Добрые предзнаменования - Нил Гейман

– И что теперь? – спросила сестра Пеппер.

Адам задумался. Сжечь ее нельзя – столько будет хлопот – решил он. Да и потом, она такая сырая, не загорится.

Он также смутно понимал, что где-то в будущем будут заданы вопросы о грязной обуви и розовых платьях, покрытых ряской. Но это было будущее, и оно лежало на другом конце длинного дня, содержащего доски, веревки и пруды. Будущее может и подождать.

Будущее пришло и прошло – так слегка усложнив жизнь, как это будущие всегда делают, впрочем, у мистера Янга была куча других забот, кроме грязной одежды, и он просто запретил Адаму смотреть телевизор, что означало, что придется смотреть старый черно-белый в спальне.

– Не понимаю, почему нужно было запрещать подключение шлангов к водопроводу, – Адам слышал, как мистер Янг сказал это миссис Янг. – Я, как и все, плачу налоги. Сад выглядит, как пустыня Сахара. Удивляюсь, что в пруду вообще осталась вода. Лично я считаю, что виновата АЭС, ее плохо проверяли. Когда я ребенком был, лето всегда правильное было. Все время дождь лил.

Теперь Адам в одиночку тяжело шагал по пыльной тропинке. Он это умел. Адам умел так тяжело шагать, что это оскорбляло самых правильных его односельчан. Он не просто позволял поникать своему телу. Он мог тяжело шагать, сгорбившись и ссутулившись одновременно, как сейчас, когда сама постановка его плеч показывала боль и возмущение человека, которого обидели совершенно несправедливо – а ведь он, не жалея себя, стремился помочь другим людям.

На кустах висела куча пыли.

– Да, всем по заслугам воздастся, если ведьмы захватят страну, заставят всех есть здоровую пищу, не ходить в церковь и танцевать голыми, – бросил он, пихая ногой камень. Он вынужден был признать, что фраза звучала не слишком страшно (кроме, пожалуй, слов про здоровую пищу).

– Спорю, если б нам только дали нормально начать, мы бы нашли сотни ведьм, – сказал он сам себе, пиная камень. – Спорю, старик Торквемада не был вынужден сдаться в самом начале только из-за того, что тупая ведьма испачкала свое платье.

Пес – верный слуга – тяжело шагал следом за Хозяином. Это не походило, насколько адская гончая вообще чего-то ожидала, на жизнь в последние дни перед Армагеддоном, но, несмотря на свой дух, псу такая жизнь начинала нравиться.

Он слышал, как Хозяин сказал:

– Спорю, даже в эпоху королевы Виктории людей не заставляли черно-белый телевизор смотреть.

Форма изменяет природу. У маленьких неряшливых песиков есть определенные формы поведения, которые на самом деле жестко заложены в гены. Нельзя принять форму маленького пса и надеяться остаться тем же, кем был; определенная мало-псовость начинает проникать в твое Существо.

Один раз он уже погнался за крысой. Это было самое восхитительное впечатление в его жизни.

– Всем воздастся по заслугам, если всю страну захватят Злые Силы.

«А еще эти коты», – думал Пес. Он неожиданно напал на соседского огромного рыжего кота и попытался превратить его в съежившийся студень с помощью обычного горящего взгляда и глубокого рыка, которые в прошлом всегда с проклятыми душами срабатывали. А на этот раз его просто ударили по носу, да так, что на глаза слезы навернулись. Коты, решил Пес, явно гораздо тверже в своих убеждениях, чем потерянные души. Он с нетерпением ждал нового кошачьего эксперимента, который, по его плану, будет состоять из прыжков вокруг зверя и возбужденного тявканья на него. Конечно, это странно звучит, но может ведь и сработать.

– Только уж пусть ко мне не бегут, когда старого Пики превратят в лягушку, вот так, – бормотал Адам.

Именно в этот момент он понял две вещи. Во-первых, его мрачные шаги привели его к Жасминовому Домику. А еще кто-то плакал.

Адама легко было слезами пронять. Он на секунду замешкался, а потом осторожно заглянул за ограду.

Для Анафемы, сидящей в складном кресле и наполовину использовавшей пакетик «Клинекса», его появление выглядело восходом маленького, растрепанного солнца.

Адаму не верилось, что она ведьма. В его сознании было очень четкое представление о том, как должны выглядеть ведьмы. Янги ограничили себя единственным возможным выбором среди лучших воскресных газет, и потому сотня лет просвещенного оккультизма прошла мимо Адама. У нее не было ни крючковатого носа, ни бородавок, и она была молода… ну, довольно молода. Для него это было достаточно хорошо.

– Здрасьте, – сказал он, распрямляясь.

Она высморкалась и уставилась на него.

