Борис Годунов. Трагедия о добром царе - Вячеслав Козляков

Царь не выпускал жезла из рук. Весной 1582 года он отправил посольство Федора Писемского в Англию с заданием подыскать ему там новую невесту «королевской крови». Как было сказано в наказе послам, «государь хотел доброго дела и кровной свяски». От своего иноземного доктора царь узнал о существовании у королевы близкой родственницы («уделного князя дочь Хунтинтинского, а тебе, де, королеве племянница, а имя ей Мария Хатнтин»). Посол на тайной аудиенции попросил показать ему леди Марию Гастингс, чтобы он мог ее «рассмотреть»; хотел он получить и ее портрет — «парсуну». Осенью 1582 года, пока посольство отправляло свои дела, у царицы Марии Нагой родился царевич Дмитрий. Но это не стало препятствием для царя Ивана Грозного, а его посол исполнял данный наказ. В Англии были прекрасно осведомлены о том, что делается в Московии (в том числе и о рождении еще одного царевича). Королева Елизавета I попыталась остановить Ивана Грозного, впрочем, очень непоследовательно. Она то ли изящно порицала его, то ли льстила и при этом наговаривала на свою ни в чем не повинную племянницу: «…а слышала есми, что государь ваш любит красные девицы, а моя племянница не красна, и чаю, что государь ваш ее не полюбит». Королева «соромилась» показывать свою родственницу московскому послу, говорила даже, что у той лицо покрыто оспинами («и лежала воспицею, и лицо ее красно и ямовато»). Однако открывающиеся через свойствб с Московским царем торговые перспективы тоже были заманчивы. На вопрос, что будет с правами детей от брака царя с Марией Гастингс, Федор Писемский дал прямой ответ: царским наследником является царевич Федор; у всех остальных царских детей могли быть права только удельных князей. Королева уступила натиску Федора Писемского, который понимал, что, не исполнив своего поручения, он не сможет вернуться назад без риска быть казненным. Смотрины леди Мэри Гастингс состоялись, королева даже настояла, чтобы посол обязательно видел ее на свету, устроив ему прогулку в саду с будущей царской невестой. Федор Писемский увидел, что хотел, и описал: «Мария Хантис ростом высока, тонка, лицом бела…»[193]

«Английский проект» продолжал увлекать Ивана Грозного, и с октября 1583 года он начал обсуждать его детали с приехавшим в Московское государство английским послом Джеромом Баусом. Как видно из посольских документов, дело было не в одном любострастии Грозного; «ценою вопроса» становилась перспектива военного союза с Англией. Царь даже хотел сам приехать в Англию и получил на это согласие королевы. Елизавета I являлась союзницей императора Рудольфа, что укрепляло позиции Ивана Грозного перед лицом реального столкновения с королем Стефаном Баторием и его союзниками. Английская королева и все другие участники обсуждения возможной свадьбы русского царя с леди Мэри Гастингс пытались найти свою выгоду, добиваясь преимуществ в торговле. Друзья Мэри Гастингс при дворе, как писал Горсей, уже стали в шутку называть ее «царицей Московии»[194]. Однако посол Баус явно не подошел для переговоров об этом. Джером Горсей язвительно заметил, что «этот посол не имел никаких достоинств, кроме представительной внешности»; он упрекал своего тезку в том, что тот упустил верный шанс добиться у царя обещания «закрепить наследование короны за потомством» от его брака «с родственницей королевы». Почувствовав опасность, к делу якобы подключился Борис Годунов со своими родственниками, чтобы расстроить невыгодные для него планы. По словам Горсея, «князья и бояре, особенно ближайшее окружение жены царевича — семья Годуновых, были сильно обижены и оскорблены этим, изыскивали секретные средства и устраивали заговоры с целью уничтожить эти намерения и опровергнуть все подписанные соглашения». Однако Горсей увлекся неосуществленными перспективами, упущенными Московской компанией английских купцов[195]. Царь не шел в своих обещаниях далеко, не очень привечая заносчивого и пустоватого, даже по определению соотечественников-англичан, посла. Тщетно было ожидать от Ивана Грозного нарушения порядка престолонаследия в доме московских царей и великих князей, где власть должна была переходить от отца к старшему сыну. Следовательно, и угрозы положению Годуновых, находившихся при царевиче Федоре, тоже не существовало.

