Тайна поместья - Виктория Холт

Она издала довольный смешок и, снова взяв меня за руку, потянула за собой к большому шкафу, стоящему в углу. Когда она его открыла, из него выпали рулоны холста. Она подняла их, смеясь. В этот момент она уже не казалась старухой — настолько быстры и энергичны были ее движения. В шкафу стоял небольшой ящик, который она распахнула, открыв моему взору целую гору мотков разноцветного шелка.

— Я сижу здесь и вышиваю, — сказала она, любовно поглаживая шелк, — стежок за стежком, все, что я вижу. Сначала я это зарисовываю. Я покажу тебе мои рисунки. Когда-то я думала, что стану художницей, но потом решила, что вышивать гобелены интереснее.

— Ваши вышивки просто чудесны, — сказала я. — Можно я взгляну на них поближе? Особенно на ту, где дом. Он просто как настоящий, даже разные оттенки камней переданы удивительно точно.

— Иногда бывает трудно подобрать нужный тон, — ответила она, вдруг надувшись, как обиженный ребенок.

— И люди… да ведь их можно узнать!

— Да, — она снова просияла. — Вот мой брат и моя сестра Хейгэр; а это моя племянница Рут и мой племянник Марк — он умер, когда ему было четырнадцать лет, а вот Габриэль, Саймон и я сама.

— И все смотрят на дом, — сказала я.

— Да, мы все смотрим на дом. Ты теперь тоже должна бы стоять здесь среди нас. Но я не думаю, что ты бы смотрела на дом. Клер тоже на него не смотрела.

Я не имела представления, что она хотела этим сказать, а она, не объясняя, продолжала:

— Я многое вижу в этом доме. Я наблюдаю за всем, что происходит. Я видела, как ты впервые вошла в дом, а ты меня не видела.

— Так это вы были в галерее менестрелей?

— Да, а ты разве заметила меня?

— Я заметила, что там кто-то был.

Она кивнула.

— Оттуда много чего можно увидеть, а тебя чаще всего не видит никто. А вот свадьба Мэттью и Клер.

Передо мной было удивительно точное изображение Киркландской церкви, рядом с которой стояли жених и невеста. В женихе было нетрудно узнать сэра Мэттью. Сходство, которого она достигала с помощью мельчайших стежков, было просто поразительно. Она действительно была настоящей художницей.

— А это — свадьба Рут. Ее муж погиб от несчастного случая на охоте, когда Люку было десять лет. Вот как это случилось, смотри.

И тут я поняла, что передо мною, на стенах этой комнаты, представлена история семьи Рокуэлл, увиденная глазами этой странной женщины. У нее, должно быть, ушли годы на то, чтобы воспроизвести все эти сцены и события на холсте.

— Смотри, Кэтрин, — продолжала она, словно откликаясь на мои мысли, — здесь целая галерея. Когда я умру, люди узнают по моим гобеленам, что происходило в нашей семье. Это гораздо лучше портретов — из портретов мало что можно узнать.

Я обходила комнату и на каждой стене видела сцены из жизни обитателей Киркландского веселья. На одной из них мужа Рут несли по лесу на носилках, на другой он лежал на кровати, вокруг которой со скорбными лицами стояли его родные. Следующая сцена изображала смерть Марка, и между всеми этими картинами были изображения дома со стоящими перед ним фигурами.

— Это ведь Саймон, правда? — спросила я, остановившись у одной из вышивок, на которой был дом.

— Да, он тоже смотрит на дом — потому что он может ему достаться. Если вслед за Габриэлем умрет Люк, дом перейдет к Саймону.

Говоря со мной, она внимательно меня разглядывала и вдруг она достала из кармана блокнот и быстро сделала набросок моей фигуры и лица. Сходство было несомненно.

— У вас замечательно получается, — похвалила я ее.

Она бросила на меня пронзительный взгляд и спросила:

— Как умер Габриэль?

Я вздрогнула от неожиданности.

— Следствие постановило, что…

— Ты же сказала, что он не убивал себя, — перебила она меня.

— Я сказала, что не верю, что он мог это сделать.

— Так как же он тогда погиб?

— Не знаю. Просто у меня есть чувство, что он не мог этого сделать.

— У меня тоже бывает чувство, которое подсказывает мне, как что произошло. Ты должна рассказать мне, что знаешь. Мы должны разгадать эту тайну. Мне нужно это знать для моей следующей картины.

Я посмотрела на часы, приколотые к моей блузке, давая ей понять, что мне пора идти. Но она словно не заметила моего жеста.

— Я скоро закончу то, над чем работаю сейчас, и тогда мне надо будет начать новую сцену. Так что ты должна мне все рассказать.

— А что вы сейчас вышиваете? — спросила я.

— Смотри, — сказала она, подводя меня к окну. Там стояла рама с натянутым холстом, на котором было уже знакомое изображение дома.

— У вас уже много таких картин, — сказала я.

— Они все разные, — возразила она. — И эта тоже отличается от других. Видишь, здесь уже среди нас нет Габриэля. Только Мэттью, Хейгэр, Рут, Люк, Саймон и я.

Мне вдруг стало душно в этой комнате, и я почувствовала, что у меня кружится голова. Меня и интриговала, и пугала эта странная женщина, которая удивительным образом сочетала в себе детскую наивность с какой-то пророческой мудростью. Сейчас же мне хотелось только одного: уйти из ее комнаты и остаться одной. С меня было достаточно символов и призраков прошлого.

— Мне пора идти, — сказала я решительно. — Покажите мне, пожалуйста, как мне попасть в южное крыло.

— Я провожу тебя.

Она открыла дверь, и мы вышли в коридор. Пройдя по нему несколько шагов, она открыла какую-то дверь, и, пройдя через нее вслед за тетей Сарой, я оказалась на балконе — точно таком же, как тот, с которого сорвался Габриэль.

— Это восточный балкон, — сказала она. — Я подумала, что тебе будет интересно его увидеть. Он остался единственным, с которого никто не бросился, чтобы разбиться насмерть.

Как под гипнозом я подошла вслед за ней к парапету.

— Смотри, как высоко, — продолжала она. — Посмотри вниз.

Я почувствовала, как ее тело прижимает меня к парапету, и у меня мелькнула ужасная мысль, что она пытается меня столкнуть.

И вдруг она отступила от меня и сказала:

— Так ты не веришь, что он сам бросился с балкона, не так ли?

Я отошла от парапета и направилась к двери. Оказавшись снова в коридоре, я вздохнула с облегчением.

Тетя Сара пошла вперед и скоро привела меня в южное крыло. Как только мы там оказались, она словно по волшебству утратила так поразившую меня живость и снова превратилась в рассеянную, живущую в своем мире старуху.

Она проводила меня до дверей моей комнаты, где я поблагодарила ее и еще раз сказала ей, как мне понравились ее гобелены. Ее лицо на мгновение просияло, затем она приложила палец к губам и прошептала:

— Не забудь, мы должны разгадать тайну. Мне нужно начать новую картину.