Апельсинчики, витаминчики… - Михаил Кокшенов

— Да их двенадцать!

Тут такое началось. Зрители на поле повыскакивали, судья свистком прямо захлебнулся, а тренер швейников Петра Васильевича за грудки взял и трясет.

В общем полное фиаско потерпели, и самое обидное, что за две минуты до конца.

Короче говоря, сняли Петра Васильевича. Мы по-прежнему, плетемся в конце турнирной таблицы и играем по старой схеме.

Почем!

Жора Завидов мечтал попасть за границу. Ну хоть куда, хоть в самую что ни на есть захудалую, но только чтоб туда, в ее. Ведь там у всех все, там у них шейк, там у них секс, и этот, как его, стриптиз непосредственно демонстрируют.

А жвачки — хоть обжуйся, и самое главное, джинсы продают настоящие американские с маркой на заду. Во! Ну хоть куда бы прорваться, чтобы своим глазком глянуть. Кругом все ездят, все видят, все покупают.

— А я что, рыжий? — решил Жора и стал готовиться.

Во-первых, выучил на всех языках слово — почем? Потом бросился в местком.

— Дайте путевку, — закричал он, — хочу приобщиться. Все вон по Канадам и Кольдельерам разъезжают, а я недавно только в Бобруйск впервые в жизни попал. Хочу сравнить за и против. Хочу всю заграницу эту, руками пощупать, ногами потоптать.

— А чего! — говорят. — Выделим.

— Куда хочешь? — спрашивают.

— А мне все равно, только бы заграница.

— В Никарагуа, хочешь?

— Далеко?

— Порядочно.

— Дальше Бобруйска?

— Километров на сто.

— Годится.

— Бери!

— Давай!

— Езжай!

— Спасибо!

— Попутный ветер!

Самолет шел на посадку. Жора, расплющив лицо о стекло иллюминатора, смотрел на приближающуюся заграницу. На бетонной дорожке аэродрома Жора увидел коробку от заграничных сигарет.

— Началось!

И Жора помчался по загранице. Ой! Все в джинсах с марками? Во живут. Ой! И все жуют!

Ну, жизнь!

Ой! Тетенька, прямо-таки в чем мать родила, улыбалась ему с афиши.

Сто девушек, — с трудом перевел Жора.

Во живут!!! Чего себе позволяют!

Витрины зазывно орали. Жора прибавил шагу.

— Ой, ой! Надо же! Мать честная! — Две недели промчались, как занятое такси.

Другим, другим человеком садился в отлетающий на родину самолет, прижимая к себе чемоданную заграницу. У него теперь четыре жвачки, три авторучки, две водолазки, а, главное, джинсы настоящие, американские, с маркой на заду.

Он все видел, все своими руками пощупал, и знает что почем!

Мяч

Вот смотрю я всякие соревнования, и вижу, что наблюдается некоторый застой в спорте. И знаете что виной? Мяч! Ведь мяч-то — это основа основ спорта. Краеугольный, так сказать, камень футбола, волейбола и прочих азартных игр. И что такое мяч? Мяч — это пузырь, шарик, со всех сторон одинаковый. И ничего в этом хорошего нет. Ничего! Вот кто придумал мяч? Не знаете? А я знаю. Мяч придумал какой-то исключительный лентяй. Да! Ведь мяч он какой? Его ткни тихонечко и он покатится. Покатился, покатился, покатился… Ну, прямо перпетум-мобиле! Разве это для спорта годится. Не годится.

Вот взять футбол. Ведь в футболе этот мяч посильнее ударь, он и полетел, и запрыгал. Попрыгал с головы на ногу, с ноги на голову и в ворота. Или еще куда. Где тут борьба, где неожиданности?

А будь, допустим, мяч квадратный. Тут его так просто не покатаешь, тут он сам не попрыгает, да и головой его особенно не ударишь, рискованно. Ну, а вратарю круглый мяч, вообще, одно удовольствие ловить. Пусть квадратный поймает.

Баскетбол. Так там же это кольцо под этот мяч специально и сделано. Бросил, и он там, ему и деваться некуда. Спорт!

А вот если мяч в баскетболе сделать колбасой. А? Тогда этой колбасой так просто не распорядишься, раз и в кольцо, раз и два очка. Нет, тогда за каждое очко надо будет попотеть. Вот!

А волейбол? Сейчас там круглым мячом что хотят творят — блоки, гасы, пасы, передачи, подачи. А сделай мяч в волейболе треугольный или в виде обувной коробки, совсем другое дело будет. Тут, как кто гасить соберется — все с площадки сразу разбегутся, а вдруг, ребром попадет. В общем намного интереснее будет. Короче говоря, для дальнейшего развития спорта надо форму мяча менять, и как можно скорее.

Хватит, поиграли кругленьким!

Рекорд

Решил один штангист побить рекорд.

Целый год к рекорду готовился пока соревнования не подошли. Подошли соревнования, вышел он на помост, взвалил рекордный вес на грудь и толкнул его без сучка, без задоринки.

Весь зал так и ахнул, заревел весь зал от восторга.

А он поднял штангу и не опускает.

Ему кричат: «Вес взят, опусти…»

А он держит.

Ему кричат: «Ты что, опускай, засчитали». — А он держит.

Товарищи к нему подошли.

— Вась, опускай, ведь ты рекорд побил.

А он отвечает:

— Побить-то побил, да еще удержать хочу.

И стоит. Час стоит, два стоит, уже соревнования кончились. Народ домой разошелся, а он все стоит и стоит.

День стоит, два стоит. Жена ему обедать носит, с ложки его кормит, а он все стоит — рекорд держит.

А тем временем в другом зале, его рекорд побили, а он все стоял и держал бывший рекорд. И было ему невдомек, что стоя на месте рекорд удержать нельзя.

О пении

Сколько лет я работаю на эстраде, и не перестаю восхищаться певцами-солистами. Отважные люди! Герои! Титаны! Ведь, правда, подумайте сами, какое это ответственное дело выходить один на один с залом и петь, иногда целый вечер. А! Смелость какая нужна, я уж не говорю о таланте! Ведь слова можно забыть, а кто подскажет — никто не подскажет, тут пой и пой. А сколько всяких мелодий помнить надо — ужас!

Уж если петь, то лучше в хоре. Дело спокойнее! Стоишь в массе, слова забудешь, не страшно — другие помнят, мелодию напутал — не беда. А если и то и другое забыл можно просто так рот раскрывать для видимости. Благодать! Я вот к чему пустился в рассуждения-то. Я ведь раньше тоже в певцы собирался, — выступал даже один раз, когда на флоте служил, был, значит, у нас концерт самодеятельности. Я лично песню приготовил с баянистом. Голос у меня хоть небольшой, но тембр зато приятный. Волновался страшно! Выхожу. Первый куплет пропел, припев пою и с ужасом чувствую, что второй куплет забыл, пою опять первый, думаю, может вспомню. Нет, ну совсем память отшибло. Так три раза первый куплет с припевом спел — в зале смех уже, а я чуть не бегом со сцены. Позор! Забегаю за кулисы, а мне старшина наш Щербак говорит, что же ты, товарищ, Иванов, слова-то не смог выучить. Я оправдываюсь.