Крейсера - Валентин Пикуль

Возгласы сигнальщиков посыпались разом:

– Правый борт, курсовой тридцать – тень!

– Вижу ясно. Типа «Ниитака». Трехтрубный.

– Господа, узнаю его – это крейсер «Цусима».

– Приятное имечко! Вот вам и Камимура…

(По данным японских штабов, ставших известными позже, крейсер «Цусима» уже целый час наблюдал за русскими кораблями, прежде чем они засекли его.) Низкая, словно при–жа–тая к воде тень крейсера пролетела куда-то во мгле, ис–че–зая…

Разом опустились бинокли, последовала реакция:

– Обнаружили! Ну теперь жди… навалятся.

– Не каркайте. Хотя и гадко, но… плевать.

– Три дыма сразу, – докладывали сигнальщики.

Японские транспорта, заметив русских, стали разбегаться в разные стороны. «Рюрик», «Громобой» и «Россия» кинулись в погоню. Небо наполнилось пасмурностью, пошел дождь. Тахометры в рубках отщелкивали возрастание оборотов винтов. Острота погони обострялась риском – от видимости японских берегов, от близости главных баз противника, откуда с минуты на минуту могли выставиться окованные броней «морды» вражеских кораблей. Отдаваясь качке, крейсера открыли огонь.

– Цель: войсковой транспорт «Идзумо-Мару»…

В трюмах этого «мару» дремали 18 осадных орудий фирмы Круппа, отлитых для сокрушения фортов Порт-Артура и для разгрома броненосцев эскадры Витгефта. «Громобой» старался бить под ватерлинию, чтобы не вызвать лишних жертв среди японцев, в панике бегавших по палубам. Крейсер подхватил из воды 105 человек вместе с офицерами. Из отчета: «По уходившим шлюпкам мы не стреляли по весьма понятному русскому человеку чувству – отсутствию излишней и бесполезной жестокости». Однако при этом было замечено, что иные японцы не желали спасаться, и, плавая в воде, они грозили крейсерам кулаками. Командир полка, плывший на «Идзумо-Мару», разорвал самурайское знамя и кинжалом вспорол себе живот.

– Еще два дыма… идут сюда! – доложили с вахты.

– Не теряйте из виду крейсер, – напомнил Трусов.

Крейсер «Цусима» вел себя странно: издали наблюдая за тем, как русские уничтожают японские корабли, ни малейшей попытки к их защите он не предпринял. Однако в аппаратах «Дюкретэ» слышали настойчивую работу его германских «Телефункенов», и Безобразов велел глушить радиопередачи, чтобы адмирал Камимура запутался в сигналах «Цусимы»… Капитан Салов в рубке «Рюрика» по справочникам Ллойда уже определил:

– Цель: «Хитаци-Мару», шеститысячник…

Транспорт был перегружен войсками гвардии из гарнизона Хиросимы, он спешил в Дальний, а командовал им английский капитан Кэмпбелл, сигнальщики даже разглядели его:

– Не япоша! Рыжий, будто барбос с улицы…

Как выяснилось после войны, сэр Джон Кэмпбелл, служивший японцам по найму за деньги, только вчера дал клятву в любом случае доставить в Дальний 1100 солдат и 320 лошадей. А потому на приказ остановиться он двинул громаду транспорта прямо на «Громобоя», чтобы таранить его всей массой корпуса. «Громобой» увернулся от удара, открыв огонь. Все четыре мачты «Хитаци-Мару» вздрагивали, как деревья в бурю. Когда стали таскать из воды пленных, вытащили и самого капитана Джона Кэмпбелла, которому Дабич учинил строгий выговор:

– Пытаясь таранить мой крейсер, вы, сэр, блестяще доказали свою храбрость, но вам, сэр, согласно русской поговорке, выпало пережить похмелье на чужом пиру.

«Хитаци-Мару», охваченный пожаром, ушел под воду. Флагманская «Россия» и «Рюрик» уже держали на своих мачтах международный сигнал, приказывая остановиться «Садо-Мару». На борт «Рюрика» поднялся капитан-лейтенант Комаку с переводчиком. Он сразу начал борьбу за выигрыш времени, убеждая каперанга Трусова в том, что на «Садо-Мару» более тысячи некомбатантов и 23 пассажира, среди них европейцы:

– Я прошу доблестных противников дать нам время, необходимое для спасения невинных людей…

Эскадра Камимуры находилась рядом, в бухте Озаки на Цусиме, и Комаку высчитывал время, потребное для подхода японских крейсеров… Трусова обмануть не удалось.

– Сколько вам потребно минут? – спросил он.

– Не минут – два часа, – заверил его Комаку.

Много! Между тем палуба «Садо-Мару» напоминала сцену в бедламе: там все перепуталось – и люди, и шлюпочные тали, и только военных не было видно. Трусов сказал, что Комаку останется в плену, а переводчика он отпустит.