Царевич Федор на этот раз участвовал в торжественном приеме английского посольства. Джером Горсей видел царевича, но он нигде не пишет о его «слабоумии» или чем-то подобном. Более того, он с явной благодарностью рассказывает, как однажды царевич Федор «сделал знак» и пригласил Горсея последовать в царскую сокровищницу, в которой царь Иван Грозный объяснял «стоявшим вокруг него царевичу и боярам» свойства камней[196]. Ничем иным, как расположением доброго царевича Федора к англичанам, это объяснить нельзя. Сам Борис Годунов впоследствии специально предостерегал Горсея от излишнего вмешательства в дела провалившегося посольства Бауса. По отзыву английского посла, Годунов был единственным, кто «по смерти царя всегда обращался с послом очень вежливо, и он хотел оказать послу больше доброты, но до коронации царя он не имел еще авторитета». Напротив, Андрей Щелкалов, никого не стесняясь, прислал сказать послу Баусу о смерти Ивана Грозного: «Английский царь помер»[197]. Позднее, когда Борис Годунов сам станет царем, он тоже заслужит славу лучшего друга англичан, продолжавшего внешнеполитическую линию последних лет Ивана Грозного.

Царь Иван Грозный не зря предчувствовал скорую кончину. Случилось так, что Борис Годунов оказался рядом с царем в последние часы и минуты его жизни. Об этом снова узнаём из записок Джерома Горсея, красочно живописавшего день 18 марта 1584 года. Иван Грозный сначала занялся пересмотром завещания. Завершив до полудня дела, царь послал дневавшего и ночевавшего у него в покоях Богдана Бельского узнать о предсказаниях астрологов на этот день. К несчастью для всех, не исключая того, кто принес дурную весть, расположение звезд оказалось неблагоприятным. Иван Грозный собирался справиться с этим предсказанием со свойственным ему мрачным юмором, обещая казнить астрологов, если их прогноз не оправдается (его убедили подождать до захода солнца). Дальше царь, «развлекаясь любимыми песнями, как он любил это делать», пошел в баню и пробыл там примерно с трех до семи часов. В это время Иван Грозный уже с трудом передвигался. «Хорошо освеженный», он приказал перенести себя в одну из комнат дворца, чтобы сыграть в шахматы. Дальше предоставим слово Джерому Горсею: «Царь… вдруг ослабел и повалился навзничь. Произошло большое замешательство и крик, одни посылали за водкой, другие в аптеку за ноготковой и розовой водой, а также за его духовником и лекарями. Тем временем он был удушен и окоченел»[198]. Сенсационный новый перевод, меняющий прежний нейтральный: «испустил дух» на определенное указание на насильственную смерть Грозного царя, был впервые предложен публикатором записок Горсея А. А. Севастьяновой. Сомнений быть не может: ведь в записках Джерома Горсея, как было указано переводчиком, использован схожий оборот: «he was strangled», который в ту же эпоху употребил Шекспир, рассказывая о судьбе героев драмы «Отелло». Перевод этот был принят исследователями эпохи Ивана Грозного А. А. Зиминым, В. И. Корецким, В. Б. Кобриным[199]. Однозначно подтвержден он и в новейшей английской биографии Ивана Грозного[200]. Более того, слухи о том, что Грозного могли отравить (но не удушить!), сохранились и в других источниках. Однако если принять все на веру, то получается, что одним из убийц царя был Борис Годунов, а другим — Богдан Бельский. Но слишком уж это было не в интересах ни того, ни другого, получивших от Грозного царя всё, что только у них могло быть. Поэтому историки и осторожны в своих выводах. Не исключая того, что Грозному могли помочь умереть, они воздерживаются от прямолинейных обвинений кого бы то ни было. Да и очевидные свидетельства того, что царь принял схиму перед смертью[201], противоречат заговорщическим версиям. «Но… чего не бывало при дворе Ивана Грозного!» — восклицал А. А. Зимин.