Мёд и немного полыни - Мария Омар

а у тебя правда три мужа было? – спрашиваю я, подбираясь к теме, которая меня интересует больше всего.

– Ой, – отмахивается она. – Засиделась, хлеб пора в духовку ставить.

А сама начинает рассказывать…

Только о её сыне Куантае с аже лучше не говорить, потому что она начинает плакать. Он умер в сорок лет, когда я была совсем маленькой.

Управившись с хлебом, аже садится на нары, тяжко вздыхает: Әй, аяғым![65] – и растирает распухшие колени.

После купаний в солёном озере ей становится легче, потом боль возвращается. Весной мы собираем для неё сон-траву – фиолетовые цветочки с коротким мохнатым стеблем – и делаем настойку для растирания.

Ажешка у нас командирша. Сколько ни убеждай, что сарай в порядке, сама непременно пойдёт и перепроверит. Если вовремя не убрать в кухне, схватит гусиное крыло, сядет на пол, ведь наклоняться не может, и подметает, не отдаёт. Сколько раз мама пыталась её угомонить:

– Отдыхай, мы сами всё сделаем!

Но аже это не нравится.

– Я ещё живая! Как буду сидеть бездельничать?!

Раз мы уезжали в гости. Заправили печь дровами. Перед топкой нужно было проверить уровень воды в трубе сверху. Папа всё подготовил и сказал аже, что ничего делать не надо, только зажечь дрова, как станет прохладно. Когда мы вернулись, ажешка сидела на печке – всё-таки решила проверить трубу. Как залезла туда, непонятно, но слезть не смогла.

От дел аже могут отвлечь только гости и кино. Если идёт её любимый фильм «Семнадцать мгновений весны», она всё бросает и садится в кресло, подавшись телом вперёд. То хмурится, то улыбается. Хотя знает сюжет наизусть, каждый раз переживает, будто впервые. Фамилию главного героя Штирлица она не выговаривает, называет его «Четырнадцать».

Я читаю ей вслух на казахском истории о проделках Алдара Косе[66]. Лицо аже реагирует на каждую фразу. Руки не лежат без дела. Моют, вытирают, прядут, складывают лоскуты, шьют.

Если Акбалжан-аже кто-то не нравится, она цокает языком. Смачно матерится на обоих языках. Посмотришь на неё в этот момент, тут же начинает с невинным видом ковыряться в зубах:

– Что-то застряло!

Любит ввернуть в разговор необычные для неё словечки. Как-то мы с ней сидели во дворе под сиренью. Вдруг через забор заглянул незнакомец.

– Чём дело? – деловито поинтересовалась у него аже, и он убежал. Мы с братом то и дело просим её повторить:

– Как ты тому мужчине сказала?

– «Чём дело» деп айттым, немене?[67] – кокетничает она.

С папой у аже особые отношения. Она называет его біздің Миша (наш Миша), хвалит своим подружкам-бабушкам. Но бурчит, если он рассыплет сахар или разольёт варенье. Папа над ней подшучивает. Зато если один из них заболеет, второй беспокоится.

Однажды мама уехала на курсы, и аже отвезли на время к старшей дочери. Через пару дней папа поехал её навестить.

– Смотрю, тёща не в настроении. Говорю: может, домой поедешь? Так она побежала в машину вперёд меня!

Ажешка смеётся, когда папа это рассказывает. Хотя, если мы с Жанатом не слушаемся, всё время грозится уехать к другим внукам.

Встречая меня от дедушки с бабушкой, папиных родителей, аже с порога спрашивает:

– Что ела?

– Оладушки, яичницу, смородину, – перечисляю я.

– Шошқаның етін жедің бе?[68]

– Не-е-ет!

Ажешка смотрит мне в глаза, и я раскрываю их как можно шире. Мне кажется, так выглядит честнее. Как только отворачивается, вытираю губы полотенцем. Вдруг учует запах сала.

Дед Алексей и баба Маруся раньше жили в Колтубанке, где познакомились папа с мамой. Там были деревянные избы, сосновый бор, дикая земляника, речка Боровка и баня «по-чёрному».

Постепенно папа перевёз часть родни в наш посёлок. Сначала сестру с племянниками, потом деда с бабушкой. Они стали жить в частном доме неподалёку. Я – их единственная внучка, остальные семь внуков – мальчишки.

Дедушка всегда сидит в кресле, читает газету «Красная звезда». Рана на его ноге не зажила ещё с войны, и ходит он с трудом, опираясь на палку. В груди носит осколок. Операцию делать побоялись: если осколок шевельнётся, заденет сердце. О боях дед не рассказывает. Только выпивает на 9 мая сто грамм фронтовых и надевает пиджак с наградами.

