Ты + я - Надежда Нелидова

Подумал, плюнул, взял в кредит подержанную «семёрку» – ушёл на вольные хлеба. Официально оформляться не спешил: «Поль, ну буду я платить налог. Ну, купит себе мэр себе на эти деньги новое навороченное кресло, потому что, видите ли, его заднице в кресле меньше чем за тысячу баксов сидеть в падлу. А так я хоть мелкому обувку-одежонку справлю, садик оплачу».

…В центре у здания с колоннами, где находилось городское общество инвалидов, сели другие две женщины. Судя по знакам, которые они энергично делали Диме и друг другу, – глухонемые. Теперь в салоне резко пахло «Ландышем серебристым» и было очень тихо.

Но Дима в зеркало заднего вида видел, что они всю дорогу тоже «разговаривали». Как только одна прекращала оживлённую жестикуляцию, другая, буквально впитывающая каждое её «слово», в ответ быстро-быстро принималась шевелить губами, безмолвно вскрикивать, закатывать глаза и горячо прижимать руки к груди, складывать из пальцев таинственные шалашики и воротца.

Пожалуй, глухонемые пассажирки были гораздо болтливее первой пары.

– «Вкус сладкий и сочный, а-а-а… В Орбит Фруттини влюбилась я точно! А-а-а! Для нашей сладкой богини… Граци, бамбини!» Мам-пап! А что на яхте одна тётенька делает с тремя дядями?!

Поля метнулась к телевизору. Как вражескую амбразуру, заслонила собой экран: ну, можно же хоть в мультики не вставлять рекламу с групповухой!

– Дима, займи мелкого! У меня бельё докручивается.

У Димы шёл матч, и он придумал игру, не отрываясь от футбола. Лениво телом подпихивал Андрейку к краю, чтобы уронить с дивана. Андрейка не поддавался, пыхтел, барахтался таракашкой, цеплялся из последних силёнок, но упорно карабкался вверх, победно осёдлывал отца.

– Мам! – крикнул он запыхавшись. – Это мы играем в Спарту! Как будто я мальчик, и меня хочут сбросить со скалы в страшную глубокую пропасть на острые камни!

Тут отец и сын оба, запутавшись в подушках и пледе, рухнули на острые камни – на старый толстый ковёр. Успокоив, умыв и уложив Андрейку, Дима заглянул в ванную – там Поля выкладывала в таз бельё. Прорычал, сделав зверское лицо:

– Поль, а всё-таки: что на яхте делала одна тётенька с тремя мужиками?!

И щёлкнул задвижкой, несмотря на Полин панический шёпот, что у неё стирка, что Андрейка ещё не заснул…

С пассажирами негусто: в последнее время развелось таких же, как он, бедолаг-бомбил, как собак нерезаных. Заехать домой перекусить – Полька скинула СМС-ку: «Затеяла картофельный пирог с грибами и мясом, глотаем слюнки, ждём тебя».

Самое тяжкое время суток для водителей: вечер претворяется в ночь, все кошки серы. Сливаются в одну мутную пелену небо, воздух, земля, убегающее под колёса шоссе, редкие люди на обочине. В свете фар блеснул энергично машущий полосатый жезл, загорелись жестью светоотражательные полоски. Посреди дороги странно, под углом, стояла машина ДПС с выключенным проблесковым маячком.

Молодой, румяный от холода полицейский возбуждённо дохнул в окошко двойной жевательной мятой:

– На пешеходном сбит человек! Скорая застряла на объезде: кирпич, шоссе перерыто. Каждая минута дорога! Друган, подкинь до больницы.

Дима только успел выхватить из багажника кусок полиэтилена и бросить на новые велюровые чехлы. Заикнулся было: «Не надо бы в таком состоянии транспортировать…» На него грубо прикрикнул второй полицейский, постарше: «Кончай трындеть!»

Вместе, толкаясь и мешая друг другу, кое-как уместили на заднем сиденье тяжёлое, безвольно обвисшие тело, у которого будто рук-ног было в несколько раз больше положенного, которые болтались и за всё цеплялись. Как ни тёр Дима руки тряпками – они оставались липкими, будто вымоченными в крепком сахарном сиропе. В салоне металлически пахло кровью. Кровь – она и есть железо и сахар. Блин, испорчены новые чехлы.

Мятный полицейский сел рядом. Его напарник, запыхавшись, крикнул вслед:

– Гони в сто седьмую к Борисычу, я предупредил!

У приёмного покоя их уже ждали с носилками, стонущего человека куда-то унесли. Борисыч, заспанный взъерошенный доктор в мятом коротком халате, завёл Диму в кабинет. Померил давление:

– Зашкаливает! Гипертоник, что ли?

Дал таблетку, велел полежать на кушетке.

…Первое, что увидел Дима, выйдя во двор приёмного покоя: его белой «семёрки» не было. Не было «семёрки», как сквозь землю провалилась! И, пока он, морщась, недоумённо оглядывался – на запястьях звякнули наручники.

