Крупская - Леонид Млечин

— Это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей. Как не остановиться перед таким решением?

Император колебался.

— Я сидел против него, — вспоминал министр, — внимательно следя за выражением его бледного лица, на котором я мог читать ужасную внутреннюю борьбу, которая происходила в нем в эти минуты. Наконец, государь, как бы с трудом выговаривая слова, сказал мне: «Вы правы. Нам ничего другого не остается делать, как ожидать нападения. Передайте начальнику Генерального штаба мое приказание о мобилизации».

В Зимнем дворце император Николай II обратился к депутатам Государственной думы и членам Государственного совета. Устроил прием в честь офицеров Петербургского гарнизона. После молебна дал клятву не заключать мира до тех пор, пока хоть один вражеский солдат остается на земле России. Указом от 31 августа 1914 года Петербург переименован в Петроград — на русский манер.

После объявления войны Владимира Ильича арестовала австро-венгерская полиция. Подданные враждебных государств считались нежелательными иностранцами. Они подлежали интернированию или высылке.

Заведующий заграничной агентурой в Париже статский советник Александр Александрович Красильников 29 августа 1914 года поспешил доложить в Департамент полиции об аресте Ленина и других большевиков австрийскими властями: «На ходатайство об освобождении заключенных был дан ответ, что они могут быть освобождены, но при условии внесения за каждое содержащееся в тюрьме лицо по три кроны в день за всё время содержания их под стражей и проездную стоимость за перевозку их в Швейцарию.

На удовлетворение указанных требований необходимо не менее 3–4 тысяч франков, о чем Ленину удалось каким-то образом довести до сведения партийных лиц, живущих в Париже, но попытки добыть требуемую сумму в данное время, когда деньги так трудно добываются, не увенчались успехом».

Ленина держали в Новом Тарге, а заграничная агентура считала, что он в Кракове. Заместитель министра внутренних дел Джунковский обратился к командующему Юго-Западным фронтом генералу Алексееву с просьбой после взятия города арестовать Ленина и «препроводить в распоряжение Петроградского градоначальника».

Если бы Владимир Ильич попал тогда в руки жандармов, то всю войну провел бы не в комфортной загранице, а за решеткой. Конечно, после Февральской революции ему бы не пришлось возвращаться на родину с помощью немецких властей, что повредило его репутации… Но несколько лет в тюрьме могли бы самым бедственным образом сказаться на состоянии его здоровья.

Спасая мужа, Крупская била во все колокола. За Ленина вступились австрийские социал-демократы. Депутат парламента Виктор Адлер уверил министра иностранных дел, что Ленин — злейший враг русского правительства.

Владимира Ильича отпустили. Но оставаться в воюющей стране не представлялось возможным. В середине августа Ленин и Крупская перебрались в соседнюю Швейцарию, оставшуюся нейтральной.

Самым неприятным для них сюрпризом было то, что когда началась война, ей решительно все радовались. Солидарность пролетариата, в которую они верили, оказалась мифом. В Германии, где было так развито рабочее движение, ни одна сколько-нибудь влиятельная сила не возразила против начала мировой войны. Даже влиятельная партия немецких социал-демократов, считавшихся противниками военных конфликтов.

Ленин и Крупская с изумлением и возмущением читали произнесенную 4 августа 1914 года в рейхстаге речь депутата Гуго Гаазе от социал-демократической фракции.

— Империалистическая политика, — говорил он, — привела к роковым для Европы последствиям. Ответственность падает на тех, кто проводил эту политику. Нашей вины здесь нет. Мы стоим перед неумолимым фактом войны. Нам грозят ужасы вражеского нашествия. В случае победы русского деспотизма, запятнавшего себя кровью лучших сынов своей страны, наш свободный народ может потерять многое, если не всё. Мы должны подкрепить делами наши слова о том, что в минуту опасности мы не бросим нашу родину на произвол судьбы. При этом наши действия не противоречат принципам Интернационала, всегда признававшего право каждого народа на национальную независимость и на самозащиту. Мы надеемся, что жестокие страдания военного времени вызовут у миллионов людей отвращение к войне и они проникнутся идеями социализма и мира. Руководствуясь этими принципами, мы голосуем за военные кредиты…

К общим проблемам добавились семейные. Теща Ленина умерла в начале 1915 года, когда они жили в Берне. Русские эмигранты обратили внимание: Надежда Константиновна выглядела в те месяцы усталой, бледной, озабоченной. Она тяжело переживала смерть матери. Елизавета Васильевна всю жизнь посвятила дочери. После смерти матери у Надежды Константиновны обострилась базедова болезнь, и они с Владимиром Ильичом решили отправиться в горы.

Прах Елизаветы Васильевны сожгли в крематории, Ленин и Крупская захоронили урну на бернском кладбище. В 1969 году советское правительство организовало перенос урны в Ленинград, чтобы Елизавета Васильевна упокоилась рядом с могилой ее мужа — Константином Игнатьевичем Крупским.

«Владимир Ильич, — вспоминала Лилина, — был всегда необычайно внимателен к “бабушке” — матери Надежды Константиновны, и в особенности к самой Надежде Константиновне; когда она заболела, Владимир Ильич сам топил печку, помогал бабушке по хозяйству и старался, насколько возможно, избавить жену от забот и хлопот по дому».

Когда Елизавета Васильевна умерла, они стали обедать не дома, а в столовой. А Ленин-то с юности страдал желудком. В принципе болел он в молодости не так уж часто. В Самаре в 1892 году заразился брюшным тифом, но всё обошлось. На следующий год подхватил малярию — и тоже без последствий. Юность вождя прошла в благополучных условиях. Мать и сестры о нем заботились. Он ничем не был перегружен, лето проводил на природе. А вот в Петербурге, где жил один, «заработал» катар желудка.

«Он не любил нарушения правильного образа жизни, — свидетельствует его сестра Мария Ильинична, — и в дальнейшем, особенно в заграничный период его жизни, распорядок во времени питания был введен самый строгий. Обедать и ужинать садились в точно назначенный час, не допуская в этом никакой оттяжки».

Усаживаясь за стол, Владимир Ильич озабоченно спрашивал:

— Мне можно это есть?

Хотя в еде был неприхотлив. Уже после революции Крупская как-то похвасталась своему секретарю в Наркомате просвещения Вере Соломоновне Дридзо, что способна приготовить 12 сортов яичницы. Та очень заинтересовалась. Оказалось, что это одна и та же яичница, только с разными добавками — луком, помидорами и так далее…