Иволга и вольный Ветер - Галина Валентиновна Чередий

ладонями под ягодицы и вошёл, смешав очередную волну удовольствия с болью от почти чрезмерной наполненности. Я снова хрипло закричала, и даже, кажется, упёрлась ему в грудь руками.

— Да, я знаю… ты привыкнешь… — прохрипел Егор и, не давая мне на это самое привыкание ни минуты, отступил и ударил бедрами снова, делая проникновение ещё более глубоким, а потом и замолотил, погнавшись за своим удовольствием.

Его было во мне так много, толчки выходили такими мощными, почти по животному грубыми, но поразительным образом первоначальная боль с каждым этим грубым вторжением стала преображаться в то самое удовольствие, что сотворили пальцы Егора только что, пусть и как-то по-иному. Меня опять потянуло из собственного тела, голова опустела для всего, кроме затопляющего мозг бескрайнего удовольствия, и я обвилась вся вокруг сильного мужского тела, мощно толкающего меня в новую эйфорию.

— Да-да, вот так, сжимай… выжми меня досуха… — зарычал Ветров у моего уха, стиснул ягодицы до боли и чуть поменял угол вторжения, врываясь до предела, отчего меня тут же снесло и забило в экстазе. — Вот так? Та-а-ак! Охеренно… ты охеренная… у меня башня в огне, член в раю…Вынимать не буду… до хромоты затрахаю… давай… давай-давай-давай, полетели-и-и!

Второй раз все было ещё мощнее и дольше, чем в первый, потому что я уже знала и не сопротивлялась, а Ветров все никак не останавливался, для и для эти запредельные ощущения. А когда наконец остановился, сладкие волны-воспоминания ещё накатывали и накатывали, медленно затухая, сначала заставляя вздрагивать, а потом просто убаюкивающе омывая сладостью изнутри.

А потом я уснула. Ненадолго, но так глубоко, что даже не почувствовала, как Егор встал. Открыла глаза, услышав, как он замычал, а потом и тихо выругался.

Совершенно голый, Ветров стоял у ведра с водой с кружкой в одной руке, а другую прижимал к горлу, морщась.

— Ну она же холодная, тебе нельзя с больным горлом! — возмутилась, мигом сбрасывая сонную истому и села, потянув за собой покрывало с дивана. — Чай давай лучше сделаю.

Невольно схватилась за собственный подбородок, ощутив в нем импульс боли. Ощупала бегло, но вроде опухоли и сильного отека нет, хотя ощущения не особо приятные.

— Да ну его нафиг! Обнаженной у печки крутиться чревато ожогами, — отмахнулся Егор и сделал жест рукой, как будто что-то требуя от меня.

— Что? — не поняла я.

Я упорно старалась смотреть ему в лицо, но зрение не тоннельная штука, так что игнорировать факт его бесстыдной обнаженки полностью не выходило. И мало я разве парней Орионовских по пояс голых видела, когда они запросто футболки после тренировок с себя сдирали, но все как-то мимо сознания проходило. Никогда не приходилось с чем-то непонятным в себе бороться, чтобы взгляд не стекал неизбежно по широкой груди в негустой темной поросли к мужскому твердому животу, где та становилась узкой дорожкой. Чертовой дорожкой, по которой глаза так и норовили сбежать к… тому, что… эммм… внушало даже сейчас. Потому что это мало походило на “состояние полного покоя”, в коем ему, вроде как, стоило пребывать, после случившегося только что.

— Убери чёртову тряпку. Я хочу жрать тебя глазами целый день, Валюш, — велел Егор таким тоном, будто имел на это право.

— Размечтался! А вдруг мелкие мои нагрянут, а я тут голая? И тебе стоит одеться.

— Не голая, а восхитительно обнаженная. А дверь мы запрем, никого не пустим, потому что будем снова трахаться, так что гости нам не нужны.

И следуя своим словам, он подошёл к двери и запер ее на задвижку. И развернувшись, пошел на меня, нахально демонстрируя, что до его готовности к “снова трахаться” всего ничего осталось. Собственно даже вообще ничего.

— Мои братья и сестры не гости, — опомнившись от завороженного созерцания надвигающегося на меня все более упруго покачивающегося члена, я почти панически заметалась взглядом по комнате. — И не собираюсь я от них запираться. Вырвуться ко мне покушать забежать, а у меня дверь заперта. Как я им это объяснить смогла бы?

— А с какой стати ты должна кому-то что-то объяснять, тем более каким-то соплякам? И у них родителей нет разве, чтобы ты время свое тратила?

— Ты не знаешь ничего. И при чем тут время, когда речь о родных людях?

— Не знаю и ладно. — Егор остановился передо мной, отобрал-таки покрывало и потянул за руку, заставляя встать. Привлек к себе, крепко, чтобы я хорошо ощущала его стремительно обретающий полную массивную твердость ствол, и взял нежно за подбородок, заставив посмотреть себе в лицо. Вторая его рука скользнула с талии на ягодицы, а потом самым бесстыжим образом пальцы пробежалась между ними и под мое “ох!”, нырнули к ещё очень влажному входу, не проникая, но обозначивая свое присутствие.

— Эй! — возмутилась я, взвиваясь на цыпочки, но сделала только хуже — наглые пальцы пробрались ещё дальше, и я оказалась практически усажена на руку Егора. И при каждом моем движении или даже резком вдохе он умудрялся задевать и так ещё растревоженные чувствительные точки. А движением он меня обеспечил, начав мягко переступать и раскачивать, увлекая, как в странном непристойном танце. — Перестань! Я не готова… так…

— Сделал больно? — Ветров застыл тут же на месте, как окаменев. — Я почувствовал. У тебя давно мужчины не было? Тесная такая и как порох. Горячая и жадная внутри. Меня, трындец как, унесло от этого.

“Жадная внутри”?!!!

— Слушай, я не собираюсь с тобой такое обсуждать! — мгновенно вспыхнула и стала отпихивать его руку всерьез.

С Яшкой ничего такого не было. В смысле, он никогда не говорил, какая я там. Да он вообще не говорил в процессе, дышал, точнее сопел. И пальцами ничего подобного не творил, касался меня там разве что случайно, когда направлял себя. Да и размер у него был куда как скромнее. Двигался медленнее, не проникал так глубоко, не менял угол, подхватывая под ягодицы, как это сделал Егор. Но кто о таком говорит?

— Какое? — Егор легко меня отпустил, но совсем не отстал. — Если я был слишком груб, то нормально сказать мне об этом. Ты меня дико заводишь, но я же не скот какой-то, Валь. Если нужна более долгая прелюдия, то я в состоянии тебе ее обеспечить, как и себя в процессе сдерживать. Ты предпочитаешь помягче, м?

Прелюдия… да ладно, я знаю что это. Но “более долгая”? Вспоминая, что со мной и так творилось от поцелуев и ласк Ветрова, представить продление такой сладкой муки…

— Уффф! — схватилась я сначала за запылавшие щеки, а потом метнулась