Избиение младенцев - Владимир Лидский

Спустя час в арсенале кадетам начали выдавать старые драгунские винтовки Бердана, патроны и жёлтые кожаные подсумки, пока ненужные, впрочем, потому что патронов каждому досталось всего по обойме, да и самих винтовок всем не хватило. Седьмой класс получил их сполна, в шестом классе, они были выданы только десятку кадет первого отделения, а пятому классу, где числились Ники Волховитинов и Саша Гельвиг, не досталось ничего. Правда, их и не собирались вооружать, считая четырнадцати-пятнадцатилетних подростков слишком юными для ведения боевых действий. Всем кадетам строевой роты выданные винтовки были хорошо знакомы, и те, кому досталось оружие, разбрелись по просторной ротной зале с полотняными тряпочками в руках, ища укромных уголков, где можно было бы протереть от ружейной смазки стволы, проверить работу затвора и приноровить ладонь и плечо к цевью и прикладу.

Организационную работу по защите и сопротивлению большевикам взял на себя полковник Владимир Фёдорович Рар. Приняв кадет Второго московского корпуса, квартировавших в правом крыле Екатерининского дворца и вошедших через спальные помещения в его левое крыло с оружием и корпусным знаменем, полковник расставил караулы и заставы по периметру парка, в преддверии плаца и по всему фасаду дворца.

Большевики не заставили себя долго ждать. Под вечер Лефортово, в центре которого располагались кадетские корпуса, уже содрогалось от разрывов снарядов. Установив орудия в районе Военной тюрьмы, красногвардейцы открыли шквальный огонь в сторону дворца и одновременно – в сторону Алексеевского Военного училища, которое располагалось совсем рядом, в Красных казармах за Яузой.

Вечером в корпусе отключили электричество, и матовые полуваттные «осрамы», ввинченные по всем рекреациям в бронзовые бра и светильники, погасли. Следующим утром на кадетскую кухню не завезли хлеба. Артиллерия продолжала обстреливать Лефортово. Полковник Рар понимал, что если через короткое время Екатерининский дворец возьмут в кольцо отряды Красной гвардии, обороняться будет нечем, ибо оружия и патронов в корпусе было мало. Он приказал вызвать кадета строевой роты Невадовского, известного проныру и пролазу, а потом, поразмыслив, – пятиклассников Волховитинова и Гельвига. «Старший кадет сделает дело, – думал полковник, – а подростки будут для конспирации». Когда воспитанники явились по вызову, он приказал им отправиться к алексеевским юнкерам просить о помощи. Все необходимые в таких случаях слова об осторожности, внимании и разумности были сказаны Владимиром Фёдоровичем по-отечески, а не тоном приказа, ибо он прекрасно понимал, каким опасностям подвергает мальчишек, посылая их на неспокойные улицы. Они же, в свою очередь, хоть и сознавали весь ужас и трагизм происходящего, но встретили приказ полковника восторженно, как встретили бы его любые пацаны с их вечной тягой к приключениям и опасностям.

Выйдя из корпуса, кадеты помчались в сторону Яузы, но почти сразу были остановлены шрапнелью большевиков. Поняв, что нахрапом задачу не решить, пошли опасливым шагом, прижимаясь к стенам домов, но впереди было открытое пространство и там снова пришлось бежать. Снаряды летели у них над головами в сторону Красных казарм; грохот разрывов впереди и тяжёлое буханье артиллерийских орудий из центра отдавались в сердцах мальчишек доисторическим страхом, заставлявшим падать на грязный асфальт в тщётных попытках ввинтиться в него, спрятаться от раскалённых, жалящих насмерть железных насекомых. А они тучами, стаями, роями с отвратительным жужжанием и свистом проносились мимо, слепые, не разбирающие дороги, безжалостные, бездушные, – мёртвые куски металла, ищущие живой плоти и горячей крови. Ники и Саша бежали впереди, Невадовский, замешкавшись, пытался поспеть за ними, но всё время отставал. Он подвернул ногу, прихрамывал, лицо его было искажено гримасой отчаяния, а пятиклассники неслись вперёд, петляя как зайцы, падая, вскакивая и почти не оглядываясь. Среди шума и грохота они едва расслышали тихий вскрик – словно кто-то ахнул от удивления, и точно: оглянувшись, они увидели вдалеке изумлённое лицо Невадовского, который, споткнувшись, медленно клонился вниз и вбок с поднятыми руками, будто бы собираясь сдаваться невидимому врагу. Время растянулось, подобно резине; Невадовский падал как-то дискретно, какими-то этапами; это падение заняло не пару секунд, а несколько минут, он всё падал и падал в пороховом дыму, в пыльном крошеве, в солнечных просверках среди грязных облаков гари, и всё никак не мог окончательно упасть… Наконец за его спиной раздался неблизкий взрыв, словно бы перерезавший невидимые нити, до поры державшие дрожащее тело, и Невадовский ничком рухнул в асфальтовый смрад. Раздался грохот и задрожала земля, – Ники и Саше показалось, что от падения товарища, но то была ударная волна. Невадовский не двигался. Кадеты застыли на мгновение и, не сговариваясь, бросились к нему. Он так и лежал с поднятыми руками, с развороченным осколками затылком. Кадеты в ужасе застыли над его телом. Это была первая смерть, увиденная ими…

Поняв, что к Алексеевскому училищу не пробиться, Саша и Ники решили добраться до Знаменки, где располагалось Александровское училище, но по пути забежать домой, в Кудрино. До Алексеевского оставалось всего ничего, но там уже густо ложились снаряды, и с неба сыпалась горячая шрапнель. Кадеты кинулись на Яузский мост, чудом проскочили его и помчались в сторону Елизаветинского института благородных девиц. Дальше следовало бежать по Вознесенской, потом по Гороховскому – переулку и, срезав большой угол, выскочить на Старую Басманную. Оттуда, миновав церковь Никиты Мученика, можно было через Земляной Вал попасть на Садовое кольцо, – путь хоть и не близкий, но уже знакомый Они не знали ещё, что и в районе Кудринской площади, и в районе Никитских ворот, и в Охотном ряду, и на Моховой, и в переулках, стекающих к Тверской, уже вовсю идут мелкие стычки и гуляют пули. Тем не менее, они благополучно добрались до Садово-Кудринской, ни разу никем не остановленные и счастливо избежавшие опасных приключений. А на кольце им посчастливилось даже вскочить в какой-то шалый, с грохотом несущийся неизвестно куда трамвай, и преодолеть на нём довольно большой отрезок пути…

Дома, в квартире Гельвигов, где сразу же собрались обе семьи, возник сначала счастливый плач, потом – умоляющий крик, и в конце концов – снова плач, только на сей раз – отчаянный и безысходный. Саша и Ники в один голос твердили:

– Да поймите же, ведь у нас приказ!

Евгений вызвался сопровождать парней. Они сунулись было на Садовое кольцо, намереваясь пройти по нему до Арбата, но на кольце и дальше, на Кудринской площади, на больших открытых пространствах, сильно стреляли. Тогда Евгений решил добраться сначала до Никитских ворот, а уж оттуда по бульвару спуститься к Арбату с его противоположной стороны. Парни вернулись в парадное своего дома, через чёрный ход вышли во двор, на зады особняка Миндовской, миновали детскую площадку, украшенную небольшим фонтаном и гигантскими гипсовыми вазонами и оказались в Георгиевском переулке. Здесь было тихо, и они быстро добежали до угловой церкви, а там по Малой Никитской двинулись к Никитским воротам. Возле дома князя Гагарина и синематографа «Унион» бегали люди с винтовками, но стрельбы почти не было, и мальчишки быстрым шагом двинулись по правой стороне бульвара…

Через четверть часа они вошли в Александровское училище и пробрались в актовый зал, откуда был слышен многоголосый гул. Зал был полон – кругом сидели и стояли офицеры, постоянно подходили новые, все возбуждённо переговаривались. Евгений быстро выяснил, что в связи с опасностью и непредсказуемостью событий Совет офицерских депутатов экстренно созвал гарнизонное собрание. На общем серо-зелёном фоне шинелей и мундиров ярко выделялись белые бинты раненых. Некоторые офицеры, узнав о собрании, пришли из госпиталей и лазаретов. В зале стоял шум, сквозь который с трудом пробивался голос председательствующего и истерический звон его колокольчика. Все говорили одновременно, пытаясь перекричать друг друга, и в итоге никто никого не слышал и не понимал. Наконец председательствующему удалось пробиться сквозь рокочущий прибой всеобщего возбуждённого разговора и прокричать в зал несколько слов. До офицеров дошло, что им пытаются втолковать мысль о необходимости принятия собственных решений, потому что командующий войсками полковник Рябцев занял выжидательную позицию и того гляди вот-вот переметнётся к большевикам.

– Долой предателя! – понеслось из зала.

– Даёшь своё командование!

– Арестовать Рябцева!

Все опять одновременно заговорили, одни предлагали волею собрания сместить командующего, другие – арестовать Совет, третьи требовали немедленно выступить с оружием в руках. Молоденький румяный прапорщик с забинтованной головой горячился, обращаясь к седому полковнику: