Рассказы Старого Матроса - Владимир Контровский

Корабли были, однако флота не было: его сложный механизм не выдержал ударных нагрузок, обрушенных революцией на всю страну. Корабли не могут жить без нефти и угля, без снарядов и продовольствия, без ремонта и организации, превращающей эти железные конструкции, способные держаться на воде и передвигаться, в грозную силу, имя которой — военно-морской флот. В 1919 году в Кронштадте ничего этого не было, точнее, было, но в явно недостаточном количестве.

И главное — люди, тот необходимый компонент, без которого нет (и не может быть) ни армии, ни флота, ни дела, ни государства. Людей не хватало: на кораблях Балтийского флота был большой некомплект личного состава. Часть матросов, воодушевлённая идеями мировой революции и грядущего счастья для всех и каждого, отчаянно дралась на фронтах гражданской войны с белогвардейцами, не менее отчаянно дравшимися за свои идеалы; часть подалась в родные деревни делить землицу или ловить рыбку в мутной водичке; часть, наименее энергичная, отсиживалась на полумёртвых кораблях (подальше от разноцветной всероссийской смуты) в ожидании лучших времён.

Ещё хуже обстояло дело с командным составом. Одни офицеры были перебиты матросами, сводившими старые счёты с ненавистными «золотопогонниками»; другие бежали к белым или за границу. Остались единицы — из числа тех, кто приняли Советскую власть, искренне веря, что она принесёт их стране светлое будущее. Эти люди, для которых слова «флот» и «Россия» не были пустым звуком, продолжали нести службу на своих кораблях. А это было совсем не просто: на «бывших» косились, и малейшая их ошибка расценивалась как предательство (со всеми вытекающими отсюда последствиями). Понятие «дисциплина» было отменено как «старорежимное», и сплошь и рядом бравые «красные военморы» вместо того, чтобы выполнять боевой приказ, собирали митинг, на котором долго и нудно обсуждалось, а надо ли его выполнять.

Всё это привело к тому, что некогда сильный и сбалансированный Балтийский флот усох до размеров ДОТа — Действующего Отряда, — в состав которого входили линейные корабли «Петропавловск» и «Андрей Первозванный», крейсер «Олег» и несколько эсминцев, тральщиков и подводных лодок. Одна из этих лодок называлась «Пантера».

Заложенная 3 июля 1914 года в Ревеле, подводная лодка «Пантера» была спущена на воду 16 апреля 1916 года, 23 июля вступила в строй, а спустя две недели вышла в первый боевой поход. Таких походов за годы Первой Мировой войны она совершила несколько, но все они были безрезультатными — лодка ни разу не вступала в боевое соприкосновение с противником. «Пантера» принадлежала к лодкам типа «Барс» — к многочисленной серии лодок Бубнова, насчитывавшей 24 единицы.

Подводная лодка типа «Барс»

По тем временам «барсы» были очень неплохими лодками, не уступавшими по своим тактико-техническим характеристикам субмаринам других стран. Надводное водоизмещение «Пантеры» составляло 650 тонн, подводное — 780 тонн; длина 68 метров, ширина 4,5 метра. Два дизеля по 250 л.с. и два электромотора по 450 л.с. позволяли подлодке развивать скорость надводного хода до 12 узлов[5], подводного — до 9 узлов при дальности плавания 2500 миль над водой и 30 миль под водой (полным ходом без подзарядки аккумуляторной батареи). Вооружение состояло из двенадцати 457-мм торпедных аппаратов (четырёх внутренних — два в носу и два в корме — и восьми решётчатых наружных Джевецкого), двух орудий (калибром 75 мм[6] и 37 мм) и зенитного пулемёта. Экипаж насчитывал 33 человека.

Командовал «Пантерой» лейтенант (теперь уже с приставкой «бывший») Александр Николаевич Бахтин. Потомственный дворянин Александр Бахтин родился 4 июня 1894 года в селе Орловской губернии. В возрасте десяти лет его отдали в Орловский кадетский корпус, основателем которого был его прадед. В 1914 году Бахтин окончил Санкт-Петербургский Морской корпус, а в 1916 году — подводный класс. Во время Первой Мировой войны он служил старшим офицером на подводных лодках Балтийского флота «Кайман» и «Волк» и за боевые походы был награжден орденами «Святой Анны» 4-й степени, «Станислава» 3-й степени и «Святой Анны» 3-й степени с надписью «За храбрость».

После революции двадцатитрёхлетний лейтенант перешёл на сторону советской власти. Бахтин принадлежал к третьей категории офицеров российского императорского флота: он продолжил службу в Красном Флоте. Офицеры, подобные Бахтину, ждали свежего ветра перемен и не подозревали, что ветер этот обернётся ураганом и сдует их без следа.

Взаимоотношения между офицерами и матросами на подводных лодках были лучше, чем на надводных кораблях, — их можно было назвать взаимопониманием. Это объяснялось спецификой службы на субмаринах: на лодках гораздо острее ощущалась общность судьбы всей команды, без различия чинов и званий, и цена ошибки любого члена экипажа — как офицера, так и матроса, — была высокой. Не только неверное распоряжение, но и обычный поворот маховика не того клапана мог привести к тому, что лодка становилась просторным стальным гробом для всех, кто был на её борту (причём как в ходе боевых действий, так и в мирные дни). И такое случалось: из четырёх «барсов», погибших во время Первой Мировой войны, только одна лодка — «Гепард» — погибла, подорвавшись на мине. «Единорог» села на камни в устье Финского залива, «Львица» пропала без вести в районе шведского острова Готланд — мин там не было, — а «Барс», головная лодка серии, провалилась за предельную глубину погружения возле острова Готска-Сандэ.

Кроме того, офицеры-подводники были демократичнее — заносчивые аристократы, свысока поглядывающие на «нижних чинов», предпочитали избавленную от повышенного риска службу на надводных кораблях, оставляя лодки энтузиастам. Другими были и матросы подплава — они были более грамотными, толковыми и развитыми. Теснота подводных лодок и малочисленность их экипажей не подразумевала наличия на борту лишних людей — все матросы-подводники были специалистами. Этим они выгодно отличались от многих своих товарищей с линкоров и крейсеров, для которых основным квалификационным критерием было умение выдерживать правильный зазор между шваброй и досками палубного настила.

В итоге общность риска и меньшая разница в интеллектуальном уровне привела к тому, что диких расправ над офицерами-подводниками практически не было, и большинство субмарин Балтийского флота к лету 1919 года сохранили свою боеспособность. Последнее обстоятельство было немаловажным — противник имелся: на смену кайзеровскому флоту на Балтику прибыли английские военные корабли.

Благополучно завершив в марте 1918 года «Ледовый поход», «Пантера» всё лето того же года плавала в Ладожском озере, исполняя специфические поручения, и благодаря этому имела исправные механизмы и сплоченный и бодрый личный состав. Зимой 1918–1919 годов «Пантера» несколько раз выполняла разведывательные выходы в Балтику, к Ревелю, борясь со штормовой зимней погодой и возникающими неполадками. Последний поход в ту зиму лодка совершила в ночь с 15 на 16 января и в феврале стала на ремонт. К середине лета 1919 года ремонт был закончен (в основном благодаря усилиям экипажа), и «Пантера» вошла с состав ДОТа.

24 июля «Пантера» была послана в Копорский залив, где периодически появлялись английские и эстонские суда, базировавшиеся на Биорке. Там она встретила две английские подводные лодки, шедшие в надводном положении. Встреча закончилась вничью: англичане заметили на гладкой поверхности моря следы торпед, выпущенных Бахтиным, и уклонились от них, но и английская торпеда прошла мимо «Пантеры». После этого «Пантере» пришлось отрываться от преследования и преодолевать линии минных заграждений, чтобы вернуться в Кронштадт и пришвартоваться к борту старого крейсера «Память Азова», служившего базой подводных лодок.

Стоянка у борта «Памяти Азова» была далеко не безопасной: английские самолёты в июле-августе 1919 года постоянно совершали налёты на Кронштадт, проявляя повышенный интерес к тому углу гавани, где стояли подводные лодки. Бахтин перешёл к внешней стенке, и эта спасло «Пантеру»: в ночь на 18 августа в гавань Кронштадта ворвались английские торпедные катера, старый крейсер-плавбаза был торпедирован и затонул.

В конце августа ранним утром «Пантера» вышла в очередной боевой поход к Биорке. После шести часов хода под водой Бахтин обнаружил в перископ английский миноносец, направляющийся в Копорский залив. Условия для атаки были неблагоприятными — эсминец атаковать не стали.

Однако терпение командира «Пантеры» вскоре было вознаграждено: в девять вечера неподалёку от острова Сескар он увидел два английских эсминца, стоявших на якорях.