Стальная империя - Сергей Александрович Васильев

Количество поймавших хоть пёрышко птицы счастья увеличилось кратно. Эмиссия государственных бондов была крайне ограниченной и не превышала суммы государственного долга. Спрос потихоньку рос и уже превышал предложение, на что Рябушинские ответили новой акцией – бонды частных товариществ, работающих в горной отрасли, с участием казённой доли или без оной. Первым номером в перспективном списке стояло «Колымское золотое товарищество». После подтвержденного сообщения из Среднеколымска о золотоносных притоках Колымы в Бёрёлёхе, Дебине, Таскане и речки Утиной его акции на Петербургской бирже резко пошли в гору. Не отставали от лидера забайкальские бонды Дарасунского, Балейского, Тасеевского месторождений. Следом шли сибирские товарищества с невыговариваемыми на французском названиями месторождений близ Иркутска – Вернинское, Сухой Лог, Чёртово Корыто…

Когда публика, разогретая золотой лихорадкой, почувствовала вкус прибыли и закусила удила, свет увидели российские алмазные облигации. Эмитент – новое и никому не известное товарищество «Бриллианты России» на паях с самим императором. Впрочем, первый алмаз на территории империи, да и вообще всей Европы, был найден ещё в 1829 году в Пермской губернии на Адольфовской золотоносной россыпи. Всего в этом же году было обнаружено четыре кристалла, в 1830-м – уже двадцать шесть. За семьдесят лет ХIХ века на Среднем Урале совершенно случайным образом нашли полтора фунта алмазов, и только сейчас русское правительство озаботилось системным поиском и промышленной разработкой.

Высокий риск, традиционно сопровождающий горные исследования, диктовал внушительный дисконт аж в тридцать процентов от номинала, и все равно продажи шли ни шатко, ни валко. Первые алмазные бонды раскупали вяло, больше как довесок к основным, золотым, до тех пор, пока не были озвучены результаты геологических экспедиций с участием французских исследователей, сообщивших, что разведаны новые россыпи в бассейне реки Вишеры с содержанием алмазов в пять-десять раз выше, чем на Среднем Урале на Койве.

Но самая главная сенсация пришла из якутской глуши, где на реке Ирелях вела геологоразведку абсолютно рядовая горная партия. Геологи заприметили повадившуюся к лагерю лису с подозрительно синеватой шубкой – цвета кимберлитовой руды. Выследив хитрого зверя, обнаружив лисью нору и взяв пробы грунта, исследователи пришли к однозначному заключению: якутские кимберлитовые трубки – реальность, и, похоже, они вполне пригодны для промышленных разработок.

Алмазные ценные бумаги рванули вверх с быстротой курьерского поезда, сдерживаемого исключительно бюрократическими процедурами – вычеркнуть старого владельца, вписать нового, начислить за трансфер пятипроцентную комиссию. На нее уже никто не обращал внимания – бонды торговались сначала по двойной, а когда в Париж приехали образцы первых русских бриллиантов, уже по пятикратной стоимости. За первым траншем последовал второй, уже по номиналу, потом третий – с пятипроцентной наценкой, четвертый. И все равно от желающих купить счастье не было отбоя.

Не дожидаясь коммерческого результата, впрок и на будущее скупали облигации строящихся и даже только проектируемых предприятий – угольного товарищества «Сучаны», железно-угольного «Кузбасс», медных и молибденовых товариществ «Балхаш», полиметаллических – из Печенги и Мончегу-бы, пермских «Гологорский хром» и «Ивдельский марганец», екатеринославского титанового и следующих за ними сталелитейных, станкостроительных, химических.

Рафаилович, бывший ближний подельник Витте, занимавшийся при нем вербовкой французских министров, предлагая им лакомые куски в российских предприятиях, с двойным усердием лоббировал новые русские бумаги, по секрету рассказывая в парижских коридорах власти о необходимости вскочить на последнюю подножку русского поезда, отправляющегося на станцию «Индустриализация», пока это не сделали швабы. Выбора у банкира не было. Его участие в махинациях Витте тянуло на виселицу, и сделка со следствием в виде отсрочки приговора могла закончиться в любой момент при отсутствии нужного русскому императору результата. В том, что за его тушкой внимательно наблюдают и в случае чего приведут приговор в исполнении незамедлительно, Рафаилович убедился, когда царские сатрапы эффектно взорвали его экипаж за несогласованное отклонение от маршрута в сторону Швейцарии. Благодаря титаническим усилиям банкира и уставшего подтверждать его обещания Скальковского, директора горного департамента и всех концессионных дел, правительство Пьера Мари Рене Эрнеста Вальдек-Руссо приняло секретное решение о переводе долговых обязательств России в «стальные» бонды, предполагая через пять лет монопольно выкупить весь русский прокат со всеми вытекающими, уже политическими последствиями. Секретным решение было из-за грандиознейшего дипломатического скандала, случившегося после опубликования во всех ведущих мировых газетах откровений посла Британии об организации силами спецслужб Франции государственного переворота в России, и (merde!) этот проклятый лимонник, с’est un fils de pute[24], сделал главными заговорщиками именно французов. С тех пор министр иностранных дел Теофиль Делькассе каждое утро просыпался в холодном поту, ожидая ноту о разрыве союзного договора. Франция рискует остаться один на один с этим прусским мужланом…

Вильгельм Второй, узнав о таком хитровывернутом, да ещё секретном плане «лягушатников», пришёл в неистовство и распорядился во что бы то ни стало восстановить статус-кво во влиянии на восточного соседа, обратившись к императору России с просьбой эмитировать отдельный, чисто германский транш товарных бондов. Приготовил морковку с предложением всемерного привлечения ведущих предприятий Германии и лично своего участия. Ровно через месяц владеющая белорецкими заводами «Вогау и Ко» объявила о дерзких планах по развитию своего производства на горе Магнитной с выходом через семь лет на циклопические объёмы в десять миллионов тонн стали. Компания привлекла в свой основной капитал личные средства императоров Германии и России, прибегнув к внешним заимствованиям, эмитируя товарные бонды на первые десять миллионов тонн «нового урожая». Партнерством остались довольны все. Доля Вильгельма в русской товарной стали сразу превысила участие всех французов вместе взятых, а привлеченные деньги пошли национальным компаниям Германии Круппу и Тиссену, главным подрядчикам и техническим консультантам строящегося гиганта. Был вполне доволен и глава белорецких заводов, этнический немец Гуго Вогау, приняв в акционеры сразу двух монархов и попав в высшую предпринимательскую лигу. Наконец, вполне был удовлетворен русский император, получающий национальный сталелитейный гигант за иностранные деньги с гарантированным предварительным экспортным заказом на готовую продукцию.

Обо всех этих событиях, в центре которых совершенно удивительным образом оказался банковский дом Рябушинских, шла неторопливая беседа 31 декабря 1901 года в только что построенной семейной усадьбе на Малой Никитской улице.

– На первый взгляд, алмазы почти ничего не стоят, – цедя в пузатый бокал кальвадос, делился своими наблюдениями Павел, – корявые уродцы, коричневые, черные кусочки борта или промышленных алмазов невзрачны, как гравий. Это потом в руках ювелира они приобретают положенные пятьдесят семь граней, хоть и теряют при этом половину своего веса. И представьте себе! Узнав, что алмаз – самый твердый минерал, рабочие и охотники проверяют его на прочность молотком: чем тяжелее, тем лучше. Сейчас даже невозможно подсчитать, сколько драгоценных камней они перевели по