Красные волки, красные гуси (сборник) - Мария Галина

– Зачем? – спросила она, и он вновь затруднился с ответом.

Опять объяснять про науку, про Зоологический музей? Да откуда ей вообще знать, что такое музей? И почему вдруг в нем хранятся чучела животных? Неожиданно сама идея подобного музея показалась донельзя нелепой ему самому.

Она отмахнулась узкой рукой.

– Ладно, это так… Надо уходить. Скорее. Только погоди, я наберу воды. Потом будет вода, но плохая.

Она отвязала от пояса кожаный бурдючок и присела на корточки. Там, где она коснулась воды, от берега пошла легкая рябь, и отражения звезд в черной воде зашевелились.

Какая же вода плохая, если эта – хорошая? Наверняка солоноватая, да еще полно всякой заразы, а у него даже нет котелка, вскипятить не в чем. Почти все снаряжение, чайник, котелок, запас патронов, – все осталось у Рычкова. Кто ж знал, что так обернется!

Вернуться без девчонки? Рычков его попросту прибьет. Притащить девчонку в деревню силой? Она не дастся. А если она правда его убила? Кто его видел последним? И ведь все знали, что я у него останавливался. И председатель, и выдра-народоволка! Ну и влип же я!

Уля внезапно выпрямилась, несколько серебряных круглых капель упало с фляги и с шорохом всосалось в песок.

Заросли тростника пошевелились.

Он машинально скинул с плеча ремень «ижевки» и прицелился в темноту. Уля уже была рядом с ним, ее горячее дыхание обжигало ему предплечье.

Опять волк? Что он там вообще делает – почему не уходит? Быть может, там у них логово? Волчица со щенками? Волки предпочитают не нападать на людей, но если он будет защищать свой помет…

Или это – барс? Тогда вдвойне непонятно, почему он не уходит. Барсы невероятно осторожны и не селятся в низинах.

– Стреляй! – горячо шептала Уля, словно просила о любви. – Стреляй, ну же!

– Погоди, – сказал он сквозь зубы.

Сказки про кровожадных хищников – чушь. Не может быть, чтобы дикий зверь, если у него есть возможность убежать, вот так, сразу, ни с того ни с сего бросился на человека. Весной, когда полным-полно еды, когда везде шныряют мыши-полевки, и обезумевшие от любви сурки стоят столбиками у своих норок.

Зверь прыгнул внезапно, черный на фоне черного неба, смутный силуэт, заслоняющий звезды, глаза стояли во мраке точно фосфорические зеркальца… Он почти непроизвольно передернул затвор. Вспышка на миг осветила оскаленную алую пасть, вдруг наполнившуюся кровавой пеной, белые зубы, что-то упало совсем рядом, упало и покатилось…

Он на всякий случай выстрелил еще раз, невпопад, подумав, что может испортить шкуру. В новой вспышке он ярко и коротко увидел лицо Ули, она стояла, прижав ладонь ко рту, неотрывно и восхищенно глядя темными глазами.

Да что за день сегодня, подумалось ему, то кобра, то волчара!

Он чиркнул спичкой: пляшущий огонек осветил зверя, лежавшего, уткнувшись мордой в песок и береговой плавник, и вздрогнул, непроизвольно отступив на шаг.

Зверь не был волком. Вернее, был не совсем волком.

«Непривычная форма тела лежащего у моих ног странного зверя и главное – рыже-красная окраска его густого меха заставили меня предположить, что мне удалось добыть редчайший экземпляр местного неуловимого хищника – красного волка, что до сих пор оставалось мечтой любого охотника-натуралиста. Для сотрудников зоомузея такая находка была бы настоящим подарком. Так что не могу передать, как я был возбужден неожиданной удачей. Поскольку было темно и великолепное животное, лежащее у моих ног, было освещено лишь светом скудного костерка из озерного плавника, я, однако, колебался – у животного присутствовали все характерные признаки красного волка: густая, длинная шерсть, длинный пушистый хвост, сравнительно узкая морда, большие уши… Но убитый мною зверь отличался огромными размерами: он был крупнее нашего, европейского, волка, чья высота в холке порою достигает ста сантиметров! А ведь известно, что средний красный волк несколько меньше в размерах и вдвое легче своего серого собрата! Итак, передо мной был совершенно уникальный экземпляр, который следовало сохранить для науки во что бы то ни стало.

