Глаза Младенца - Александр Есентаев

Редкость для женщины. Правда, многие мужчины не достойны настоящей любви. Но ты достоин. А как ты считаешь? Я достоин настоящей любви женщины?

– Я – не женщина, и не могу об этом судить.

– Можешь. Ты просто уходишь от ответа, – с небольшой обидой сказал Антон. Но обида быстро ушла, и он продолжил. – У меня были близкие отношения с женщинами. Я им нравился, как мужчина. Сексуальный мужчина с прямым решительным характером. Но по-настоящему меня никто не любил.

– А ты любил по-настоящему? – спросил я.

– Иногда, казалось, что да. А позже, оказывалось, что нет. Не знаю, может, мне не повезло, и я не встретил ту единственную, а может, я недостоин настоящей любви. – Он усмехнулся, – видно, не всем дано испытать настоящую любовь.

– Человек сам выбирает свой жизненный путь. И ты выбрал игру. И какой бы она не была серьёзной и созидательной, она всего лишь игра. А где есть игра, там нет настоящей жизни и настоящей любви. Там ничего нет настоящего.

Антон с удивлением посмотрел на меня. – Поразительно, как ты попадаешь в точку. Я очень благодарен судьбе, что она нас связала, пусть даже на время. Но я готов с тобой поспорить. Нет границ между игрой и жизнью. Для одного что-то кажется игрой, для другого это является жизнью. Все суждения субъективны. И далеко за примерами ходить не надо. Ты думаешь, что я только тобой играю? Ошибаешься, я тобой и живу.

Я громко засмеялся. – Понятно, ты вставил мне в голову чип с взрывчаткой, чтобы я тебя не покинул, потому что тебе нравится по-настоящему общаться со мной. – А потом уже серьёзно продолжил, – ты, Антон, просто заигрался. Заигрался до такой степени, что уже ничто не вернёт тебя к жизни.

Антон печально смотрел на меня. – Может, ты и прав. Когда я оставил тебя наедине с капсулой с ядом, я понимал, что тебе предстоит пережить. Какие противоречия будут бурлить в твоём внутреннем мире. Я даже их ощущал. Благодаря чипу или ещё какой-то духовной связи. Мне было жаль тебя. Но одновременно мне было жаль и себя. Знаешь почему? Потому что внутренние противоречия, сомнения свойственны человеку, который живёт по-настоящему. И если он находит правильное решение, то у него становится меньше противоречий с внешним окружающим миром. Он находит гармонию везде – и внутри и снаружи себя. Пока не появятся новые сомнения. А у меня уже давно не было сильных сомнений. Сомнений никогда не бывает только у идиотов, фанатиков и очень расчётливых людей. В их внутреннем мире всегда искусственная гармония, впрочем, как и во внешнем. С одним отличием, внешний окружающий мир им представляется чаще антигармонией. – Антон вздохнул. – Видимо я старею или привыкаю к тщательно продуманной игре. Но благодаря твоему появлению во мне снова начали рождаться сомнения. И это радует.

На меня смотрели глаза Младенца. И я никогда не мог понять, по какой причине (или её совсем не было) они неожиданно вглядывались в меня, вызывая внутри то сердечную боль, то тоскливую безысходность, то веру в милосердие. Я с добротой посмотрел на Антона. Он рад противоречиям, не понимая, что противоречия могут быть неразрешимыми и рвать душу, как мощный ураган рвёт металлическую жесть. С противным надрывом и скрежетом.

Антон улыбнулся мне. – Лексис, ты вернёшь меня к жизни.

Я не поверил этим словам. Как я могу вернуть его к жизни, если его жизнь – игра. Всё останется неизменным. Антон уловил мои мысли и добавил. – Конечно, сложно. Может, мне придётся дорого заплатить за возвращение к жизни. Даже смертью.

Антон неожиданно встал, сказал, что у него есть неотложные дела и покинул меня. Я задумался. Антон может предугадывать или рассчитывать будущее. Наверное, и то, и другое в комплексе. Это у него не отнять. Чью смерть он имел в виду? Мою или свою? А какая разница, мы с ним скованы одной цепью. Я умру в любом случае. Тоска снова овладела мной. Но только бы не видеть перед смертью глаза Младенца. С ними нельзя умирать. Их нельзя брать в новую жизнь. Я лёг на кровать, мои глаза смотрели вверх в никуда. Мои глаза смотрели в Мировую гармонию. И я попросил её, в который раз, помочь освободиться от них.

Наконец корабль приземлился на планете Марс, я стал уже уставать от ожиданий. Марс произвёл на меня двойственное впечатление. С одной стороны, как старый знакомый, всё-таки пять лет я служил на этой планете десантником, с другой стороны, как новый незнакомый. За три с половиной года произошли изменения. Не только в облике городов, но и в людях. Самое главное, в воздухе витала неопределённость, словно все ждали ветер перемен.

Мы каждые три-четыре дня перелетали из одного города в другой. Моя миссия заключалась в прогулке вместе с Антоном по городу, посещении местных достопримечательностей и кафе. Я был приманкой, но прошло двенадцать дней, а на меня никто не клевал. Я начал удовлетворённо и вопросительно поглядывать на Антона, но он делал вид, что всё идёт по плану. После прогулок Антон оставлял меня в одиночестве, а сам с другими людьми активно что-то высчитывал и планировал. Я косвенными деталями отмечал его интенсивную работу. То он куда-то отлучался, то к нему постоянно приходили разные люди. Потом он возбуждённый заходил ко мне и говорил, что срочно нужно переезжать.

Прошло пятнадцать дней. Мы гуляли по городу, когда к нам подошли три незнакомых человека и настоятельно попросили следовать за ними. Под куртками у них были автоматы. Антон улыбнулся и сказал, что нет проблем. Один из незнакомцев пошёл вперед. Меня подтолкнули, и мы последовали за ним, а двое пошли сзади нас. У меня появилось какое-то плохое предчувствие. Я посмотрел на Антона, он увидел моё волнение и попытался подбодрить, мол, всё нормально. Но я ему не поверил. Я стал быстро размышлять. Броситься бежать? Вполне возможно, что стрелять в меня не будут. Попытаются поймать? Попытаются, и наверняка поймают. Это их город, а не мой. Что же делать?

Но мои раздумья прервали дальнейшие события. Человек зашёл в бар. И меня довольно сильными толчками заставили зайти следом. В узком проходе нас остановили и обыскали. А потом попросили пройти дальше. Я зашёл в довольно просторное помещение бара и сразу за одним столиком увидел Тома. А Том сразу увидел меня. Он встал и с радостной улыбкой пошёл мне на встречу. Мы горячо обнялись.

– Дорогой, Лексис, как я счастлив тебя видеть, – сказал Том после объятий.

– Я тоже очень