Золото наших предков - Виктор Дьяков

6

При дележе совместной с Горбуновым «добычи» у Пашкова вновь возникла мысль поделиться и с Калиной. Но он опять раздумал. Нет, ему не было жалко, он просто побоялся, что Калина увидев сколько они с Горбуновым «взяли», и опять же, учитывая его близость к руководству фирмы, может повести себя непредсказуемо.

Пашков три дня выносил свою «долю», а потом уже дома «очищал» платы от «золотых» деталей. Когда после своего очередного визита на Рождественку, он принёс домой сразу аж шестьсот сорок долларов… Настя привычно посетовала, что надо быть осторожнее, но уже куда спокойнее. Она довольно быстро привыкла к «диким» для обычных бывших «совков» деньгам.

– Надо что-то покупать… сначала… – взахлёб планировала Настя. Наличие свободных денег вызывало у неё естественное желание эти деньги тратить.

Пашков же нанёс очередной визит Матвееву. После передряг на работе он постоянно нуждался в отдушине, в уходе от этой ежеминутно давящей действительности. Пашков шёл к профессору и слушал его лекции по искусству. Ему это помогало больше, чем что-либо другое…

– Ну, как ваше впечатление, Сергей, после нашего разговора об искусстве русского средневековья? Вы прочитали книгу, которую я вам дал?

– Да всю… Кое-что я и раньше слышал, о Рублёве, например, фильм смотрел, Тарковского кажется, «Троицу» в Третьяковке видел. Но то, что существовало столько художественных школ понятия не имел. Для меня что Новгородские церкви, что Владимирские, всё едино было. О Феофане Греке, кажется, что-то слышал, а вот о Дионисии, впервые, и про Строгановскую школу, о Симоне Ушакове… Я даже то, что Кремль в основном итальянские архитекторы строили не знал, – откровенно признался Пашков.

– Да, итальянцы, – задумчиво произнёс профессор. – Удивительно, великие московские князья, в общем-то далёкие от культуры люди, а догадались пригласить лучших зодчих того времени, Аристотеля Фиорованти, Бон Фрязина, Пьетро Салари, Марио Руффо. А нынешние правители с так называемым высшим образованием для реставрации творений тех великих мастеров наняли компанию албанского жулика. За дешевизной погнались. Ведь всё равно потом дороже обойдётся. Даже говорить об этом противно. Всё это рецидивы советского образования. На одной физике с математикой хотели в рай, в так называемый коммунизм въехать… Кстати об итальянцах. Сегодня нам целесообразно поговорить об искусстве эпохи Возрождения. Эту тема основополагающая. Что вы знаете о Возрождении?

– Так на вскидку, наверное, и не скажу. Разве что некоторые имена вспомню… сейчас… ну да Леонардо да Винчи… дальше… помнил ведь… нет забыл, – напрягал память Пашков, но ничего больше так и не вспомнил.

– Ну, хорошо. А какие произведения Леонардо да Винчи вы знаете?

– Ну эту… как её… Мона Лиза.

– Ну что ж, не так уж плохо. Когда я задаю этот вопрос студентам до соответствующей лекции и только что закончившим школу, они в подавляющем большинстве не могут назвать ни Леонардо, ни Моны Лизы.

– Если честно, я после школы тоже ничего не знал.

– Ладно, оставим это на совести составителей школьных программ. Слушайте теперь меня. Художники данной эпохи свою деятельность осознавали как возрождение античной культуры. В действительности культура Возрождения существенно отличалась от античной, потому что возникла как итог развития средневековой культуры. В центре внимания здесь оказывается не природно-космическая жизнь антики, но и не средневековые Бог и идея спасения, а человек. Это способствовало становлению в эпоху Возрождения мировоззрения гуманизма, проникнутого прежде всего заботой о благе людей, уважения человеческого достоинства… Вы знакомы с хранологической периодизацией эпохи Возрождения? Для вас что-нибудь говорят понятия Ранее Возрождение, Высокое, Позднее?

– Абсолютно ничего, – уже привычно признался Пашков.

– Искусство четырнадцатого века называется треченто, или протореннесанс. В эти годы происходило формирование самостоятельной итальянской культуры, символами которой стали Данте в литературе и Джотто в живописи. Наивысшего расцвета итальянское Возрождение достигло в пятнадцатом веке, так называемое кватроченто, это период Высокого Возрождения. Именно в эту эпоху творили Леонардо, Рафаель и Микельанджело одни из величайших деятелей культуру всех времён и народов. Если говорить точнее, эпоха Высокого Возрождения захватывает и начало шестнадцатого века, до 1527 года, когда Рим захватили испанцы и австрийцы, а чуть позднее пала республика во Флоренции. Кстати, по этому историческому событию был снят совместный советско-итальянский фильм «Золото». Там снимались Франко Неро, Смоктуновский и Абдулов. Не смотрели?

– Постойте… – Пашков задумался… – Да-да… кажется помню… Это там Абдулов водит на верёвке пленного художника?