Сейчас следует описать, что за лицо заглядывало за ограду. Позже Анафема сказала, что она видела что-то вроде еще не повзрослевшего греческого божка. Или, может, одно из лиц изображаемых на иллюстрациях в Библии, на которых ангелы вразумляют грешников. Это лицо не принадлежало двадцатому веку. Оно было окаймлено золотыми кудрями, которые светились. Похожее было моделью для Микеланджело. Правда, на его скульптуре вряд ли были бы сношенные тенниски, протертые джинсы или неряшливая майка.

– Ты кто? – спросила она.

– Адам Янг, – объяснил Адам. – Живу чуть ниже по тропинке.

– А. Да. Я о тебе слышала, – кивнула Анафема, вытирая глаза.

Адам гордо улыбнулся.

– Миссис Хендерсон сказала, что я обязательно должна тебя остерегаться, – продолжила она.

– Меня здесь хорошо знают, – ответил Адам.

– Сказала, тебя повесить надо, – говорила Анафема.

Адам усмехнулся. Дурная слава не так хороша, как известность, но все же гораздо лучше неизвестности.

– Она сказала, ты худший из всех Них, – теперь Анафема была чуть повеселее.

Адам кивнул.

– Она сказала: «Мисс, Их берегитесь, Они просто куча бандюг. Этот молодой Адам полон духа Старого Адама», – говорила она.

– Почему вы плакали? – спросил Адам прямо.

– А? А, я просто кое-что потеряла, – пояснила Анафема. – Книгу.

– Если хотите, могу помочь вам в поисках, – предложил Адами галантно. – Я, вообще-то, много про книги знаю. Однажды даже написал книгу. Такую славную. Про пирата, который был знаменитым детективом. И я картинки рисовал. – И тут, мгновенно решив быть щедрым, он добавил. – Хотите, могу вам ее отдать. Спорю, она гораздо увлекательнее любой потерянной. Особенно тот кусок в космическом корабле, когда выходит динозавр и с ковбоями дерется. Спорю, она вас развеселит, моя книга. Брайана она ух как развеселила. Он сказал, что ни разу не был в таком состоянии.

– Спасибо, я уверена, что твоя книга очень хороша, – отозвалась она, навсегда делая себя любимой для Адама. – Но твоя помощь в поисках моей книги не потребуется – думаю, уже слишком поздно.

Она задумчиво взглянула на Адама.

– А ты хорошо округу знаешь? – спросила она.

– На мили и мили, – ответил Адам.

– Двух людей в большой черной машине не видел? – поинтересовалась Анафема.

– Они ее украли? – спросил Адам заинтересованно. Поимка шайки международных воров книг будет отличным концом дня – можно будет на время забыть о других проблемах.

– Не совсем. Можно сказать… В смысле, они не хотели. Они Поместье искали, но я туда сегодня сходила, никто о них не знает. Там сегодня был какой-то несчастный случай или что-то вроде того, насколько я поняла.

Она уставилась на Адама. Что-то в нем было странным, но что именно, она никак не могла понять. Просто она чувствовала, что их встреча была важна, и нельзя было позволить ему ускользнуть. Что-то о нем…

– Как книга-то называлась? – спросил Адам.

– «Прелестные и аккуратные пророчества Агнес Безумцер, ведьмы», – ответила Анафема.

– Колдуньи?

– Нет. Ведьмы. Как в «Макбете», – объяснила Анафема.

– Видел я это, – кивнул Адам. – Очень интересная жизнь была у этих королей, очень. Ну-у… И что такое в них прелестное?

– Это слово раньше значило, ну, безошибочные. Или точные.

Точно что-то необычное в нем. Так странная, внутренняя сила. Когда он был рядом, появлялось чувство, что все остальное, даже пейзаж, это просто его фон.

Она жила здесь уже месяц. Но кроме миссис Хендерсон, которая теоретически следила за колледжем и, наверное, когда был малейший шанс, проглядывала ее вещи, она более, чем дюжиной слов, ни с кем не обменялась. Она позволила им думать, что она – художник. Художники такие деревенские местности любили.

Вообще, здесь было красиво. Рядом с деревней так просто превосходно. Если бы Тернер и Лэндсиэр встретили в пабе Сэмюэля Палмера и вместе все нарисовали, а потом дали бы Стаббсу лошадей дорисовать, лучше бы ничего не было.

И это было очень грустно, ведь именно здесь все Это произойдет, по крайней мере, по Агнес. По книге, которую она, Анафема, позволила себе потерять. Конечно, у нее остались карточки, но это было не то.

Если бы Анафема полностью контролировала свое сознание – а рядом с Адамом никто не мог полностью его контролировать – она бы заметила, что когда она пыталась о нем подумать глубже, чем поверхностно, мысли ее куда-то соскальзывали, как вода с утки.