Надо – значит надо! - Дмитрий Ромов

существуют, так что за сорок никуда не исчезнут, не верю. Во-вторых, сорок лет, это ты замахнулся. Когда ещё наступит это время. Это всё равно, что сказать, через миллион лет.

Эх, Таня-Таня, много ты понимаешь во временах…

— А в-третьих, — продолжает она, — фантастика у нас вон в том шкафу стоит. Позади тебя.

— Есть ещё и в-четвёртых, — усмехаюсь я, снимая с полки бравого солдата Швейка.

— И что же это?

— Гашек, оформите меня, пожалуйста, — говорю я, подходя к её столу, и кладу книгу.

— Нет, что в-четвёртых?

— В-четвёртых, если вам нравится Белоконь, то не ждите, когда он действовать начнёт, вы же видите, он в вашем присутствии дар речи теряет. Он и так-то практически только команды умеет, а когда вы на горизонте появляетесь, то и двух слов связать не может.

— Брагин! — сурово одёргивает меня она.

— Ладно простите. Это был случайный взгляд со стороны, только и всего. Не берите в голову.

— Что он тут вытворяет? — раздаётся от порога.

Быстро с пловом разделался. Так в библиотеку хотел успеть до закрытия.

— Да… — чуть теряется Таня.

— Мнениями обмениваемся об одном кинематографическом герое, — усмехаюсь я. — Из «Здравствуйте, я ваша тётя». Был там такой полковник Френсис Чесней. Тот, который, «я старый солдат и не знаю слов любви»…

— Отставить разговоры, Брагин. Иди тебя полковник ждёт. Скачков. Смотри, времени тебе даю один час.

— Так точно, — усмехаюсь я и подмигиваю снова покрасневшей Татьяне Александровне.

— Чего с нами не пошёл? — спрашивает Скачков. — Плов неплохой был. Зачётный, как ты говоришь.

Мы сидим «офицерском клубе», комнатушке со столом, стульями и электрическим самоваром. Чайная комната, типа. Она небольшая, человек на десять максимум. Гуревич организовал. Они здесь заливают тяготы службы, я так понимаю.

— Да ну его, плов этот, — усмехаюсь я. — Белоконь видели какой замороченный? Принципиальный и кристально чистый. Ему все эти проявления панибратства с солдатом, как серпом по… шарикам. Солдат должен службу нести, а если он с офицерами тусуется, значит поблажки себе зарабатывает. Стало быть его надо поленом по хребту.

— Ну, так-то правильно, — смеётся Тимурыч.

— А мне с ним ещё хрен знает сколько служить. Так что леший с ним, с пловом. Я за свою жизнь его столько съел, что могу вполне и обойтись разок.

— Слушай, я поговорил с Гуревичем, он тебя переведёт на следующей неделе сюда в клуб. Помощником библиотекаря. Или писарем.

Я смеюсь.

— Нет, не надо в клуб. Буду на заставе служить. Я уже прижился. Отбой дайте. Я ж каждый вдох на благо родины, так что не надо.

— Точно?

— Абсолютно. Дело принципа.

— Из-за Белоконя что ли?

— Неважно, Виталий Тимурович. Пусть будет, как есть. Давайте, о делах. Я вас поздравляю со звёздочкой. Понимаю так, что Андропов вас к себе вызывал, да?

— Вызывал.

— Предложил?

— Место Злобинского зама? Да, предложил.

— Поздравляю. Вы же согласились?

— Согласился, — морщится он. — Но сказал, что надо замену подобрать.

— Кого рекомендуете вместо себя?

— Не знаю, честно говоря… Думаю пока. Проблема. Парней надёжных много, но на сто процентов я не уверен, что потянут.

— Толян?

— Тактик, скорее, не стратег. Хороший парень, но молодой больно. Горячий.

— Давайте, не затягивайте с заменой. Нужен человек надёжный на сто процентов и умный. Когда выберете, пришлите сюда. Я должен с ним пообщаться. Взаимопонимание, сами понимаете.

— Да, понимаю, конечно. Постараюсь кого-то, кого ты знаешь…

— Как Злобин воспринял, что вас к нему в замы прочат? Вы с ним встречались?

— Ну… как сказать… немного напряжённо. Встречался, да.

— Сходите к нему ещё раз и привет от меня передайте. Скажите прямо, он оценит, я думаю, что со временем, когда он уйдёт в ЦК, нам нужен будет свой человек в «конторе». Скажите, что никакой своей игры вы вести не планируете. Ещё скажите, что вы на сто процентов его человек. Пусть не дёргается и не волнуется.

— Это так и есть на самом деле?

— Нет, Виталий Тимурович. Вы только мой человек. А я ваш. Вот и вся теория заговора. Понимаете? Я верю вам и Большаку. На сто процентов. Больше никому. Парням своим тоже верю, но это другое.

— От Большака привет тебе, кстати. И от супруги.

— Давайте, — усмехаюсь я.

— Приветы? Отдам, не переживай.

Мы пьём чай, ведём беседу, а через час, минута в минуту, заглядывает Белоконь.

— Товарищ полковник, разрешите войти.

— Давайте, Василий Тарасович, без чинов. Сейчас я не на службе. Заходите. Что, пора ехать уже?

— Так точно, — кивает мой начальник.

— Хорошо. Мы уже закончили практически.

Прощаемся стоя у машины. Скачков передаёт мне целый чемодан с гостинцами. Я закидываю его в машину. Белоконь забирается на пассажирское сиденье, а я ещё раз коротко говорю, Тимурычу, как построить разговор со Злобиным и что нужно делать. Передаю приветы Наташке и Платонычу. Ну, вот вроде и всё. Кажется, ничего не забыли. Если что, дежурный торчит в Наушках. Все срочные сообщения можно передавать через него.

Потом мы пожимаем друг другу руки, обнимаемся.

— Думаю, в феврале приеду. Так что держитесь там. Не забывайте о региональной работе. Не мне вас учить, но сейчас в этом плане нужно предпринимать активные действия.

— Предпринимаем, Егор. Я договорился с Гуревичем, он будет тебя отпускать в командировки, если что-то экстренное случится.

— Не случится, — хлопаю я его по плечу. — Всё будет хорошо. Парням привет. Ладно, я пошёл. Мне ещё ехать почти час.

— Давай, — кивает он. — Удачи.

Я сажусь за руль и мы выезжаем. Белоконь долго молчит. Я тоже его не дёргаю. Наконец, он сам нарушает тишину.

— Кто ты такой, Брагин, а?

— В каком смысле, товарищ майор?

— Целый, бля, полковник стоит и выслушивает твои распоряжения. Это как, вообще? Только под козырёк не берёт.

— Да, какие распоряжения, что вы. Мы же практически родственники.

— Нет, такие вещи я вижу.

— Товарищ майор, — хмыкаю я. — Я службу нормально тяну? Особых условий не требую? Приказы ваши чётко исполняю?

Он молчит.

— Ну а что вам ещё надо? У каждого своя задача и круг сведений, которые ему положено знать, согласны? Вы же