Богатые тоже скачут, или Где спит совесть - Юлия Славачевская

Но тетя Теодора не могла уйти, не поставив последнюю точку! Ее она решила поставить серебряным бокалом и метнула оный в нашу сторону. Костас принял удар на себя и украсился красивыми кругами под глазами.

– Джеймс Бонд, – констатировала я, пока ему прикладывали лед. – От Теодоры – с любовью!

– Оу-у-у! – простонал несчастный, но больше для проформы и для молоденьких девушек, вившихся вокруг стайками.

– Я же сказала – дам в глаз! Просто меня опередили, – сказала я и пошла искать Никоса.

Мне предстоял еще один раунд убеждения его, как он не прав и как на мне не надо жениться!

Всеми доступными и недоступными способами пыталась я избежать нашего бракосочетания, потому что в моей семье с таким не шутят, а мы ну никак не сочетались! Абсолютно! Даже браком!

Мной было испробовано следующее…

Стриптиз на столе в ресторане – сняли со стола и одели.

Алкогольное опьянение – поставили под холодный душ и раздели.

Приставание к другим мужчинам с сексуальными целями – дали мужчинам по мордасам, а мне вынесли последнее греческое предупреждение.

Грубое обращение с родственниками – родственники сделали вид, что не понимают по-английски, и так же по-английски ушли.

Приготовление завтрака… Кухню успели вовремя спасти, а меня эвакуировать на третий этаж.

Больше я ничего не успела, завтра была свадьба…

Глава 15

Народная примета: не сиди на крыше, а то Георгиос йоргеет!

– Цып-цып-цып! – сманивали меня вниз с крыши дома все, кому не посчастливилось пригласиться к Никосу на свадьбу.

Я лично никого не приглашала, а на крышу – тем более! И я это показала, в надцатый раз двинув ногой по лестнице и уронив сие приспособление вместе с тем приспособлением, которое на нее лезло!

Выслушав уже не просто проклятия, а заикания матом, я снова устроилась на коньке и принялась раздумывать на тему, как свить гнездо и можно ли условно считать это гнездо шалашом. Твердо решила: не считать! – и даже не рассматривать такую возможность, ведь рай с милым в шалаше, а для меня шалаш с «милым» Никосом уже приближался к эквиваленту третьего круга ада.

– Слезай, шалава! – Это во дворе нарисовался Йоргос и взял все в свои двупалые руки. Почему двупалые? Да потому, что остальные пальцы я ему сломаю, когда слезу. Оставлю только два, в носу поковырять, – не совсем же садистка.

– От шалавы слышу! – парировала я. – Не слезу!

– Тогда я залезу и надеру тебе уши! – окончательно вышел из себя Георгиос… и забыл войти обратно. Ага. Так и полез в выходном пиджаке. Бормотал: – А производила впечатление такой обиженной, такой замученной…

– Это маскировка! – Я с членовредительскими намерениями подобралась к тому месту, куда эсбэшник приставил лестницу.

Георгиос просек и передвинул, не переставая перечислять мои грехи:

– Скромница, хрупкая такая… Думал, дунешь – упадет. Ага! Тебя цунами не смоет!

Мы ползали с ним – он с лестницей внизу, я бдила сверху, и никак не могли встретиться два одиночества.

Наконец-то кому-то пришла в голову светлая мысль – вызвать подъемный кран с площадкой. Представляете выражения физиономий мужиков, которые приехали! Им сказали: мол, нужно кошку снять. Потому как диспетчер никак не могла понять: какая, греческий блин, невеста и сколько нужно за нее брать денег?!

– Что она там делает? – ткнул в меня пальцем ошалевший работяга.

– Нервничает, – заломила руки кирия[17] (или, как тут говорят сокращенно, ка) Димитра. – Не могли бы вы поскорее ее снять? Мы в церковь опаздываем.

Я показала тридцать два зуба и ноги в трусах. Работяги застыли и начали что-то подозревать.

– А она точно нервничает? – возник следующий вопрос.

– Не видите?! – взвизгнула какая-то краснолицая тетечка в малиновой парче. – Какая нормальная невеста будет сидеть на крыше за полчаса до венчания в церкви!

Я потянулась и поправила грудь.

Работяги забыли, как давить на кнопку, и уставились, будто кролики на удава.

– Слезай сама, пакость белобрысая! – орал Йоргос, сливаясь по цвету с тетечкиным платьем.

– За белобрысую – ответишь! – горланила я в ответ. Мстительно: – Буду тебе целый день отравлять жизнь!

– Ты меня уже навсегда отравила, пакость ногастая! – изменил показания Георгиос.

– Могу добавить! – мявкнула я, не забывая соблазнительно изгибаться.

