Судьбы водят хоровод - Лана Барсукова

Это было по меньшей мере несправедливо. Сталина Иннокентьевна давно перешагнула пенсионный рубеж, она помнила, как рожали при царе Горохе. Обращалась к женщинам не иначе как «милочка» и «душечка». Хотя среди этих милочек были отъявленные стервы. Вместо курсов повышения квалификации она посещала церковь и дошла до демонстративного мракобесия – прямо в кабинете повесила икону. Настоящую икону, в потемневшем окладе.

У ее кабинета вечно собиралась очередь, потому что Сталина Иннокентьевна принимала женщин так, как будто работала не в государственном медицинском учреждении, а у себя на дому. На икону она смотрела чаще, чем на часы. При этом очередь не бузила, к главврачу с жалобами не бегала.

У Вероники Игнатьевны все обстояло с точностью до наоборот. Она была сравнительно молода – несколько лет назад ей исполнилось тридцать лет. В ее копилке золотую школьную медаль подпирал красный диплом медицинского института, и потому неудивительно, что она обладала выправкой ефрейтора и орлиным взором круглой отличницы. Вероника Игнатьевна выписывала научный журнал, непрерывно повышала свой профессиональный уровень, назначала пациенткам только современные препараты. Она работала четко и грамотно, как отлаженная производственная линия. Однако стоило Веронике Игнатьевне дать малейший повод, как очередная истеричка на стадии гормонального сбоя несла на нее кляузу главному врачу.

И начиналось. Главврач женской консультации вызывала к себе:

– Вероника Игнатьевна, вот опять. Опять на вас жалоба. Ну что же это? Вы же у нас молодой и самый перспективный специалист.

– Я права, – передернув плечиком, отвечала Вероника Игнатьевна. – Вы можете созвать консилиум, и я уверена, что мой метод лечения будет поддержан коллегами.

– Ну да, ну да, консилиум… Вы бы как-то помягче, что ли, объяснили той женщине…

– Простите, но я не обязана по совместительству быть еще и психологом. Я всего лишь врач-гинеколог.

– Ну да, ну да, психолог, гинеколог… Идите, – сдавалась главврач.

Вероника раздражалась на невежественных теток, которые носили в себе детей, но вместо квалифицированного медицинского сопровождения старались прорваться на участок Сталины Иннокентьевны. Говорят, они там даже сны обсуждали.

Вообще невежество бесило. Вот взять вчерашний день. Пришла одна такая. Ей четко и ясно говорят: «Синдром Дауна», а она стоит, моргает, не понимает. Ей опять: «Сбой в наборе хромосом». Как еще доходчивее объяснить? А она на своем простонародном диалекте: «Дурачок родится?» Ну как? Как с таким народом можно развивать высокотехнологичную медицину?

Вероника поняла, что работать в обычной женской консультации – не ее удел. Точнее, не ее потолок. Необходимо вырываться на другие просторы. Нужны столичные клиники, где ее квалификация будет по достоинству оценена.

Однако тут начинался сбой в наборе ее биографических хромосом. Предки не вложились в медицинскую профессию. Не было папы-академика или мамы-профессора. Сплошные пролетарии, разбавленные народной интеллигенцией на уровне учителей и бухгалтеров.

Иначе говоря, некому было замолвить за нее словечко. И тогда Вероника решила, что словечко скажет она сама, решительное и веское. И даже не одно, а много слов, стянутых жестким переплетом. Это будет ее диссертация. Такая диссертация, о которой непременно начнут говорить на высоких симпозиумах. Актуальная проблема и чистые, как слеза ребенка, выводы. Только такая диссертация может сыграть в ее биографии роль козырной карты.

Вероника думала о теме диссертации днем и ночью. Конечно, ночью она спала, но просыпалась утром и тут же получала отчет от бодрствующего мозга: «Ничего не придумано, продолжаю думать».

Спать Веронике никто не мешал. Она ложилась обычно по диагонали, чтобы получить хоть какое-то преимущество от своего одиночества. Укрывалась потеплее, подтыкала под себя одеяло, чтобы никакой сквозняк не напоминал про отсутствие мужчины в ее жизни.

К мужчинам Вероника относилась как к неразумным существам, не умеющим ценить истинные достоинства. Мужчины напоминали ей теток, сидящих в очереди в женской консультации. Все тетки хотели к Сталине Иннокентьевне, хотя не она была лучшим специалистом. И не хотели к Веронике Игнатьевне, хотя именно она, единственная в их посредственном трудовом коллективе, выписывала научный журнал. И даже читала его.

Мужчины вели себя похожим образом. Они предпочитали других женщин. Не лучших. Просто других. А лучшей была Вероника. По крайней мере, она искренне так считала. И даже могла бы это доказать с опорой на формальную логику. Но мужчины не хотели слушать доводы. Они хотели влюбиться, хоть чуть-чуть, хоть на денек, хоть на пару часов. Оттого велись на короткие юбки, на высокие каблуки, на подведенные глазки. Ну разве это разумно?

Вероника, осознав их ущербность, перестала думать о браке. Особенно сейчас, когда голова оказалась занятой кандидатской диссертацией. Она была в поиске. Но искала не мужчину, а тему диссертации.

Если долго искать, то что-то обязательно найдешь. Человек в поиске подобен магнитной стрелке, которая устремлена на север. Стрелка смотрит на север и весной, когда распускаются молодые клейкие листочки, и зимой, когда снежинки, как белая мошкара, облепляют все и всех. Для стрелки ничего этого нет, есть только север.

Вероника неотрывно думала о теме диссертации. Все, что предлагала ей врачебная практика, не годилось на роль козырной карты. Сплошное мелкотемье. А нужно было найти что-то простое, как правда, и нужное людям, как хлеб. Нужна такая тема, чтобы о ней, молодом враче, заговорили.

Она листала медицинские карты своих пациенток с азартом следователя. Где-то здесь, среди скучных описаний анамнеза и назначенных процедур таится великая медицинская тайна, разгадать которую может, точнее должна, Вероника.

И однажды ночью взнузданный мозг разбудил ее победной побудкой. Как молния сверкнула догадка. Ее величество тема предстала перед Вероникой во всем своем грандиозном великолепии.

Ранним утром, в предрассветной хмари, за пару часов до начала утреннего приема, Вероника Игнатьевна проникла в регистратуру. Она листала медицинские карты, делала пометки в своем блокноте, и карандаш в ее руках нервно отплясывал танец победителя.

Так и есть! Все сходится! Неразрешимый вопрос покорно лег в основание ее диссертации. Суть вопроса такова. Женщины, страдающие бесплодием, регулярно получали направление на курортное лечение. И вариантов, куда поехать, для женщин их городка было немного. Точнее, всего два. Бюрократические узоры сложились таким образом, что льготные путевки в их городе выделялись только на два курорта соответствующего профиля лечения. Оба курорта располагались недалеко от Минеральных Вод и назывались как братья-близнецы – «Ближний» и «Дальний». Но это было явное преувеличение, потому что расстояние между курортами, судя по карте, было всего ничего. Здравницы располагались на противоположных берегах озера, распятого на карте наподобие раздавленного таракана. Считалось, что условия лечения там практически одинаковые. Правда, в «Ближнем» недавно отремонтировали дом культуры, а в «Дальнем» уложили тротуарную плитку вместо разбитого