Шикша - А. Фонд

Ты есть идешь? — недовольно окликнул меня Бармалей, — остынет же. Да и к следователю опоздаешь.

Я еще раз внимательно взглянула на себя и поплелась ужинать.

— А это правда, что там, на пятьдесят восьмом, злые духи обитают? — Роза поставила перед нами два стакана с компотом из сухофруктов и с абсолютно бесцеремонным любопытством уставилась на меня, — ты их видела? Страшно было?

— Что? — чуть не подавилась котлетой я.

— Говорят, что место там проклятое, — не унималась женщина, пытливо поблескивая черными, как маслинки, глазами.

— Роза, вот что ты сейчас несёшь? — рассердился Бармалей, — какие ещё духи? Какие проклятия? Бабские суеверия! Дай хоть поесть спокойно!

— Иван Карлович, дорогой, я же не мешаю. Ты кушай, дорогой, кушай. А мы пока с девушкой твоей поговорим. Интересно же, — не унималась Роза, улыбаясь и хлопая длинными ресницами (глаза у нее были по-восточному красивые, миндалевидные). — Давай я тебе еще котлету принесу? Хочешь?

И, не дав Бармалею ответить, опять набросилась на меня:

— Туда же Ледков с Хрущёвым летали. Ну… этих… забрать, — чуть смутилась она, вильнув взглядом на Бармалея, но тот жевал, задумавшись о чем-то своём. — А потом неприятности начались: Хрущёва сперва невеста бросила, вечером это было, и в эту же ночь он ногу сломал. Представляешь?

— Пил твой Хрущёв всю ночь небось, после того, как его баба бросила, шатался по дороге пьяный, вот ногу и сломал, — проворчал Бармалей, — а ты опять сплетни ходишь по всему посёлку распускаешь. Ох, смотри, Роза, рано или поздно Караулов узнает — будешь ты у него бедная.

— Но ведь таких совпадений не бывает! — не унималась Роза. — А у Ледкова тоже одни неприятности: уже второй труп в тайге за эти три дня находят. И все «глухари». Вот ты мне теперь скажи, Иван Карлович, ты же у нас умный, так разве бывает, чтобы просто так неудачи одна за другой шли?

— Так Ледков следователь, у него постоянно трупы, — раздраженно рыкнул Бармалей. — Профессия такая! Никто же его не заставлял выбирать такую работу. Жарил бы котлеты на кухне, как ты, — никаких трупов бы и близко не было!

— Так неприятности у обоих же сразу! — не сдавала позиции Роза, — И вот докажи, Иван Карлович, что это не злые духи их прокляли?

В общем, еле-еле Бармалей её прогнал.

А после ужина он пошел по делам, а я отправилась сразу к следователю.

Кабинет следователя Ледкова находился в том же здании, где сидел Караулов, только с другого входа и на первом этаже. Так что дорогу я знала.

Следователь встретил меня раздраженно, он имел крайне уставший вид: под рыбьими глазами мешки, на щеках и подбородке — густая, как щётка, щетина. Побеседовав со мной, он задал пару вопросов, не надеясь получить интересных ответов, и я уже почти вздохнула с облегчением, как вдруг, подавая протокол на подпись, он задал неожиданный вопрос:

— Вам странные сны по ночам не снятся?

От неожиданности я аж дёрнулась и поставила кляксу на протокол (ручка у Ледкова была перьевая).

— Ну вот, теперь всё переписывать придется, — расстроился он, рассматривая расплывающееся на бумаге пятно.

— Я вообще сны не вижу, — честно ответила я, перед тем, как распрощаться, — сплю крепко, как под наркозом.

Накаркала.

Я вышла из здания, осмотрелась по сторонам и задумалась: время уже позднее, быстро смеркалось, но нужно ещё успеть сходить в магазин. Бармалей мне дал три рубля, надо теперь купить еды на завтрак и обязательно пачку чая (вряд ли здесь можно достать кофе). Плохо, что я не знала, где находится этот магазин — все бетонные здания были однотипными, разбросанными по большой территории, пока найду, какой из них магазин — стопроцентно опоздаю.

Блин, ну почему я не спросила Бармалея⁈

А на улице пусто — ни одного человека, спросить некого. Придётся теперь по всему посёлку бегать, каждую чёртову коробку проверять.

И тут, на моё счастье, из соседнего подъезда вышла давешняя секретарша — «синий чулок», как я её про себя назвала.

— Извините! — окликнула я её, — вы не подскажете, где здесь магазин? А то я не ориентируюсь ещё.

