Партнер для танго - Вера Копейко

— Я заметил, что деньги на науку дают тогда, когда появляется опасность потерять больше, — усмехнулся Антон.

Мать кивнула.

— Но, поскольку до сих пор не открыли саму тайну старения, придется потрудиться. — Она отвернулась от экрана, закинула руки за голову и откатилась на кресле от стола. — Давай-ка выпьем чаю. — Воткнула вилку чайника в розетку. Потом, ожидая, когда он закипит, сложила руки на груди и сказала: — Я все чаще склоняюсь к мысли о правоте тех, кто считает, что наши клетки не умирают от старости. Они кончают самоубийством.

— Ты называешь это так? — удивился Антон.

— Да. Смерть клетки запрограммирована. Она умирает точно так же, как осенью листья на деревьях.

— Ты считаешь, в каждом из нас заложена программа не только на жизнь, но и на смерть? — спросил Антон.

— Я согласна с теми, кто считает, что, исполнив репродуктивные функции, родив себе подобных, организм запускает механизм быстрого старения и гибели.

— Миссия окончена, забудьте? — Антон засмеялся. — Логично.

— Природа, я полагаю, — продолжала Нина Степановна, — защищает организм, пока он не достигнет возраста самовоспроизводства. Когда свершилось и когда есть, кому жить дальше, она включает механизм, с помощью которого освобождается место молодому.

— Стало быть, природе не нужно, чтобы человек жил бесконечно долго? Тогда как быть с социальным заказом — найти лекарство от старости? — В голосе Антона слышалась насмешка. — Ты ведь взяла грант под эти поиски?

— Но я не обещала лекарство. — Нина Степановна поморщилась. — Я обещала детально исследовать процесс старения. Если найдем, мы узнаем способ, как замедлить его.

— Понимаю, замедлить процесс старения, — уточнил Антон.

— Что мы и делаем. Что делаешь лично ты, отслеживая биологический возраст ребенка.

— Если я правильно тебя понял, — говорил Антон, — то запуск процесса самоубийства клеток происходит после сорока лет. Значит, нужно перепрограммировать систему. Отменить механизм запуска на саморазрушение.

— Да. Тогда выигрыш может составить десять, а может быть, двадцать лет. Но все это пока прожекты. Мы часто ошибаемся, принимая желаемое за действительное. В одном английском научном журнале я увидела пословицу и перевела ее так: «Если Мать Природа до нас не доберется, то Отец Время — обязательно».

— Оптимизмом она не дышит, — рассмеялся Антон.

— Но придется продолжить работу. Хотя мы чего-то, конечно, не успеем. Как и все люди на свете…

— Даже чаю выпить, — проворчал Антон, указывая на взволновавшийся чайник, — если вся вода перейдет в парообразное состояние.

Мать быстро выдернула вилку из розетки.

— Мы не позволим.

15

Зоя Павловна шла вдоль берега моря, по мелкому твердому песку. Она рассматривала свои ноги — надо же, как давно не видела их босыми. Маленькие, почти детские. Она всегда с трудом подбирала себе обувь. Однажды, в самом начале жизни на Ленинском, Виктор принес коробку.

— Примерь. Впору или нет? — подал ей.

Она открыла и увидела черные лодочки, маленькие, как игрушечные. Она села на диван, быстро надела правую туфельку, потом левую.

— Надо же, угадал, — пробормотала она, краснея от удовольствия. То было время, когда магазины не ломились от вещей. — Спасибо, — сказала Зоя, глядя мужу в глаза.

— Угадал? — повторил он со странной интонацией, — Ты так думаешь?

Тогда она не обратила внимания на его слова, обрадованная подарком. Они недавно поженились, и Зоя, как теперь понимает, видела не его, а себя — замужней. Будь на ее месте не такая девчонка, а хоть что-то понимающая женщина, она бы получше вникала в то, что слышит.

С другой стороны, размышляла Зоя Павловна, может быть, эта полудетская глухота спасла ее от еще большей печали.

Она шла по песку все дальше, ласковая морская вода сначала плескалась под ноги, потом омывала по щиколотку. У нее до сих пор красивая стопа, ровная, без всяких шишек на пальцах, хотя из-за танцев на каблуках, начатых довольно рано, могла испортиться. У Ирины совсем другая — по-отцовски широкая и большая.

Как странно, она провела здесь пять дней и, наконец, поняла все? Пять — тот же символ, под которым она выросла. Все всегда на пять такую оценку требовала мать. Школа, университет, Москва, муж, ребенок. Вот пять единиц успеха, предписанного сценарием, который с рождения, а скорее всего, еще до него, сочинила для нее мать.

Когда матери не стало, Зоя Павловна не могла прийти в себя. Кому теперь нужны ее успехи? Она помнит, как краснела от удовольствия, слушая уверенный бодрый голос матери:

— Да, Зоюшка поступила в университет… Вышла. Вышла замуж. Он? Москвич, разумеется. Ха-ха. И квартира. На Ле-нин-ском, — по слогам произносила она, — проспекте. Дом? Кирпичный. Две комнаты. Высо-окие, — это о потолках. Могла ли быть полной картина московского счастья без потолков три метра семьдесят сантиметров?

Мать клала трубку и смеялась.

— Все расспросили, во все вникли. Ну-ка, посчитай сама, Зоя, сколько твоих одноклассников в Москве? Сколько девчонок замужем за москвичами? А сколько, — мать, казалось, не могла дышать полной грудью, так ее распирало от счастья, — сколько молоденьких жен едут — даже из Москвы — с мужем за границу? Работать — за границу?

Тогда Зоя жила как в тумане. Да зачем ей ясность? Матери, вот кому она нужна. Маргарита Федоровна знала все, что надо делать. Зоя сдавала сессию, потом следующую… Потом рождение дочери… Потом — Вьетнам… Потом — московская жизнь, которой управляла мать. До самой смерти. Она терла морковку к обеду и упала. Геморрагический инсульт. Не приходя в себя, умерла в больнице на пятый день. Именно так, на пятый. У каждого свое число.

Отплакав, отгоревав, Зоя огляделась. Увидела то, чего не видела прежде.

Сначала — дочь, которая, впившись немигающим взглядом в экран компьютера, скачивала из Интернета курсовую по немецкой филологии. На самом деле Ирина не хотела никакой филологии. Она сама не знала, чего хотела. Но бабушка проектировала и ее будущее. Билетом в него она считала диплом. Не важно какой. На бюджетное отделение Ирину удалось устроить только в педагогический.

Зоя Павловна не часто видела мужа, он месяцами сидел на своей метеостанции в тульских лесах. На похороны тещи приехал, и она увидела его. Иначе. Господи, да кто ей этот мужчина, с волосами, цвет которых игриво называют соль с перцем?

Она наморщила нос, вспомнила, как однажды он уже удивил ее. Зоя родила Ирину и приехала с ней во Вьетнам. Увидела мужа и потеряла дар речи. У него выкрошились два передних зуба, как будто он вынашивал дочь, как будто ему не хватило кальция.