Спит сном праведника.

- Ну, я же вам говорил, инспектор. Она спит. Она не выходила из дома. Не объясните ли вы мне теперь...

- Спасибо, - ответил Живраль.

- Алло! Алло!

Открыв от изумления рот, Жорж смотрел на трубку с таким видом, будто собирался выяснить у нее причину подобной неучтивости.

- Ты представляешь, он повесил трубку.

- Он что-то от тебя скрывает, - сказала Жанна, вновь укладываясь в постель.

- Ну что он может скрывать? Что обнаружил его в морге? Тогда бы ему не нужны были записные книжки.

- Какие записные книжки?

- Бухгалтерия Жюльена. За ними придет полицейский.

- Ты по-прежнему собираешься разорить его?

Жорж развел руками:

- Не знаю, дорогая, ну что тебе сказать?

Жанна сделала над собой усилие, чтобы заговорить спокойным тоном:

- Во всяком случае, если б он что-то обнаружил, он не стал бы звонить и спрашивать, есть ли новости у тебя.

Жорж закашлялся:

- Возможно. Теперь спи, еще рано.

Натянув одеяло, он стал ворочаться с боку на бок, испуская глубокие вздохи:

- Черт побери!

- К чему бы этот звонок? - спросила Жанна.

- А я знаю? Ради удовольствия разбудить ни свет ни заря порядочных людей.

- Он ничего не сказал тебе, пока я ходила смотреть, здесь ли Женевьева?

- Ничего, кроме того, что ты слышала или поняла. Много бы я дал, чтобы схватили этого мерзавца!

- Да, разумеется. Ведь во всем виноват только он один! А твоя святая сестрица тут ни при чем? Не она довела его до этого, не она так или иначе толкала его на все эти обманы! Из-за этой вздорной бабенки весь свет перевернулся вверх дном, а за бедным парнем, который ничуть не хуже других, гонится полиция, как за преступником.

- Он и есть преступник! Если б ты знала, сколько он у меня украл!

- Ах нет! Прошу тебя, не начинай снова. Подумать только, она сама, его жена, которая утверждает, что любит мужа, отдала тебе эти документы! Твоя сестра - подлая женщина!

Жорж в изумлении смотрел на жену:

- Да что в конце концов тебе сделала Женевьева?

- Мне - ничего. Не мне, а нам, Жюльену.

- Это несчастная женщина, совершенно не приспособленная к жизни.

- Из тех несчастных, которые не в состоянии жить самостоятельно, но зато умеют очень хорошо портить жизнь другим, если только другие не вертятся вокруг них!

Он хотел возразить, но Жанна жестом велела ему замолчать:

- Ладно. Спи. Нет смысла спорить на эту тему.

Жорж не стал настаивать. Когда у Жанны такой голос и этот взгляд, лучше промолчать. Повернувшись друг к другу спиной, они старались уснуть.

- Ты спишь? - тихо спросил Жорж через некоторое время.

Жанна лежала с открытыми глазами, но не ответила мужу.

Фред чуть похрапывал.

Тереза, закинув руки за голову, рассматривала потолок своей комнатки. Кое-где штукатурка облупилась. Тереза вздохнула. Ей нравилась эта комната. Каждый уголок здесь был украшен с любовью и изобретательностью стесненных в средствах людей. Даже после беспорядка, который внес сюда Фред, все было чисто, прибрано. Диван-кровать у стены, встроенная кухня в углу: рядом с крошечной мойкой стол из белого дерева, на котором газовая плитка; окошко под самой крышей и цветы...

Этажерка, на которой когда-то стояло штук двадцать книг, а теперь осталось два одиноких толстых тома Concise Oxford Dictionary*, сохранившихся с тех времен, когда Фред собрался писать сравнительный анализ английского и французского языков. Дальше названия дело не пошло.

______________

* Краткий Оксфордский словарь (англ.).

У Терезы было странное чувство, будто она видит свою комнатку в последний раз.

