Чудесный переплет. Часть 1 - Оксана Малиновская

Про себя рассуждаю так: ёж с иголками, поэтому если назову морского ежа «штукой с иголками», которая живёт в море, — он поймёт. Но то ли мне солнцем голову напекло, то ли длительный отдых сказался на мозговой активности, только вместо английского «ни–идл» (игла) я почему–то сказала «и-игл» (орёл), прибавив к нему «морской». До сих пор не пойму, как я могла перепутать эти два слова. Скорее всего, потому, что «и-игл» созвучно русскому слову «игла». Вот так и получилось, что, будучи в полной уверенности, что подразумеваю «морскую иглу», то есть «морского ежа», я на самом деле увлечённо обсуждала с мужчиной некоего «морского орла». Между нами произошёл примерно следующий разговор, который каждый воспринимал по–своему.

— Не нравится мне ваше море, — говорю я. — Оно, конечно, чистое и тёплое, но я люблю с маской плавать, а посмотреть здесь нечего. Дно песчаное, ни ракушек, ни красивых камешков. Вон там, сбоку, — груда камней, поддерживающих песчаную насыпь. Я там плавала, думала, что рыбок посмотрю, но нашла лишь несколько крабиков маленьких да целую кучу морских орлов.

— Морских орлов? — с неподдельным интересом переспросил киприот.

— Ну да, — спокойно подтвердила я. — Их там целая колония. Я очень боялась на них наступить — на каждом из них множество длинных орлов торчит в разные стороны (я хотела сказать, что у каждого из них множество длинных иголок торчит в разные стороны).

— У них что, брачный период? — киприот начал на меня косо посматривать, при этом его природное косоглазие заметно уменьшилось.

— Почему брачный период? — настала моя очередь удивляться.

Почему, интересно, он пришёл к такому выводу? Неужели я ошиблась и киприот, подобно большинству мужчин, начинает подбивать ко мне клинья?

Он ничего не ответил и, подумав немного, осторожно спросил:

— А что орлы делают под водой? И чем они дышат?

— Как это «что»? Живут они там, потому что морские. Чем дышат? А кто их знает, наверное, как рыбы — жабрами.

Хм… чудной он какой–то. Он что, никогда не слышал про морских ежей и никогда их не видел? Он, большую часть жизни проживший у моря? Быть такого не может.

— Сколько плавал — никогда не видел в море орлов. Обычно они живут в горах и летают высоко–высоко, — каким–то подавленным голосом сказал мужчина.

М-да… похоже, я поспешила решить, что с мозгами у него всё в порядке. Как морские ежи могут жить в горах, да ещё и летать?! Разве что какому–нибудь идиоту придёт в голову подбросить морского ежа в воздух — о да–а–а, тогда он точно полетит. М-да, хотела бы я понаблюдать за подобными манипуляциями. Возможно, мужчина путает морского ежа с обыкновенным — тот теоретически может жить в горах, но вот летать по собственной инициативе однозначно не умеет.

— Да как же они могут жить в горах и летать, когда они морские? — изумлённо воскликнула я. — Орлы по дну ползают, по камням, по кораллам! Я даже не слышала о том, чтобы они плавали, не то чтобы летать. Да и как они смогут взлететь, если у них нет крыльев?

М-да… Я, конечно, не претендую на глубокие знания особенностей и повадок обитателей морских глубин, но никто не убедит меня в том, что морские ежи способны жить в горах и летать.

— Да как же нет крыльев? — обескураженно возразил киприот. — Есть — и ещё какие мощные!

Тык-с, похоже, пора мне домой собираться: у мужичка явно не всё в порядке с головой, причём очень смахивает на то, что именно сейчас у него начинается очередное осеннее обострение. Ещё немного — и он, пожалуй, начнёт убеждать меня в том, что морские ежи в иголках прячут пёрышки и время от времени каркают.

В общем, сославшись на какое–то срочное дело, я спешно собралась и, наскоро распрощавшись с озадаченным киприотом, убежала в свой отель. Отчего–то он не попытался меня остановить или продолжить наше знакомство, например пригласив меня вечером в какой–нибудь бар.

Встретившись вечером за ужином с одной своей русской знакомой, я с увлечением поведала ей в мельчайших подробностях о придурке киприоте и его парящих под облаками морских ежах, не переставая смеяться и потешаться над глупостью мужчины. Странно, но почему–то я не дождалась от женщины ожидаемой бурной реакции на свой рассказ. Внимательно выслушав меня до конца со смеющимися глазами и вежливой улыбкой на губах, она, так же как и я, профессионально владеющая английским языком, неожиданно спросила:

— Прости, пожалуйста, повтори ещё раз, как ты выкрутилась с «морским ежом» и назвала его в конце концов?

— «Си-и и-игл», — нетерпеливо ответила я и пояснила: — «Си-и» — морской, а «и-игл» — игол…

Я не закончила фразу, застыв с открытым ртом, чувствуя, как у меня внутри всё начинает опускаться от ужаса. Мать моя женщина… только сейчас я поняла, что говорила с киприотом не об иголке, а об орле, причём не о простом орле, а, получается, о морском. Вот тут–то и последовала долгожданная, запоздалая реакция со стороны моей знакомой, которая смеялась до слёз, не в силах остановиться. Надеюсь никогда в жизни не испытать больше подобного стыда. Странно, что киприот не сбежал от меня первым. Больше я на тот пляж не ходила, предпочитая потратить лишних десять минут на то, чтобы избежать позорной встречи с мужчиной, который наверняка решил, что у меня не все дома.

Вдоволь нахохотавшись, ребята снова наполнили стаканы, и мы выпили за двоечников, которые не дают нашей жизни течь в скучном прямолинейном русле и разнообразят её самыми неожиданными и непредсказуемыми поворотами.

— Ещё давай, — с мольбой в голосе попросил Матвей, поудобней устраиваясь на полке, морально подготавливаясь к новой порции лечебного юмора.

— Ну слушай. Только случился этот забавный эпизод не со мной, а с моей коллегой по работе, Ириной. Работала она в молодости гидом–переводчиком, ездила по разным музеям и галереям с группами англоговорящих туристов и последовательно переводила с русского на английский рассказы наших музейных работников. Понятное дело, даже самый лучший переводчик не может знать всего, поэтому зачастую, не зная точного эквивалента слову, мы заменяем его синонимом или поясняем значение другими словами — это нормально.

Но не всегда есть возможность выкрутиться подобным образом. Например, иногда слово «берёза» — если не знаешь, как это звучит по–английски, — можно заменить знакомым словом «дерево», если подобная замена не принципиальна при передаче содержания. Но если вам необходимо перевести, что данный конкретный старинный сундук выполнен из берёзы, то в этом случае замена невозможна. В подобной затруднительной ситуации и оказалась моя знакомая: служащая музея поясняла, что некий ценный туалетный столик 18‑го века был изготовлен из редкого материала — самшита, а переводчица, впервые в жизни слышавшая это слово по–русски, хоть убейте, не знала, как оно переводится на английский. А говорить что–то нужно было, и, уповая на удачу и понадеявшись, что такое сложное слово, скорее всего, по–английски звучит примерно так же, она ляпнула: «Ит из мэйд оф самшит…»

Истеричный хохот Ивана потряс стены нашего купе, испуганный Баксик нырнул под мою полку и затих.

— А что, что тут смешного–то? А? Что это значит–то, а? — приставал к нам ничего не понявший Матвей, искренне расстроенный своими никудышными познаниями в английском языке.

— Произносимое на русском «самшит» для англичан созвучно с «some shit», — захлёбываясь от смеха, начал пояснять Иван. — Уж что такое «шит», ты наверняка знаешь…

— Конечно, знаю… «дерьмо» это… И что?

— Блин, Мот, не тупи, даже с твоими знаниями английского можно понять. Переведи всю фразу про столик с учётом «дерьма».

— Он… сделан из… какого–то дерь… — напрягшись, начал выдавливать из себя Матвей и, не закончив фразы, завалился спиной на Ивана, конвульсивно дёргаясь от раздиравшего его смеха.

Купе потрясли новые взрывы хохота — теперь уже и я присоединилась к Ивану, вновь захохотавшему, на этот раз — над гоготавшим Матвеем.

Немного успокоившись, Матвей быстро освежил стаканы, и мы выпили за сложную и опасную работу переводчиков, ежедневно рискующих как минимум стать всенародным посмешищем и как максимум — нечаянно развязать третью мировую войну…

Вагон раскачивался в такт стуку колёс, за окном совсем стемнело, а мы всё болтали и пили, болтали и пили. Постепенно я перестала участвовать в разговоре, молча, с улыбкой на губах, кивала, краем уха улавливая, о чём щебетали разгорячённые алкоголем парни, и постепенно погружалась в невесёлые мысли.

Как у них всё здорово выходит — закадычные друзья, всегда и везде вместе, радости и невзгоды — пополам, прям как в песне… Как–то так получилось, что я росла довольно сдержанным и независимым ребёнком, вся в себе. У меня не было старших братьев и сестёр, и не с кем было поделиться своими переживаниями, радостями или печалями, спросить совета. Не знаю почему, но я не умела довериться родителям, впрочем, и никому не умела довериться, поэтому научилась и привыкла надеяться только на себя. «Волк–одиночка» — так меня однажды охарактеризовала учительница. Я никогда не умела заводить друзей и подруг, знакомые — были, конечно, но не друзья, а после расставания с Женей я и вовсе перестала общаться практически со всеми…