Сожженные мосты. Часть 3 - Александр Маркьянов

— Рад вас видеть, господин Михельсон… — спокойно сказал МакДугал, входя в комнату…

Михельсон повернулся от окна…

— Зато я не могу сказать того же самого про себя. Вас выгнали из ФБР МакДугал?

— У вас неправильная информация. Я просто перешел на другую работу.

— Дело ваше. Где мой клиент?

— Кто именно, сэр?

— Рафья Латих. Вы незаконно задержали его в аэропорту сегодня.

— Он ваш клиент, Михельсон? Вы можете показать нам соглашение об оказании юридической помощи? — вступил в разговор Бреннан.

— Черт, если я говорю что он мой клиент — значит он мой клиент! Ведите его сюда немедленно или пожалеете, что на свет родились! Будете всю оставшуюся жизнь штрафы на улицах за неправильную парковку выписывать!

— Сэр, мы не знаем, ваш ли он клиент.

— Вы обязаны предоставить ему адвоката! Это право предусмотрено Конституцией! Вам что — надо чтобы я позвонил судье Ковачу и попросил его пнуть как следует ваши жирные задницы, чтобы вы зашевелились?

Кто бы говорил про жирные задницы. Черт…

— Хорошо, сэр — ушел от конфликта МакДугал — ждите.

Втроем они вышли из комнаты…

— Сукин сын… — выругался Бреннан.

— Мы его забираем — сказал МакДугал.

— В смысле?

— Выпускайте его. Мы за ним проследим. Если купюра фальшивая — появится повод для ареста.

— Ой ли?[25]

— Он же деньги привез сюда, чтобы тратить, так? Как только он потратит первую же купюру, и мы это зафиксируем — появится повод для ареста. Сбыт фальшивых ассигнаций. Либо сами раскрутим, либо отдадим Секретной службе, пусть крутят они.

— Хорошо.

— И попробуйте задержать Михельсона. Попросите его оформить бумаги лично. А мы подхватим Латиха. Сообщи, когда он будет выходить, хорошо?

— Вызовем подмогу?

— Сами справимся. Вон, смотри!

У тротуара был небрежно припаркован роскошный Даймлер, под лобовым стеклом уже красовалась квитанция на штраф.

— Машина Михельсона.

МакДугал воровато оглянулся, потом проходя мимо, смачно харкнул на лобовое стекло…

— Внимание, он выходит!

МакДугал поднес сотовый телефон к уху.

— Спасибо…

Решили работать вдвоем — Мантино следит пешком, МакДугал — на машине, потому что он лучше знает улицы Нью-Йорка. В принципе — ни одного из них объект не видел и не знал, так что — могло прокатить.

Связываться между собой решили по рациям, благо у них у обоих были гарнитуры для связи «hands-free», такие же как и на сотовых. Если объект будет уходить на метро, где рация не берет — есть сотовые…

Латифа они едва не пропустили — он был невысоким и неприметным, он не выделялся в толпе, наоборот, толпа маскировала его. Выйдя из небоскреба на Федерал-Плаза он огляделся, потом довольно быстро пошел по Уорт-Стрит, по направлению к знаменитому Бродвею. Мантино, оставивший из-за жары пиджак в машине последовал за ним.

Подозреваемый (Мантино не знал в чем его можно подозревать, но привычно называл его подозреваемым) спешил, непонятно куда. И этим выдавал себя. Если бы он подстроился под движение толпы — рано или поздно Мантино бы его потерял. Для слежки в густонаселенном городском районе нужна бригада, семь человек и три машины — но никак не двое. И если бы подозреваемым был местным — «стряхнуть хвост» для него тоже не составило бы проблемы, потому что Мантино был новеньким и не знал город. Но он спешил, он выделялся — и Мантино довольно уверенно вел его.

Вышли на Бродвей — он бы с удовольствием прогулялся по нему в более спокойной обстановке, но было не до этого. Латиф еще прибавил ход, он почти бежал…

— Он уходит!

— Вижу. Не торопись.

Прибавил и Мантино — Латиф бежал, не видя его — но в плотном людском потоке бежать было затруднительно, и тем самым он только выдавал себя.

— Он бежит к Сити-Холл!

Метро!

— Понял, координируй.

И тут Латиф пропал. Просто исчез из колышущегося людского моря. Мантино прибавил ходу, думая, что тот рванул бегом к входу на станцию.

— Я его потерял!

И тут истошный визг резанул осколком стекла по и так напряженным нервам…

— Полиция! Полиция, пропустите!

Расталкивая локтями взбудораженную толпу, Мантино пробился к тому месту, где уже закручивался людской водоворот. Какая-то женщина — видна была лишь ее обтянутая брюками объемная задница, вопила как пожарная сирена.

— Полиция! Отойдите, полиция!

Рафья Латих лежал на грязном асфальте тротуара на животе — маленький, скорчившийся, сломанный. Руку он держал прижатой к животу — и из-под него уже растекалась насыщенно-багрового цвета лужица.