В зарешёченном «козлике» от того же молодого полицейского, открыто, просто и весело глядящего ему в глаза, Дима узнал следующую вещь: около часа назад в состоянии алкогольного опьянения он, Дима, превысил скорость и на красный свет совершил наезд на пешехода. Заметая следы, пытался вывезти пострадавшего в неизвестном направлении, но вовремя был задержан бдительными сотрудниками ДПС. В настоящее время его помятая машина, как вещдок, эвакуирована на штрафную стоянку.

Поля вот уже десять минут тщетно давила кнопку переговорного устройства у здания ОВД. Наконец, откликнулся голос:

– По повестке, к следователю? Пропуск есть? Так идите на КПП, там выпишут.

Поля дважды обогнула трёхметровую кирпичную, недавно возведённую стену, прежде чем обнаружила замаскировавшийся контрольно-пропускной пункт – вмурованную в стену каменную клеточку. Дежурный долго изучал повестку, потом Полин документ, удостоверяющий личность, заносил данные в журнал. Куда-то звонил, уточнял, заставлял Полю расписываться в журнале, выписывал бумажку. Только после этого заедающая вертушка долго, частями, больно ударяя по бокам и ногам, неохотно пропустила Полю в милицейский дворик.

– Господи, прямо в осаде сидите, – поразилась Поля. – От кого забаррикадировались-то?

– Угроза бандитизма и террористических актов, – буркнул дежурный.

– А людей, значит, один на один с бандитами и террористами?

Следователь оказалась соломенной блондинкой с жёстко начернёнными ресницами, в мини-юбке.

– Сразу скажу: влип ваш муж в историю. Пьянство за рулём, наезд на пешеходном переходе. Человеку нанесён тяжкий вред здоровью. Муж у вас давно занимается незаконным частным извозом? Пьёт?

– Кто, Дима?! В рот не берёт.

Следователь открыла дело:

– Медицинская экспертиза показала концентрацию алкоголя в крови 1, 7 промилле. В салоне обнаружена бутылка из-под водки и три пивных банки с отпечатками его пальцев… Из показаний потерпевшего Пыреева: помнит, что был сбит мчавшимся на высокой скорости автомобилем ВАЗ-2107 белого цвета. На следственном эксперименте сразу узнал сбившего его водителя. Да ваш муж и сам чистосердечно во всём признался.

Поле подписали пропуск и отпустили. Ей ещё много раз довелось ходить по этим узким нескончаемым коридорам, в конце которых смутно белели далёкие пятнышки окон. Влево и вправо отходило множество дверей в кабинетики, крошечные, на одного хозяина: с втиснутым столом, с двумя стульями, сейфом. По проекту, все кабинеты непременно отделялись друг от друга глухими толстыми стенами в три кирпича: криком кричи – никто не услышит. Идеальные кельи для отшельников, поклоны бить. Или инквизиторские пыточные камеры.

Хорошо бы, думала Поля, крепость эту освятить и отдать под монастырь. А полицейских-келейников переселить в большой прозрачный куб, ярко освещаемый по ночам, чтобы каждый прохожий шёл и видел как на ладони всё, что происходит внутри. И чтобы перегородки из лёгонького пластика, какие показывают в американских фильмах. Сразу видно, кто в прозрачных отсеках чем занят: кто анекдоты травит, кто на компьютере «косынку» раскладывает, кто шампанское пьёт и бутылки под стол складирует…

Телефон Пыреевой, жены пострадавшего, упорно сбрасывал звонки, а после вообще ушёл из зоны доступа. И всё же они встретились на узкой стёжке-дорожке. Поля шагала с отягощающей плечо сумкой. Пыреева несла навстречу порожние вёдра: она держала в деревне и откармливала поросят.

– Убийцы! – сходу заверещала Пыреева. – Мало вам? Ничего, в суде моральный и физический вред подсчитают, миллионом не отделаетесь! Откуда – не мои проблемы, хоть квартиру продавайте!

– Да вы же знаете, – худенькая Поля теснила большую Пырееву, храбро преграждая сумкой дорогу, – Дима никого не сбивал! Хоть здесь правду скажите, пока нас не слышат.

И Пыреева, оглянувшись, вплотную приблизила ожесточённое лицо, шёпотом зло выплюнула в отшатнувшееся лицо Поли:

– Пьяные менты сами его сбили. Да пригрозили нам, пригрозили: если, мол, жить хотите, держите язык за зубами. Не за себя – за детей страшно… – И уже громко: – У, колдунья! Не зря про тебя люди сказывают… И не жги, не жги своими болотными глазищами, не страшно!

– Стойте, – спохватившись, крикнула в энергично двигающую лопатками, удаляющуюся пыреевскую спину Поля. – У меня же к вам телеграмма! Я вас дома не застала!

Протянула грубый шероховатый бланк. Пыреева испуганно шила глазами по серым буквам, складывала в слова, тужилась понять. «Оля тяжело больна…»