Белая гардения - Белинда Александра

— Нам конец! — Я заломила руки. — Теперь клуб закроют!

У Дмитрия удивленно поползла вверх бровь, а Сергей рассмеялся.

— Дмитрий, — сказал он, — по-моему, Аня была здесь всего два раза, но ей, судя по всему, уже небезразлична судьба клуба.

Даже Амелия, с оторванным рукавом платья и растрепанной прической, глядя на меня, улыбнулась.

— Это как музыка, правда, Аня? — спросил Дмитрий. — Клуб захватывает, его дух проникает в кровь. Теперь ты стала шанхайцем, как и мы.

Подъехал лимузин. Амелия, сев на пассажирское сиденье, взмахом руки пригласила и меня.

— Мальчики устроили погром, пусть мальчики и убирают, — заявила она.

Мое платье на груди до сих пор все было в липкой крови морского пехотинца. Она насквозь пропитала ткань и уже подсыхала у меня на коже. Посмотрев на платье, я начала всхлипывать.

— Господи Боже! — вскрикнула Амелия и за руку затащила меня в автомобиль. — Это Шанхай, не Харбин. Завтра все будет как раньше. Никто и не вспомнит, что тут было сегодня. Мы все равно останемся самым модным ночным клубом в городе.

5. Розы

На следующее утро, когда я причесывалась перед выходом в школу, в комнату постучала Мэй Линь. Она сказала, что звонит Сергей. Я кое-как спустилась по лестнице, пытаясь подавить зевоту. Кожа у меня была очень сухой, горло болело. Волосы пропитались сигаретным дымом. Перспектива сидеть на уроке географии и слушать сестру Марию меня совсем не радовала. Я представила себе, как где-нибудь между Канарскими островами и Грецией засну и меня заставят сто раз подряд написать на доске причину своей усталости. Наверняка лицо сестры Марии вытянется от изумления, когда я возьму мел и начну выводить корявыми буквами: «Я не выспалась, потому что вчера вечером была в ночном клубе».

Вообще-то, мне нравились занятия по французскому и искусству, но я уже узнала, как танцевать болеро, и побывала в модном заведении «Москва — Шанхай». Школу я уже переросла. Спокойствие, которые давали учебники и картины, не шло ни в какое сравнение с новым миром, открывавшимся передо мной, миром возбуждающим и пленяющим.

В прихожей я положила на стойку щетку для волос и подняла трубку телефона.

— Аня! — долетел до меня зычный голос Сергея с другого конца провода. — Ты теперь работаешь в клубе. Мне нужно, чтобы ты приехала к одиннадцати.

— А как же школа?

— Тебе еще не надоело ходить в школу? Или ты не хочешь ее бросать?

Я прикрыла рукой рот, но зацепила при этом стойку, и щетка Полетела на пол.

— Надоело, надоело! — закричала я. — Я как раз об этом думала! Я ведь всегда смогу читать или учиться самостоятельно, если захочется.

Сергей засмеялся и что-то прошептал, очевидно, тому, кто был рядом с ним. Другой человек, мужчина, тоже засмеялся.

— Что ж, тогда собирайся и приходи в клуб, — закончил Сергей и добавил: — И не забудь надеть самое красивое платье. Отныне ты всегда должна модно выглядеть.

Я бросила трубку и помчалась по лестнице наверх, на ходу расстегивая пуговицы школьной формы. От усталости, которая снедала меня всего несколько секунд назад, не осталось и следа.

— Мэй Линь! Мэй Линь! — закричала я. — Помоги мне одеться.

Девочка вышла на лестничную площадку, в ее глазах застыло удивление.

— Скорее! — Я схватила ее за маленькую ручку и потащила за собой в комнату. — С этого дня ты — камеристка при работнице клуба «Москва — Шанхай»!

Работа в клубе шла полным ходом. Группа китайцев со швабрами и ведрами с мыльной водой драила лестницу. Стекольщик чинил окно, разбитое во время вчерашних беспорядков. В танцевальном зале девушки мыли пол и вытирали столы. Через вращающуюся дверь кухни то и дело выбегали помощники главного повара, брали подаваемые грузчиками через боковую дверь ящики с сельдереем, луком и свеклой и заносили их обратно в кухню. Я откинула со лба волосы и разгладила платье. Это платье мы с Любой заказали как-то раз по дороге из школы домой. Мы увидели его в американском каталоге. Это было легкое розовое платье с кружевной пелериной на лифе. По вырезу и нижнему краю были пришиты розочки. Декольте было глубоким, но материя на линии бюста была присобрана, поэтому платье не казалось слишком откровенным. Я надеялась, что мой внешний вид понравится Сергею и он не поставит меня в неловкое положение, отослав домой переодеваться. Я спросила у одного из кухонных работников, где найти Сергея, и тот указал на дверь с надписью «Офис».

Но когда я постучала, из-за двери раздался голос Дмитрия:

— Войдите.

Он стоял у камина и курил сигарету. Лицо у него было все в синяках, губы распухли, а рука висела на перевязи, но теперь он, по крайней мере, был похож на себя. Несмотря на раны, Дмитрий показался мне таким же красивым, как и всегда. Он окинул взглядом мое платье, и по улыбке я поняла, что ему понравился мой вид.

— Ну что, отдохнула за ночь?

Он поднял жалюзи и впустил в комнату свет. На подоконнике стояла копия знаменитой Венеры Милосской. Эта статуэтка да синяя с белым фарфоровая ваза на камине — вот и все, что украшало кабинет. Остальное было выдержано в сугубо деловом современном стиле. Тисовый письменный стол и красные кожаные кресла были основными элементами интерьера. Каждая мелочь здесь занимала строго отведенное место, нигде не было видно ни листка бумаги, ни раскрытой книги. Окно выходило на узкую улочку, которая в отличие от большинства улиц в Шанхае, была чистой. На ней рядышком располагались салон красоты, кафе и кондитерский магазин. Зеленые жалюзи на окнах магазина были подняты, в ящиках под окнами пышно цвела красная герань.

— Сергей велел мне прийти, — сообщила я.

Дмитрий потушил сигарету о каминную решетку.

— Он куда-то уехал с Алексеем. Сегодня они уже не вернутся.

— Не понимаю. Сергей сказал…

— Аня, это я хотел поговорить с тобой.

Я не знала, как мне нужно было реагировать на его слова, то ли обрадоваться, то ли испугаться. Я села в кресло у окна. Дмитрий занял кресло напротив. У него было такое мрачное лицо, что я начала беспокоиться, не случилось ли что-нибудь серьезное; может, после вчерашней ночи возникли какие-то неприятности с клубом.

Он сделал жест в сторону окна.

— Если посмотришь на запад, ты увидишь старые полуразрушенные крыши. Там ты потеряла ожерелье матери.

Я остолбенела. Почему он сейчас вспоминает об этом неприятном событии? Неужели ему каким-то чудом удалось отыскать остальную часть ожерелья?

— Я родом из этих мест, — продолжил Дмитрий. — Я там родился и вырос.

Я с удивлением заметила, что у него дрожит рука. Он попытался зажечь сигарету, но уронил ее на колени. Мне ужасно захотелось взять эту дрожащую руку и поцеловать, чтобы успокоить Дмитрия, но я не понимала, что происходит. Я подняла сигарету и щелкнула зажигалкой. По лицу молодого человека пробежала тень, словно он вспомнил какое-то тягостное событие. Мне было невыносимо смотреть на его боль — она, как нож, ранила меня в самое сердце.

— Дмитрий, тебе не нужно мне об этом рассказывать, — мягко произнесла я. — Ты же знаешь, для меня не имеет значения, откуда ты родом.

— Аня, я должен сказать тебе что-то важное. Ты должна это знать, чтобы принять правильное решение.

От его слов мне стало не по себе. К горлу подступил комок, на шее забилась жилка.

— Мои родители приехали из Санкт-Петербурга. Из дому они уезжали глухой ночью. Они ничего не взяли с собой, потому что у них не было времени на сборы. Недопитый чай отца остался остывать на столе, а мать бросила рукоделие там, где сидела, — на стуле у камина. Известие о мятеже они получили слишком поздно, поэтому все, что им удалось спасти, — это собственные жизни. Когда они оказались в Шанхае, отцу пришлось работать чернорабочим, а после моего рождения — шофером. Но он так никогда и не смог прийти в себя от утраты той жизни, которую когда-то знал. У него были плохие нервы — следствие войны. Большая часть тех скудных денег, что зарабатывал отец, тратилась им на выпивку и наркотики. А мать поступилась честью и стала мыть полы в домах богатых китайцев, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Как-то раз отец принял слишком большую дозу опиума и умер, оставив мать с долгами, которые ее нищенская зарплата не могла покрыть. Матери пришлось заняться… другой работой, чтобы прокормить нас.

— Мне Сергей рассказывал про твою мать, — перебила я Дмитрия, чтобы хоть как-то смягчить его боль. — Моей матери тоже, чтобы спасти меня, пришлось поступиться честью. Ради ребенка любая мать пойдет на все.

— Аня, я знаю, что Сергей рассказывал тебе о моей матери. И я знаю, что у тебя доброе сердце и ты сможешь понять меня. Но прошу тебя, дослушай. Ведь я рассказываю о тех обстоятельствах, которые сделали меня таким, какой я есть.