Дедушка постоянно шутит. Не скажешь, что он дни напролёт терпит сильную боль. У него крупные руки с веснушками. Волосы абсолютно седые. Когда я была маленькой, трогала их и удивлялась:

– А почему ты такой белый?

– Сметаной намазался, – смеялся он.

Бабушка всегда рядом с дедом. Старается меня угостить. Однажды я зашла к ним на Пасху:

– Иисус воскрес! А у вас что, крашеных яиц нет?

Бабушка всплеснула руками, отыскала конфеты и насыпала мне в ладонь. Потом пришла соседка и принесла крашенки с куличом.

Теперь я пришла к бабе и деду расспросить об их родословных. Бабушка достаёт фотоальбом. Скажет немного и вздыхает.

– Всего нас было шестнадцать детей. Восемь умерли в детстве. Когда я родилась, сестра Маруся сильно болела. Думали, тоже помрёт. Мне дали её имя. А она выжила. Так нас в семье стало две Марии-Маруси. Единственный брат погиб на войне.

– Это вот мы, сёстры, – бабушка показывает фотографию, на которой запечатлены семь похожих друг на друга темноволосых женщин в платках. – Сейчас только две живы остались.

Я разглядываю чёрно-белый снимок, нахожу бабушку – молодую, стройную, в платье в горошек.

– А это кто? – указываю на фотографию бородатого старика в холщовой одежде. Он отдалённо напоминает моего папу, только худощавый и намного старше.

– Свёкор мой, Алексей Семёнович, – отвечает бабушка.

Она диктует мне имена их с дедушкой предков, и чем дальше, тем имена становятся необычнее: Ульяна, Еумен, Хайя…

Дома я смотрю на альбомный лист, линии, имена и думаю: интересно, что это были за люди. Как они выглядели, чем занимались? Похожа ли я на них хоть немного?

Глава 8

Солдатские письма

Про нас с братом мама говорит:

– Вместе не могут и врозь скучают.

Мы с Жанатом часто ругаемся, но, если надо, защищаем друг друга. Один раз в школе я увидела, что он дерётся с кудрявым старшеклассником. Подскочила, вцепилась тому в шевелюру.

– Ну-ка, иди отсюда, не лезь! – крикнул Жанат.

В другой раз мчалась по лестнице и столкнулась с одноклассником. У меня потекла кровь из носа. Мальчишка убежал. Увидев меня в слезах, брат дал платок утереться и коротко спросил:

– Кто?

Только сказала имя, Жанат исчез. Увидела потом одноклассника с разбитым носом.

Сколько тайн брата я скрыла от родителей: что втихую покуривает, что уронил меня с велосипеда. Было так больно, когда колесо закрутило ногу, но Жанат сказал:

– Пожалуешься, больше с собой не возьму!

И я молчала, не ябедничала. Только положила мамины туфли на пути Жаната, когда он заезжал на мотоцикле во двор. Каблуки отлетели, и брату на несколько дней запретили ездить.

Про Жаната у нас в семье много историй. Маленьким он уехал на попутке в Каратал к Райсе-апа, не отпросившись у родителей. Потребовал, чтобы ему сварили жілік – говяжий мосол с костным мозгом внутри. Подают эту кость с мясом почётным гостям. Апашка сварила.

Потом Жанат засунул палку в трансформатор. Сгорели телевизор и холодильник. Райса-апа посадила моего брата в машину и отправила домой. Говорит, еле сдержалась, чтобы не отлупить. Папа хотел его отругать, но Жанат спрятался под широким подолом платья ажешки.

В шестом классе он упал с мотоцикла, молоденькая главврач зашивала ему ногу, а он над ней подшучивал. Когда был в восьмом, в посёлке начались перебои с отоплением, и учитель спросил на уроке, тепло ли у школьников дома.

– Холодно, разжигаем в зале костёр и греемся, – сказал брат.

– Ого! – поразился педагог

Но когда ученики рассмеялись, до него дошло, что Жанат пошутил. Учитель пошёл жаловаться директору.

Брат не любит читать. Раньше мама заставляла его. Прочитаешь десять страниц – можешь гулять (мне, наоборот, говорят: иди на улицу, хватит портить зрение). Он прикинул, сколько времени занимает одна страница и отсчитывал минуты, глядя в книгу. Когда я узнала об этом, удивилась:

– Не легче ли прочитать?

В девятом