— Вы время разве не видите? — пожала она плечами, закуривая папиросу, — магазин давно закрыт.

— Вот блин, — расстроилась я, — осталась я без завтрака, в общем.

Настроение совсем испортилось. Без еды я как-то продержусь, хоть целый день, а вот без чашки крепкого чая или кофе я не могу. Физически не могу. Мне «вздребезнуться» надо. Иначе буду потом весь день ходить, как вареная курица.

— Но хлебопекарня как раз работает, — затягиваясь, сказала вдруг секретарша. — Если хотите — идём. Я себе куплю на ужин хлеба, и вы тоже можете.

— Спасибо! — искренне поблагодарила я её. — Ещё бы щепотку чая достать — и жить можно вполне.

— Тогда подождите тут, — рассмеялась секретарша, затянулась папироской и ловко затушила её об урну, — так и быть, сейчас принесу вам щепотку чая.

Она сбегала к себе в кабинет и уже через пару минут я стала счастливой обладательницей отсыпанного в использованный почтовый конверт небольшого количества мелколистового чая (раза на два-три примерно хватит) и штук десяти кубиков рафинада, замотанных в почёрканный лист.

Ночью, скрутившись клубочком в своём спальнике (в балке было сыровато и холодно), я вдруг проснулась (прямо выбросило меня из сна). Меня била крупная дрожь. Я лежала и сердце колотилось, как бешеное.

И тут я вспомнила свой сон: огромные, похожие на укроп зонтики странных растений. Их много-много. Так много, что обширные поля и луга — всё сплошь заросло этими гигантскими растениями с зонтиками. И на ближайший луг вдруг со смехом выбегает маленькая девочка. Зонтики наклоняются к ней, она дико кричит и бежит обратно ко мне. Я смотрю — а ручки, ножки и лицо у девочки в ужасных ожогах, словно кислотой изъедены. Она громко и отчаянно плачет. И я понимаю, что во всем виновато это страшное растение. И откуда-то я точно знаю, что это — борщевик. А потом я проснулась.

Было тихо. Я лежала и всё никак не могла прийти в себя.

Эта картинка была такая явственная, что сомневаться в её реальности не приходилось. Я знала, что нельзя позволить, чтобы это растение стали выращивать. Иначе — будет великая беда. Словно какой-то голос нашёптывал мне, что делать дальше.

Я поняла, что должна остановить Абрамовского…

Глава 13

Солнечный зайчик запрыгнул на моё лицо, потоптался на нем мягкими солнечными лапками — я чихнула и проснулась. В окошко лился свет, во дворе задорно переругивались птички, а на душе у меня было сумрачно и гадко: из головы не выходил сон о маленькой девочке в страшных ожогах.

Не знаю, верила ли я в свои сны раньше, не знаю, бывали ли они у меня вообще, может, это всего лишь истерические «бабские суеверия», как называет Бармалей, но этот сон был столь явственным, столь ощутимо страшным, что игнорировать его я не могла. Я точно знала, что должна сделать всё возможное, чтобы остановить этот проект. Меня аж распирало изнутри какой-то странной волной категорического яростного протеста. Причём протест был такой сильный, что мне хотелось, как зверю, грызть, терзать всех этих людей, разорвать их — лишь бы не допустить этого.

И противиться этому порыву я не могла. Не знаю, что со мной в последние дни происходит, может быть, я схожу с ума, ведь удар по голове вряд ли пройдёт для моей психики бесследно. А может, это всего лишь женские нервы, в последние дни у меня были одни потрясения, и эта истерика всё накапливалась и накапливалась внутри и теперь дошло до того, что я готова нападать на невинных людей, которые просто хотят хорошо делать своё дело.

Не знаю. Не понимаю я этого. Но мысли о том, что я могу не успеть и поля засеют борщевиком, сначала у нас, затем — и в других районах страны — эта мысль доставляла мне почти физическую боль.

Наверное, идеально было бы поговорить с Абрамовским, объяснить ему всё. Но, увы, внятных аргументов, кроме моего иррационального сна о девочке, и странных предубеждений, у меня не было. Вспоминая его горящие научным энтузиазмом глаза, я отчетливо понимала, что, в лучшем случае, он выгонит меня вон. В благоприятный исход разговора с Абрамовским я не верила совершенно.

С такими мыслями я встала, привела себя в порядок и завела прогревать древний примус — надо попить чаю и успеть сходить за зарплатой, пока Бармалей ещё куда-то не припахал. Воду пришлось греть в своей кружке (хорошо, что прихватила её с собой), так