Поскольку подобные неожиданные находки неизбежно сопутствуют профессии натуралиста, я принялся за первичную обработку туши, используя то, что было под рукой: охотничий нож и изрядный запас соли из вещевого мешка. Аккуратно сняв шкуру и выскоблив ее, я натер ее солью и сложил мездрой к мездре, чтобы соль, проникнув в ткань шкуры, обезводила ее. Теперь оставалось ждать сутки, чтобы освободившаяся жидкость в виде тузлука выступила на поверхность шкуры, потом – дать тузлуку стечь, стряхнуть сырую соль, а уж потом, не торопясь, окончательно обработать шкуру. Таким образом, был шанс привезти в Москву шкуру уникального зверя. Самое разумное в такой ситуации было на это время оставить ее в пещере, куда не проникали лучи жаркого азиатского солнца, и забрать на обратном пути. Однако что же делать с остальной тушей? Я очень хотел сохранить для науки череп животного, однако эта работа требует значительного времени, и я решил заняться ей после того, как сделаю первоочередное – сохраню ценную шкуру. Занятие это требует аккуратности и внимания – не один ценный экземпляр был, увы, испорчен небрежной обработкой…»

– Что ты делаешь? – Уля нетерпеливо притопнула ногой, обутой в высокий чувяк. – Надо бежать, бежать скорее. Отойди.

Она вдруг оттолкнула его так резко и грубо, что он чуть не упал и еле успел отвести в сторону руку с ножом.

– Не мешай, девочка, – сказал он с досадой. – Послушай, ты это зачем?

В руках у нее была остро обломанная толстая ветвь облепихового куста.

– Пусти, – сказала она, обдавая его частым горячим дыханием, – пусти, я сама. Надо так!

Она резко и коротко взмахнула отточенным концом ветки, показывая, как именно надо.

– Это еще зачем?

– Убить его, – пояснила она, удивленная его непониманием.

– Он мертв, Уля. Не бойся. Сейчас я сниму шкуру, засолю ее, мы сложим ее в пещере. Потом отделю голову…

– Нужно скорей, – повторяла Уля, лихорадочно блестя глазами, – скорей…

– Сейчас, – сказал он терпеливо, – обработаю шкуру, и пойдем. А веткой в нее тыкать нельзя. Ты ее испортишь. Мне нужна целая шкура. Понимаешь, целая?

– Они придут, – настаивала Уля, – придут, убьют нас. Я слышу, как они идут. Убей зверя, и пошли!

Именно то, что она уговаривала его убить мертвого уже зверя, и убедило его окончательно в ее безумии – страшные односельчане-преследователи и ведьма-народоволка наверняка были порождением того же болезненного бреда. А ведь на какой-то миг он ей поверил!

Она осталась стоять, вздрагивая и прикусив костяшки пальцев, рука с заостренной палкой опущена. Однако больше помешать не пыталась, пока он, тщательно выскоблив шкуру и вымыв в озере нож, не пересыпал ее солью и, аккуратно сложив, поволок в пещеру. Самое разумное было – придавить первично обработанную шкуру камнями, чтобы ускорить процесс вытягивания воды; этим он и занялся, попутно думая, что безумие Ули наверняка всем известно и никто не станет спрашивать с него, если он, вернувшись в деревню, объяснит, что бедная девочка в очередном приступе сумасшествия отказалась возвращаться к людям. Паранойя это, кажется, называется – как-то так…

Костерок у входа в пещеру отбрасывал внутрь красноватые тени, однако мешал видеть то, что происходило снаружи, ему вроде как послышалась слабая возня, тихий возглас, всплеск. Раздраженный, отряхивая ладони от едкой соли, он выглянул и наружу. Уля стояла около входа, почти вжавшись в скалу, ее бледное лицо выделялось на фоне серого камня смутным пятном. Костерок догорал, небо на востоке выцвело и стало зеленоватым, звезды потерялись в нем, а окровавленной туши волка на берегу не было – на сыром песке по направлению к озеру тянулся темный скользкий след словно бы от проползшей гигантской улитки.

В первый момент он даже не сообразил, что произошло. Потом понял.

– Ты это зачем? – спросил он растерянно.

– Он сам ушел. – Она всхлипнула и еще сильнее вдавилась в стену. – Встал и ушел. Я хотела его убить, но не успела…

Он увидел, что ветка дрожит в ее руке, и белеющий поначалу обломанный конец блестит черно и влажно.

– Хватит выдумывать, – сказал он устало, – и врать не надо.

Ненависть наконец скопилась, нашла выход, он подскочил к ней, ухватил за плечо и встряхнул.

– Такой ценный экземпляр… дура неграмотная, что наделала! Думала, выкинешь его в озеро, и я сразу пойду с тобой? Ну да… так бы я возился, пока еще голову обработаешь… А тут – раз, и все! И не с чем работать!

– Он сам ушел, – упрямо пробормотала она, – подполз к озеру и бросился в воду… теперь все… теперь он отлежится, встанет, найдет нас и убьет… Я ж говорила, надо было сразу бить.

– Говорила она, – сказал он брезгливо. Спорить с сумасшедшей было бесполезно. – Ладно… вот хотя бы шкуру сохранить теперь. Что там у тебя?