– Совершенно верно, художника как раз Франко Неро и сыграл… Ну что ж, пойдём дальше. Шестнадцатый век, чинквиченто, или Позднее Возрождение. Здесь, прежде всего, надо упомянуть об искусстве Венеции, как переходном, захватившем по времени и Высокое и Позднее Возрождение. В Венеции творили художники Тициан, Джорджоне, Веронезе, а также великие зодчие Якопо Сенсавино и Андреа Палладио.

– Минуточку Виктор Михайлович. Эти художники, что вы перечислили… Я где-то видел репродукции из собрания Дрезденской галереи. «Спящая Венера», эту картину кажется кто-то из них нарисовал?

– Не нарисовал, а написал… Совершенно верно это Джорджоне, полное имя которого Джорджо Барбарелли де Костельфранко.

– И Тициан, я где-то и его репродукции видел… Красивых женщин они рисовали. Правда сейчас каноны красоты сильно изменились и такие пышные бабы не в моде.

– Это не верно, красота она всегда красота, а насчёт пышнотелости, крупных формах… Это вы немного путаете, такая тенденция имела место не в итальянском искусстве, а в Нидерландах и несколько позднее, вы Рубенса в виду имеете.

– А разве у итальянцев не то же самое?… У вас тут репродукции… давайте ту же «Венеру» посмотрим… она, насколько я помню, совсем не худенькая… – Пашков взял в руки протянутый профессором альбом.

– Ну, что вы Сергей, итальянцы в то время писали своих богинь пухлыми, тёплыми, но не крупными. Если рубенсовских женщин вполне можно, образно говоря, запрягать в телегу, и они, что называется, попрут её, то итальянских богинь нет. Они органично смотрятся под балдахином, на атласном ложе, но не на какой-нибудь работе, как прачки Домье, и не в сражении, как у Делакруа. Помните его известную картину «Свобода на баррикадах», её в советских учебниках очень любили тиражировать? Богини итальянских мастеров слишком уж нежные, хоть вы и верно заметили, далеко не худенькие, – профессор улыбался, глядя на сосредоточенно рассматривающего репродукцию в альбоме Пашкова.

– Пожалуй, вы правы, – улыбнулся в ответ и Пашков, – действительно Рубенс это… на него скорее всего наш Кустодиев очень похож.

– Ни в коем случае, хотя этого же мнения придерживаются многие искусствоведы. Его даже называют русским Рубенсом, но я не разделяю эту точку зрения. Я куда больше вижу общих черт у Кустодиева с Тицианом, нежели с Рубенсом. Посмотрите его «Красавицу», – профессор достал с полки ещё один альбом репродукций.

– Да, я помню… – Пашков листал альбом, – она такая здоровенная на перине сидит…

– Верно… У Рубенса, пожалуй, даже помельче будут. Но в ту же телегу эту красавицу можно запрячь?

– Ну не знаю… у меня всё-таки не такой в этом плане опытный взгляд как у вас, – колебался Пашков.

– При чём здесь опыт. Женскую красоту, прежде всего, может оценить мужчина, причём мужчина физически и психически здоровый, не отягощённый какими-нибудь условностями, типа моды, общественного мнения и так далее. Вот как она вам чисто с мужской точки зрения?

– Не знаю… по моему она всё-таки слишком тяжеловата… телегу наверное сопрёт… – рассмеялся Пашков.

– Да нет Сергей… Рубенс ведь часто писал с простолюдинок, за исключением случаев, когда ему позировала его последняя жена Елена Фроумен. Потому у него такие типажи, по-крестьянски мощные, в них явно недостаёт женственности. А Кустодиев ведь купчих в основном писал. И «Красавица», это ведь купчиха в своей спальне, а не крестьянка. Да она крупна, потому что здоровая от природы, да ещё явно перекормлена… Но присмотритесь, она очень женственна, нежна, совсем как богини Тициана и Джорджоне…

– Виктор Михайлович, тут я с вами в одном не соглашусь… нет, насчёт «Красавицы» вы конечно тоже видимо правы… Но вот насчёт крестьянок… вы говорите, что они должны быть по рабочему мощными… Но я что-то ни на одной картине наших старых художников таковых не видел.

– Правильно Сергей, мощь телосложения если человек тяжело работает, бывает только в случае, если он хорошо питается. А у нас разве крестьяне питались когда-нибудь хорошо… хоть при крепостном праве, хоть при колхозном? Потому у нас такие и типажи сухопарые… Вы видели картину Серебряковой «Баня»? – Матвеев пошарил по полкам, но соответствующего альбома не обнаружил. – Там изображена сельская баня, крестьянские девушки моются… Я вам обязательно найду, и вы потом их с «Красавицей» сравните и сразу наглядно увидите, кто на Руси до революции жил хорошо и ел вволю… Тогда хоть кто-то, купцы, дворяне, а при Советах вообще единицы. Кстати, у нас почему-то не принято внешность ставить в прямую зависимость от питания. Об образе жизни ещё говорят, а то как питается человек, от этого ведь во многом и зависит образ жизни, как-то стыдятся упоминать. Вот вы разбираетесь в свином сале? – задал неожиданный вопрос профессор.