Невеста в бегах. Гуси, грядки... герцог?! (СИ) - Константин Фрес

могу предложить герцогу?..

— Поцелуй, разумеется. Один маленький поцелуй!

Глава 21

— Что?! — потрясенно переспросила я. — Поцелуй?

Я стояла перед ним в нелепом наряде, с распухшим отечным лицом, а он… выпрашивал у меня поцелуй?

Сердце ухнуло в пропасть.

Мне показалось, что я сейчас задохнусь от волнения.

— А разве я не заслужил? — весело спросил герцог.

Позади меня восторженно ахнула Анника.

А я залилась стыдливым румянцем.

— Но я не могу, — в отчаянии пробормотала я, отступая от герцога. — Простите, но…

На его лице отразилось изумление и какая-то настороженность.

— Что такое? — осторожно спросил он, прекратив улыбаться. — Вы… несвободны?

Я залилась слезами и затрясла головой. Рыдания сжимали мне горло, я и слова не могла вымолвить.

Да и к чему слова?

Разве сам он не понимал, что я не в том виде, не в том положении, чтобы целоваться?!

На самом деле, я втайне мечтала о поцелуе. Но не так, не так!

Все должно быть прилично, и мы должны быть на равных.

А я сейчас похожа на клоуна с отекшими глазами!

Для герцога этот поцелуй будет просто маленьким смешным эпизодом. Логическим завершением его проделки над госпожой Ферро.

Но не романтическим событием, которое он запомнит надолго.

Вероятно, этот поцелуй войдет в коллекцию его шуток, о которых герцог и не вспоминает на следующий день.

— Болван! — вдруг не выдержал Петрович. Он вдруг задрыгался в узелке Анники, прорываясь на свободу, дико закудахтал. — Кто же так ухаживает?! Ни разу не имел дела с девицами? Она же не накрашена!

От этого грубого мужского вопля из уст — то есть, из клюва, — крохотной курочки герцог аж вздрогнул.

А Петрович, вырвавшись на свободу, встряхнулся, шелестя остатками перьев и новыми, отрастающими, громко, по-разбойничьи свистнул, подзывая гусят, и агрессивно уставился на герцога.

— Целоваться вздумал?! — выкрикнул Петрович. — Шуточки шутить?! Над девчонкой посмеяться решил, да?

О том, что совсем недавно он сам надо мной шутил, и шутки его были более чем обидные, Петрович благополучно забыл.

Что взять с курицы. Памяти на пять минут!

Анника первая вышла из ступора и сообразила, ухватила Петровича поперек туловища и зажала ему клюв.

Но в него словно демон вселился.

Он дрыгал ногами, вертел головой, стараясь высвободить сквернословящий рот, и злобно таращил глаза.

— Пустите меня! Я ему сейчас покажу! — бубнил он, выворачивая клюв из цепких рук Анники.

Тут от ступора отошел и герцог.

— А! — произнес он, отступая. — Понимаю.

Он оглядел меня так, словно видел впервые.

И мне стало в два раза стыднее.

Наверное, до сих пор ему в голову не приходило, что я как-то не так одета.

В своих шалостях он не замечал таких деталей.

А теперь вот увидел.

— Прошу меня простить, — вежливо сказал он, церемонно поклонившись. — Я слишком бестактен. Еще раз прошу меня извинить!

Он отступил к калитке, а у меня просто сердце разрывалось от горя.

Я прекрасно понимала, что у меня был один шанс его поцеловать, и я его упустила.

Но, с другой стороны, кому охота оставаться в памяти всего лишь точкой в колкой шутке?..

— Выздоравливайте, — мягко произнес герцог и улыбнулся. — Вы мне должны, помните об этом. И однажды я приду за благодарностью!

Он еще раз поклонился и вышел.

А я просто без сил упала на землю и разрыдалась.

Петрович с воплями вырвался из рук Анники и помчался бить герцога. Но тот благополучно сел в карету и уехал.

— Ну, чего ты? — пробормотала Анника нерешительно. — Все же хорошо… Нам все удалось!

— Поматросил девчонку! — яростно орал Петрович, носясь вдоль изгороди. — И бросил! Хлыщ на тонких ножках!

Как это Петрович не заработал от герцога пинка, я не знаю.

Наверное, герцог считал ниже своего достоинств сражаться с курицей.

— Да, Анника, — произнесла я несчастным голосом, утирая мокрые щеки. — Нам все удалось, дом теперь наш. И деньги есть. Целых семнадцать серебряных.

— И у меня четыре! — восторженно подхватила Анника. — Так чего же ты плачешь?

— Анника, я такая дура! — прошептала я.

— Почему?

— Кажется, я в него влюбилась, — еще более горько призналась я. — Так глупо…

— Почему же глупо? — удивилась Анника. — Он очень красивый и веселый. В него сложно не влюбиться!

— Сложно, — уныло согласилась я, припоминая обаяние герцога. — Но между нами пропасть… Он богат, знатен, а я…

Я осмотрела наш маленький домик, нашу кривую липу и зарыдала еще горше.

— А я хозяйка крохотного кусочка земли, — закончила я свою мысль, давясь слезами. — Он может со мной говорить, шутить, улыбаться. Но на чувства мои не ответит никогда.

— Не его полета птица, — угодливо подсказал Петрович.

Он уже созвал свою банду гусят, и они выжидательно смотрели на меня.

Есть просили.

Я отерла глаза, тяжело вздохнула.

— Ну, что же, — произнесла, поднимаясь. — Какой смысл в том, чтоб сидеть и лить слезы? Совершенно никакого. Слезами я не исправлю ничего. А вот привести в порядок наше жилище нужно. Идем, Анника. Сегодня отпразднуем нашу удачу, а завтра уже нужно приступить к работе!

Наверное, я работой хотела заглушить свою печаль.

В делах желала забыть о веселом герцоге.

Ах, действительно похож на осенний шумный ветер!

Налетел, поднял целый ураган из пестрых листьев, устроил праздничное представление, и так же внезапно и быстро исчез из моей жизни!

И даже имени своего не назвал! Нахал.

Да, в общем-то, и я не представилась…

Глава 22

Дел было невпроворот. Так что особо грустить по герцогу было некогда.

Во-первых, конечно, нам стоило бы приодеться.

Изношенность одежды Анники не поддавалась никакому описанию. Ее сарафаны и юбки были ей откровенно малы, выцвели на солнце до такой степени, что цвета одежды угадывались с трудом. Да и заплатками пестрели, как цветочный луг.

Обувь… ох, это была совершенно отдельная история.

Анника предпочитала по огороду щеголять босиком. А если куда-то надо сходить, она надевала растоптанные башмаки с подошвой, подвязанной веревкой.

Ужас, да и только.

Ну, и о постельном белье она слыхом не слыхивала, конечно.

Я несильно от нее отличалась.

Конечно, платье на мне было более-менее чистое, чище ее одежек.

Но его в свое время тоже носила служанка.

Так что и я нуждалась в обновках. И мне очень хотелось посетить местные ярмарки!

Как раз спал отек с лица; раздутые щеки перестали краснеть, как яблоки.

— Ну вот, — пробормотала я, ощупывая лицо. — Третье преображение… Теперь меня никто не узнает. Ювелиры так точно.

— Ой, Эстелла! И отек синяк прошел! — радовалась Анника. — Вот видишь, я же говорила, что ты прехорошенькая!

Любопытно