Вся мужская половина шокированных гостей перешла от шока к приливам и собралась предложить мне пожениться прямо здесь и непременно сейчас… Пока Никос в церкви цветочки нюхает. Ага. А то потом очухается и ка-ак надает больно!.. Если от них что-то еще останется после того, как я слезу.

Кто, кто так предложения делает? «Я б тебя съел с косточкой, мой персик!» А ты пробовал? Когда выковыряешь косточку – приходи!

Один вообще загнул: «Эх, я бы ее так пои… полюбил!» Ты себя в зеркале видел, сморчок с ушами? У тебя ж от тех ушей давно не голова, а пропеллер!

Ладно. Утро перестало быть томным. Развлекаться надоело, и я милостиво соизволила выказать желание слезть вниз и нацепить на себя савандебное платье.

Потому что если сейчас кто-то дозвонится до Никоса и этот обиженный в лучших чувствах жених примчится сюда раненым бизоном… от дома останется только котлован! Никос все зубами разберет и переработает, чтобы меня достать. Национальная гордость! Лучше зубы потерять, чем жену. Приятно… В Америке, например, – зубы гораздо дороже…

Работяги подогнали мне «стакан». Правда, я туда не полезла – места не хватило. Пятнадцать человек на меня одну и бутылка местного пойла – явное нарушение должностной инструкции.

И я лихо сползла по водосточной трубе прямо в руки Йоргосу. Тот так возрадовался, что сразу полез обниматься… и все больше за шею. Пришлось вмешаться и поставить его на место. Ну правда же, когда бо-бо в чувствительном месте, то никуда уже идти не хочется!

– Кобыла! – интимно сообщил мне Георгиос и уполз зализывать раны на мужском самолюбии.

– Прогрессирую! – радостно сообщила я растрепанной и обессиленной свекрови. – Раньше он называл меня просто монстром!

Димитра закатила глаза и всем видом показала, как она с ним согласна, но устно донесла до невестки мысль, что поскольку она женщина воспитанная, то не будет добавлять к этому определению – чудовище, чудище (обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй), страшилище, пугало, чучело, урод, монстр, бука зверь, изверг, урод (нравственный), чудо-юдо рыба-кит; Сцилла, Полифем, чимпекве, эмпуса, ламия, Минотавр, Тифон, дракон, пугалище, Харибда, нравственная уродина (наглый повтор!), ехидна, циклоп, идолище, василиск, выродок, гриф, химера, отморозок, горгона, левиафан, чудо чудное, диво дивное и так далее.

Через час свадебное ралли подъехало к церкви, в которой, судя по отдаленным звукам тяжелых ударов и сдавленных ругательств, с трудом удерживали Никоса, яростно стремившегося наружу.

Тетеньку с пурпурным лицом в пыльном платье послали оповестить жениха о нашем прибытии.

Все остальные выстроились тевтонским клином, взяв меня в надежное кольцо, и под конвоем музыкантов, с пронзительными звуками духовых и барабанной дробью повели в церковь. Даже не повели, а повлекли, если вы улавливаете такой нюанс.

Выглядела я, кстати, ошеломляюще на фоне тяжело пыхтящих взъерошенных дам в мятых платьях.

Я шествовала, словно пава, в элегантном белоснежном платье со вставными плечиками из страз и элементов бижутерии, отчего казалось, что плечи состоят целиком из серебристых ювелирных украшений. Облегающее вверху, платье из гладкой шелковой ткани переходило в плавно расширяющуюся книзу юбку-колокол. Заниженный пояс из таких же фрагментов страз, цепочек и прочих творений ювелира изысканно подчеркивал стройность и женственность фигуры. Моя прическа состояла из косы, обвернутой вокруг головы и собранной как французская. С затылка спускались волнистые локоны, достигая талии.

На голове моей красовалась плотная свадебная накидка из брабантских кружев ручной работы. Мелочь, а приятно! Сама выбирала.

– С Богом! – произнесла ка Димитра, давая отмашку освободить меня из-под стражи.

Двери церкви распахнулись. Зазвучала музыка. Вспыхнуло нимбом солнце на короне золотых волос. Взметнулась от легкого ветра фата, принимая за спиной форму крыльев.

– Ангел, – пронеслось по рядам. – Чистый ангел!

– Мой ангел! – гордо сказал Никос, стоящий у входа в церковь.

– Личный ангел, – тихонько прошептала я, ступая к нему.

Брачеваться мы должны были в уникальной византийской церкви одиннадцатого века в древней Агоре – Agios Nikolaos Ragavas, венчаться в которой – мечта каждого уважающего себя афинянина. Судя по названию церкви, мама Никоса, ка Димитра, ему с именем заранее подгадала, чтобы святой покровитель не оставил своим вниманием будущего грешника.

На входе над створками дверей две буквы: слева – «альфа», справа – «омега».