"Он не мог успеть съездить в Париж, повидать отца и вернуться. Он меня обманул".

К тому же у отца не было никаких причин подарить Фреду еще и золотые часы, которые сейчас лежали на тумбочке.

Задним числом она обратила внимание на одну деталь. Фред сказал, будто отец дал ему купюру в десять тысяч франков и пять купюр по тысяче. Однако в пачке, которую она видела, денег было значительно больше.

Приподнявшись на локте, она взглянула на спящего юношу. Он и во сне, казалось, страдал: губы приоткрыты, как бы моля о пощаде, веки крепко сомкнуты, словно плотный занавес, ограждающий от реальности. Повернувшись к Фреду спиной, Тереза дотянулась до его пиджака, висевшего на стуле рядом с кроватью, и залезла в карман. Бумажник. У Фреда не было бумажника. Подарок отца? Почему бы и нет, в конце концов?

Она хотела положить его на место, но передумала.

Левое отделение было предназначено для денег. Правое состояло из прозрачных кармашков для документов, фотографий. На одной из них Тереза тут же узнала ту пару. Она ожидала этого. Владелец трейлера и его жена. Девушка совсем не удивилась. Ее удивляло скорее, что она знала все еще тогда, когда они бежали из Марли.

- Фред! - тихо позвала она, в голосе ее звучал упрек.

Фред жалобно застонал во сне, как щенок, которому что-то приснилось. Тереза уронила бумажник и, вся дрожа, сцепила руки. Опустив ноги с кровати, она сунула руку в задний карман брюк Фреда и вытащила оттуда деньги. Несколько десятков купюр по десять тысяч франков. Она заплакала, не испытывая горя, вытирая слезы тыльной стороной ладони, сама того не замечая, с фатализмом, свойственным бесхитростным душам, которые несут в себе уверенность: "Это было бы слишком здорово, это должно было так кончиться".

- Что ты там делаешь? - спросил Фред, едва ворочая языком, не открывая глаз.

- Ничего, спи, милый, спи...

Он повернулся к ней спиной и мирно захрапел.

Тереза схватила часы. Это были великолепные золотые швейцарские часы. Она с трудом прочла надпись, выгравированную на крышке: "Педро от его Жермены". Рыдание сдавило ей горло. Ее затошнило, она побежала к умывальнику.

Несмотря на то что Тереза была лишь в рубашке, а в комнате было холодно, она вся покрылась потом. Обхватив голову руками, она пыталась спокойно размышлять. Она все еще держала в руке часы, и их тиканье у самого ее уха стало невыносимым. Через открытое окно Тереза видела вокруг одни крыши. Она размахнулась и бросила часы - эту улику - в окно, как можно дальше от того, кого она хотела защитить. Они ударились о балюстраду, отскочили и упали на тротуар.

Тереза высунулась в окно, но ничего внизу не разглядела. "Ну и ладно, подумала она, - никому в голову не придет одно с другим связать".

Тихо, чтобы не разбудить Фреда, сохраняя полное спокойствие, Тереза чиркнула спичкой и зажгла газ. В рассветном полумраке заплясали голубые язычки пламени. Тереза взяла тарелку, случайно задела стоящее рядом блюдце. Она повернула голову, но Фред не проснулся.

Она сама еще не понимала, что приняла решение.

Тереза брала по две-три купюры и сжигала их в тарелке. Глядя, как сгорают деньги, которые могли бы ей помочь, она не испытывала ни малейшего сожаления. Затем наступил черед бумажника и всего его содержимого. Кожа долго не загоралась, зато кармашки из целлофана вспыхнули сразу.

С тарелкой в руках Тереза вышла в коридор, темный и пустой. Она дошла до туалета на лестничной площадке, закрыла за собой дверь на задвижку, высыпала пепел в унитаз и спустила воду. От волнения она чуть не потеряла сознание. Голова закружилась, и она прислонилась лбом к матовому стеклу двери. Она гладила свой живот и бормотала: "Теперь не время, мой милый малыш... Сейчас все будет кончено..."