Мантино рывком перевернул умирающего на спину, склонился над ним, глядя в побелевшие от боли глаза. Машинально прижал два пальца к нужному месту на шее, уловил слабую, прерывистую пульсацию.

— Кто? Скажи мне, кто?

Умирающий что-то сказал (что именно он вспомнит нескоро) на непонятном гортанном языке, потом по его телу прошла судорога, другая…

Все…

— Сэр… — снизу, со станции поднялись полицейские.

— Оперативная группа! — МакДугал сходу бросился на полицейских — это наше дело. Обеспечьте охрану места преступления!

— Сэр, вообще-то он был на станции метро — сказал один из полицейских.

— Он не вошел в нее, это федеральное дело![26]

Мантино поднял голову, огляделся по сторонам. Чемоданчика, с которых Рафья Латих прилетел из Берлина не было.

— Мак, чемодан! Надо перекрыть станцию. Убийца забрал чемодан!

Копы из Метрополитан полис посмотрели на него со смешанным выражением сострадания и раздражения. Еще один федеральный придурок… сколько их развелось, а вот простую работу копов делать никто не хочет.

— Сэр, как вы это себе представляете? — скептически спросил старший из копов — у меня тут пара тысяч человек в минуту проходит, а в час пик и того больше…

Дневниковые записи

19 июня 2002 года

Баграм

Кажется, я начинаю все ненавидеть…

Врач, осмотрев меня, сказал, что несколько дней надо оставаться на базе. Оставаться на базе — это значит лежать, читать Чосера при свете лампочки в бетонном склепе, все украшение которого — это кровати, шкафчики да несколько постеров с голыми телками, приклеенных для оживления обстановки. Черт, мы как крысы, прячемся в норах от обстрелов. Когда падает мина — все чуть заметно вздрагивает, и ты тоже вздрагиваешь. Кстати, обстрелов тут не так много, как рассказывают. Местные не дураки, они знают что мы засечем огневую позицию радиолокатором и через минуту-две они получат ответный гостинец калибра шесть дюймов с воздушным подрывом. Поэтому они делают один-два выстрела из миномета и меняют позиции. Минометы здесь самодельные, сделанные из куска трубы, как раз их хватает на один — два раза. Мы их заливаем бетоном и выкладываем из них дорожки.

Вчера не сдержался, дал по морде одному парню, который посмел высказаться о нашей семье. Этот парень родом из Индии и не имеет никаких понятий о правильном, достойном джентльмена воспитании. Сейчас немного стыдно от того, что я ударил, не предупредив, и от неожиданности он не смог ответить. Но если бы майор не стал между нами — не знаю что было бы. Мне вынесли устное порицание и назначили три дня наряда по кухне после того, как поправлюсь.

Мы все-таки вылезаем из своих нор. Когда заканчиваются полеты — мы вылезаем из этих проклятых нор и устраиваем прямо на поле игру в футбол. Или соккер, как называют ее заокеанские кузены. Я не знаю, зачем мы это делаем, может для того, чтобы доказать всем что мы еще живы? Но что можно доказать горам, плюющимся в нас смертью?

Мне пока нельзя играть, я просто наблюдаю. Хотели еще сыграть в крикет, но пока у нас нет ничего для этого. Мяч и тот — едва раздобыли.

А сегодня утром привезли Джима. Черт, я его едва узнал. Он всегда был бесшабашным и бесстрашным, помню как мы лезли через забор в школе для девочек. Этот чертов забор, его поставили специально для таких как мы. Высотой десять футов, и еще у этого проклятого забора наверху — пики, как у копий, очень острые. Джим тогда посмотрел на нас и сказал: ну что слабо? А потом полез первым. И пропорол руку. Черт, его рука была пробита насквозь этой пикой, но он не закричал, он высвободил руку и спустился вниз. Потом мы его кое-как перевязали и пошли обратно — ведь до корпуса было четыре с лишним мили. Утром он вышел на построение, и если бы мистер Блумингдейл не обратил внимание на следы крови на форме — ничего бы не открылось. А когда Джимми спросили, с кем он это все затеял, он сказал: я был один, сэр! Вот так вот.

Я был один.

А теперь эти твари убили его. Господи, как я их ненавижу! Я знаю, что враг есть враг — но как их можно наказать за то что они убили Джима? Они боятся нас, они боятся открытых столкновений с нами, они знают, что мы сильнее — и тогда они бьют в спину, бьют из-за угла. Они обстреливают нас из минометов, чтобы напомнить нам: вот мы! Мы здесь! Мы никуда не уйдем, мы будем наносить удар за ударом, пока не добьемся своего! Они подкладывают мины и фугасы на дороги — подлая, злая война войн трусов и убийц. На таком фугасе погиб Джим — майор сказал, что он проявил неосторожность, и я кинулся на него с кулаками за это. Чертова осторожность!