– Мичманов Плазовского и Панафидина прошу отправиться на «Садо-Мару», дабы навести там порядок… Господин Комаку, из иллюминаторов вашего корабля вылетают разорванные бумаги?

– Я этого не наблюдаю, – ответил Комаку…

Поведение крейсера «Цусима», блуждавшего неподалеку, становилось уже подозрительным, от его антенн пучками отлетали искры радиотелеграфа, насыщая эфир призывными сигналами. Следовало торопиться, об этом напоминал и Безобразов… Два мичмана, два кузена, спрыгнули в катер!

………………………………………………………………………………………

Крейсера уже подбирали с воды некомбатантов, а палуба «Садо-Мару» вдруг стала наполняться японскими солдатами. Многие были пьяные – они шатались. С каким-то злорадством они глядели с высоты борта на подходящий катер, в котором всего-то два офицера и восемь матросов, сжимающих в кулаках жалкие револьверы. Хотя на талях еще висели шлюпки, но никто из пьяных комбатантов не желал ими воспользоваться для своего спасения. На «Садо-Мару» находилось около 1500 солдат, лошади, понтонный парк и, кажется, осадный. «Офицеры, – писал очевидец, – были все поголовно пьяны, они покуривали сигареты, разгуливая по спардеку, и категорически отказались перейти к нам» (то есть на русские корабли).

Восемь матросов молчали, предчувствуя недоброе, а между кузенами возник диалог, который можно простить им:

– Укокошат! Их страшно много, и ты смотри, сколько здесь пьяных… Не повернуть ли, пока не поздно?

– Успеется. Они не покинут своего корабля.

– Ты думаешь?

– Уверен. Они хоть и пьяные, но понимают, что отсюда до Сасебо – раз плюнуть, и, конечно, с минуты на минуту может прийти на выручку сам Камимура… если он в Озаки.

– Так что же нам делать?

– Подняться на палубу «Садо-Мару».

– Нас же там разорвут…

Все же поднялись! Никогда еще Панафидину не приходилось видеть столько пустых бутылок, которые грудами перекатывались в проходах. Мичмана просили японцев покинуть корабль.

– Ради собственного спасения! – призывали они.

В ответ – смех, почти издевательский, и этот смех подтвердил подозрения в том, что японцы на «Садо-Мару» сдаваться не расположены. На катер сошли все пассажиры, за ними прошагал и английский капитан корабля. Его окликнули:

– Где документы? Или их уничтожили?

– Я, – отвечал наемник, – служу пароходной компании «Ниппон Юсен-Кайся» и в военных делах ничего не знаю, кроме своего курса, на котором ваши крейсера меня задержали.

– Уточните курс, – потребовал Панафидин.

– Не вижу причин скрывать его… мы шли на Квантун! Это войска готовились для высадки в бухте Энтоу. Остальное можете спросить у японского полковника… вон этого!

Из рапорта Плазовского: «Мне предъявили в дымину пьяного японца, бумаг (он) давать не хотел, но вскоре его помощник, японец, вызвался достать бумаги…» Английский механик вмешался в их беседу, дружелюбно сообщив русским, что все эти японские офицеры не протрезвели от самого Симоносеки:

– Они празднуют скорую победу у Порт-Артура.

– А что в низах? – спросили механика.

– Откройте люки и сами увидите, что в низах…

В трюмах обнаружили телеграфный парк, железнодорожный батальон и даже переносную железную дорогу – для подвоза осадных орудий большой мощности. «Кроме того, на корабле находился какой-то генерал со всем своим штабом и при них прямо-таки великолепных 18 лошадей… нам говорили:

– А, русские! Вот не ожидали вас видеть…

Все эти офицеры были совсем пьяны или полупьяны, они сидели за бутылками шампанского». Генерал сказал мичманам:

– Мы вас не трогаем, и вы нам не мешайте…

Вернувшись на крейсер, мичмана доложили о кошмарной обстановке, какую застали на «Садо-Мару». Безобразов просил «Рюрик» подойти к «России» и передал Трусову – голосом:

– Японский крейсер не уходит. Мы околачиваемся здесь уже почти шесть часов на виду всей Японии, и задержка уже опасна… Не хотят сдаваться – умолять не станем!

«Садо-Мару» был подорван торпедами, русские крейсера развернулись к норду, и лишь тогда из отдаления вынырнул крейсер «Цусима», начиная спасать пьяных… На мостике «Рюрика» офицеры и матросы откровенно радовались ско–рости:

– Смотрите, как шуруют в котлах! Уж мы старенькие, подшипники ни к черту, а восемнадцать узлов держим…

Хлынул дождь. Крейсера уверенно держали строгий кильватер. С аппаратов «Дюкретэ» дежурные сняли текст японской радиодепеши, содержание которой было так же темно и загадочно, как непонятно было и поведение Камимуры: «…в каждом направлении могут пройти русские и произвести нападение… в темноте нужно быть наготове…» Трусов недоумевал: