Фармацевт 2 - Александр Юрьевич Санфиров

Приехав домой, первым делом отправился в душ. Надо же отмыться от недельного пребывания в старом деревянном здании с печным отоплением и туалетом типа очко.

Перекусив, чем бог послал и, заварив чайку покрепче, я развернул документы и приступил к чтению эпикриза.

Результаты обследования не радовали. Оказывается, я эпилептик, и хуже того, не исключено, что у меня имеется опухоль гипофиза.

Удивляло только одно, почему при таких изменениях в головном мозгу я чувствую себя прекрасно, и меня ничего не беспокоит.

Мысль пришла в голову неожиданно, возможно, благодаря этим изменениям мне удается изменять свойства лекарств.

Настроение, конечно, упало капитально. Весь вечер я размышлял о своих болячках и их последствиях. Увы, никакого МРТ еще не существует и на приличное обследование рассчитывать нечего.

В итоге вытащил из бара початую бутылку коньяка и хлопнул с расстройства почти стакан.

Коньяк помог. Уснул я практически сразу и не просыпался до утра.

Утром, как ни странно, настроение улучшилось. Позавтракал овсяной кашей и отправился на очередное обследование. В больнице первым делом заглянул в аптеку и порадовал коллег тем, что мытарства в психиатрии закончились, крыша у меня не едет, но теперь придется какое-то время пролежать в неврологии.

Соломон тут же затащил меня в кабинет и, выспросив все, что его интересовало, предложил поработать над очередной партией порошков, дожидающихся моего появления.

Манипуляцию я проводил не задумываясь, на автомате, благодаря долгой практике. По привычке прикинул, что мог бы повторить такую операцию еще раза четыре.

— Конечно, опухоль гипофиза растет, и силы прибывают, — снова пришла в голову неприятная мысль, сопровождаемая мурашками по спине.

И хотя явной связи между предполагаемой опухолью и моими способностями никто не доказал, думать об этом было крайне муторно.

Когана я в подробности не посвящал, сказал только, что с психиатрией все проблемы решены, поэтому он был в неплохом настроении, шутил и даже пообещал познакомить меня со своей внучкой Анечкой.

— Только Анечки мне не хватало, — сердито думал я, поднимаясь по лестнице на третий этаж, где располагалось неврологические отделение. — С Ленкой, по крайней мере, не надо много говорить, только вовремя кивать, в такт её словам. Никогда не думал, что общение с девицами юниорского возраста будет так утомительно. Мне бы желательно общаться поближе с дамами лет тридцати — тридцати пяти. Вот только те на меня не смотрят вообще.

С такими мыслями о женщинах, я и зашел в отделение.

Фурора мое появление не вызвало. Дежурная медсестра забрала себе историю болезни, а меня отправила в палату.

Как и ожидал в палате лежали в основном больные радикулитом, слова поясничный остеохондроз еще не вошли в общепринятое употребление. Все пятеро в приличном возрасте и в основном почти лежачие.

Мое появление их явно обрадовало. Появился молодой парень, которого можно отправлять по посылкам, типа сбегать до магазина за водкой, или сигаретами. А не ковылять самим с больной спиной по мартовскому морозцу.

В отличие от психиатрии врач появился в палате ближе к концу рабочего дня. Бегло посмотрев меня, он сообщил, что обследование придется повторить, потому что данные из психиатрии он в гробу видел, прямо так конкретно и заявил:

— Видел в гробу.

Кроме этого он сообщил, что запросит старую историю из архива, потому, что из записей в эпикризе ничего не понять.

Когда доктор Уткин вышел из палаты, Василий Иванович Самойлов известный в Карелии вальщик леса и Герой Социалистического Труда быстро скомандовал:

— Витек, а сейчас ноги в руки и бегом в магазин, держи деньги на две бутылки Столичной, и пару пачек Беломора.

Сбегать в ближайший магазин было нетрудно, тем более, что в запасные выходы из больницы были мне известны.

Проблема имелась в другом. По договоренности больницы с заведующей магазином покупателям в больничной одежде водку и курево не продавали.

Поэтому приходилось упрашивать обычных граждан помочь в этом вопросе. Кроме этого мне мешала молодость моего тела. При первом же взгляде на меня, возникали сомнения, а есть ли этому пареньку восемнадцать. Ну, а раз возникали сомнения, продавцы требовали паспорт.

Но в этот раз мне повезло, подходящий кадр нашелся сразу и с удовольствием купил все, что нужно. Обошлась его услуга в бутылку Жигулевского пива.

К сожалению вечером, когда соседи уселись за стол якобы попить чайку, рюмки мне никто не налил.

— Молод еще водку пьянствовать, — заявил Самойлов, когда кто-то заметил, что меня обделили.

В последующие дни меня снова отправили на рентгеноскопию черепа, электроэнцефалографию, Уткин проводил осмотр с задумчивым видом, но молчал, как партизан.

Интермедия

— Итак товарищи, сегодня для обсуждения на консилиуме вам предоставляется история болезни Гребнева Виктора Николаевича 1951 года рождения, направленного в нашу больницу из военкомата, для решения вопроса о пригодности к военной службе в рядах Советской Армии, — сообщил собравшимся лечащий врач Уткин.

В ординаторской его внимательно слушали врачи неврологического отделения, а также заведующий нейрохирургическим отделением и нейрохирург, проводивший оперативное лечение Гребнева два года назад.

По мере того, как Уткину задавались вопросы обстановка в в ординаторской начала накаляться.

Нейрохирурги категорически отвергали все наезды неврологов на раннюю выписку пациента, показывали снимки черепа, где никаких изменений турецкого седла не наблюдалось.

Но больше всего копий было сломано по поводу данных ЭЭГ.

— Где вы вообще увидели очаги эпилептоидной активности? — возмущался зав. нейрохирургией. Вот посмотрите, как они должны выглядеть? И выложил на стол пачку электроэнцефалограмм.

— Ну, а что тОгда мы видим у нашего пациента, пОзвольте вас спрОсить? — налегая на букву О, воскликнул заведующий неврологией, уроженец Вологодской области.

— Понятия не имею, — помолчав, ответил нейрохирург. — Не знаю, как трактовать подобные изменения. Мне кажется, что больной нуждается дальнейшем наблюдении. Возможно, в динамике удастся уточнить характер изменений электрической активности мозга.

После длительно обсуждения коллеги пришли к заключению, что в связи с отдаленными последствиями тяжелой черепно-мозговой травмы, пациент не годен к службе в армии. Данных за опухоль головного мозга в настоящее время не обнаружено.

Учитывая, что больной является работником больницы, ему рекомендовано диспансерное наблюдение цехового терапевта и невролога раз в три месяца.

Так и не решив, как трактовать изменения на ЭЭГ, доктора решили этот вопрос временно опустить. И вернуться к нему после консультации со столичными специалистами.

Глава 11

Выводы невропатологов неожиданными не оказались. На такие я примерно и рассчитывал.

Забрав медицинские документы, в тот же день отнес их в военкомат. Там их приняли и рекомендовали зайти за призывным удостоверением через несколько дней. Что я и сделал спустя неделю. Как ни странно,