Бастард Ивана Грозного 2 - Михаил Васильевич Шелест

на фальшборт, обдуваемый западным ветром, дующим в левую скулу его корабля. Корабля, сделанного его, Санькиными руками.

Александр поднял руки вверх и чуть расставил их в сторону. Ветер наполнил лёгкие и грудь расправилась. И Ракшай издал свой боевой рык. Чайки, летящие над парусами, резко уклонились в стороны. Этим тигриным рычанием он останавливал и прогонял чужих медведей, когда жил с медведицей в Шиповом селу.

Прорычав, Санька подумал, а что же он не прогнал этим рыком волков, когда те пытались его сожрать в новгородских болотах? И понял, что тогда он совсем потерял себя и не понимал, что делал. Сейчас Ракшай почувствовал, что постепенно приходит в себя.

Почти год тяжёлой привычной физической работы на «свежем воздухе», когда мозг, сконцентрировавшись на простых операциях, работает в ограниченном режиме, всё остальное отдыхает. В последнее время, получалось наоборот. Руки и тело двигалось самопроизвольно. Перекладывало брёвна, тесало шпангоуты, доски, камень, размешивало бетон, а голова спокойно думала, но не о глобальных проблемах и внутренних проблемах государства, а о своих душе, теле и о… корабле.

Он успокоился и уже был близок к переходу в тонкий мир, но не торопился. Виртуальное пространство, как он стал называть ноосферу, его не интересовало. Надо было просто быстро и много работать, чтобы поскорее уйти в море.

Стоял конец апреля и было ещё нежарко. Градусов пять тепла не больше. Вода в лужах перестала замерзать совсем недавно. Умеренный ветер не делал температуру комфортней, поэтому и Санька, и экипаж были одеты в кожаные меховые куртки с капюшонами и крепкие парусиновые штаны на лямках, с двойной прострочкой и с карманами на заклёпках.

Никляев, увидев экипаж, тихо спросил:

— Это у тебя немцы-наймиты? Где взял?

— Это бывшие смерды из сёл, что вокруг коломенского. Давно у меня на службе.

— На службе? — удивился купец. — А почему не купил? Так оно дешевле!

— Мне не дешевле надо, а надёжнее и вернее. За один корм они мне загубят корабль, а по контракту, я с них спрошу особо.

— Навигацкое дело сложное. Сам знаю. И до Астрахани хаживал, и по морю до Персии. Тут и счёт разуметь и как обиходить корабль. Не лодка и не чолн, чай… Не такой большой корабль, как у персов или свеев, и на мачты лазать не надо, но всё ж…

— Они знают грамоту и счёт. И на больших парусах смогут. Обучал.

— Сам-то ты откель всё знаешь?

— То большой секрет, Пётр Никифорович.

— Про тот секрет, вся Московия гуторит, — усмехнулся в бороду Никляев.

— Ты о чём, — удивился Санька.

— Про то, что у царя нашего Ивана Васильевича ещё один наследник объявился.

— А… Ты об этом? Я не о том.

— Так и я не о том… Сын царя Василия, говорят, сразу после рождения жил у афонских греков, где ему дали по крещении имя в честь греческого великого царя Александра. Там и вырос, там и науки многие освоил. Латинянский и греческий языки…

«По-латыни я только названия деревьев и растений помню», — подумал и мысленно усмехнулся Александр.

— Вот и удивился я, когда ты сказал, что готов отъехать за рубеж государства Российского.

— На то воля царская есть. Показать волю государеву?

— Да ладно, ладно, — замахал руками купец. — То ваши с царём дела. Нам сирым со своими бы управиться.

Но на грамотку Санькину всё же глянул и удивился.

— Чудная грамота. Без изысков, а золота в печати на целый рубль.

Санька усмехнулся. С золотой пыли он и точно в воск пересыпал.

— То я сам писал по пьяни, а царь своей большой печатью заверил. В бане сидели… Царь говорит Адашеву: «Пиши, Фёдорыч, посольскую грамоту Саньке к этому… к Васе Густаву!» А тот и лыко связать не может. Сильвестр тоже в ауте. Царь мне говорит: «Сам тогда пиши!» Вот и написали, как смогли. Я про посольство писать не стал.

Купец головой покрутил, переваривая подробности, и сказал:

— То-то я смотрю, рука не дьяка. Хорошо писано, но… не дьяка рука. Даже лучше. Понятнее. Свою грамоту и я местами только понимаю, а твою всю прочитал. И витиевато… Чувствуется школа Афона!

Сейчас купец остался в рулевой рубке на корме, а Александр стоял почти в одиночестве на баке. Ему не хватало только какой-нибудь музыки в стиле хард-рок. Чего-нибудь типа «Кэтч зэ рэйнбоу» Дип Пёпл, или, на худой конец, «Энжел эт май гэйт» Манфред Мэна.

Но такого ещё очень долго не будет. Санька вздохнул, но вдруг у него в голове что-то дзинькнуло и он услышал гитарный ритм. Он от неожиданности прикрыл глаза и увидел… Девушку с золотыми волосами и в серебристом платье. Она подняла вверх руки и запела:

— Вэл яйв син ю бефо он зэт дискатку фло…

«Ё моё!» — подумал Санька. — «Сюзи Кватра!»

А девушка продолжала:

— You were driving me out of my mind, вut I could have swore, that I saw something more in your eyes…

Девушка играла на бас гитаре и одновременно пела. Ей аккомпанировали и подпевали три музыканта.

Александр сначала не открывал глаза, боясь, что иллюзия исчезнет. Потом корабль качнуло на боковой волне, и Санька приоткрыл глаза, но музыка не исчезла. Он вспомнил, что у него на смартфоне была подборка клипов и этот оттуда. Там ещё были Том Джонс с Дилаллой, Дипы, Рэйнбоу. Да, много чего было… Ну, почему было?! Мысленно обрадовался он. То, что он видел и слышал, помнил и знал, это всегда с ним. Он и раньше, идя по лесу, иногда «включал» в мозгу музыку и тихонько подпевал. Настоящую музыку в лесу включать… — это как-то пошло, а вот в мозгу, почему бы и нет? А сейчас оно просто, наверное, сразу передаётся на зрительный и слуховой нервы? Изображение и звук были очень качественным. Причём, когда он приоткрыл глаза, звук слегка притих, но не прервался. Санька усилием мысли «сделал звук погромче», и над волнами понеслось:

— If you can't give me love. Love, Love, Love

If you can't give me love. Love, Love, Love

If you can't give me love. Love, Love, Love

If you can't give me love. Love, Love, Love

If you can't give me love. Love, Love, Love

Но никто, кроме Саньки эту шикарную песню не слышал.

Глава 11

— Есть три склянки норд-веста! — крикнул рулевой.

— Чистый норд шесть склянок! — Скомандовал Александр.

— Есть чистый норд шесть склянок! — отозвались из рубки.

«Нам песня