Девушка сбитого летчика - Инна Бачинская

Глава 16

Три девицы под окном…

Баська метала на стол вчерашние деликатесы, а я мыла посуду, когда раздался звонок домофона.

– Валера вернулся! – обрадовалась Баська. – Или Федор.

Но это был не байкер и не Федор, а Ольгица. Она появилась на пороге в шикарной норковой шубе до пят, с роскошными локонами по плечам, и сказала:

– Привет, девочки! Ничего, что я без звонка? Заскучала одна, и вот!

– А где любимый мужчина? Еще не вернулся? – спросила ехидно Баська.

– Волик вернется только завтра. А я тут… с вами. Я принесла шампанское.

– А что это за командировки под Новый год? – настаивала Баська – она иногда, как буль, не отцепится и не выпустит из зубов. Я кашлянула.

– Клиент уезжает, срочная работа. Вы же сами знаете, Волик специалист международного класса.

В голосе Ольгицы прозвучала гордость за мужа. «А вы, дуры безмужние, можете хихикать сколько влезет, – словно говорила Ольгица. – Муж – это муж, это статус, это защита, это деньги!»

Мы переглянулись. Баська открыла рот, чтобы вмазать Ольгице от имени эмансипированных женщин мира, и я снова кашлянула. Ольгица… чего греха таить, глуповата, никогда не работала, замуж выскочила в последнем классе школы. Идеальная жена для понимающего человека. Ведет дом, хороша собой, верит любой лапше. Мы корчим рожи за ее спиной, фигурально выражаясь, а чем мы лучше? Тем, что свободны? Пашем, как лошади? Я рисую дурацких зайчиков, а Баська сочиняет дурацкое мыло? И предел мечтаний – новая шуба и отдых в Египте. Причем и то и другое заработано собственным горбом. А тут райская птица в золотой клетке, и кто, спрашивается, умнее? Впервые Ольгица показалась нам хитрой, цепкой и дальновидной хищницей, ухватившей Бога за бороду, как говорит Лелечка. Без дурацких романтических бредней. И Волик – круглый, с брюшком и плешью, с носом-кнопкой, не вызывающий у нас никаких эмоций, кроме желания фыркнуть, – впервые показался нам… как бы это… заманчивой синицей в руках. Не красавец, но… очень представительный. Кроме того, деньги! Супруге – каждый год новую шубу; квартира в центре – четыре комнаты; тачка тоже новая, чуть ли не каждый год; загородный дом-дача – терем-теремок в три этажа в пригороде, в элитном районе; домработница опять-таки. Неработающая Ольгица бережет руки, хотя и любит готовить. А вы, девушки, свободны! Ищите одного-единственного неповторимого, ожидающего где-то там, за поворотом, в голубой дали. С большим приветом от вечной девственницы Лелечки!

Так или примерно так думали мы с Баськой, обмениваясь скорыми взглядами, внимая словесам Ольгицы…

А любовь? Ах, любовь… А кто сказал, что Волик не достоин любви?

– Анечка, а этот байкер, Валерий… – Ольгица слегка порозовела. – Это твой бойфренд? Очень интересный мужчина. Вы замечательно смотритесь вдвоем.

Мы сидели за столом. Бася открыла шампанское, облилась, взвизгнула. Сказала:

– Сейчас наберусь! И под елку, хороводы водить! Эх, жизнь моя пропащая! За нас!

– Басенька, по-моему, ты много пьешь, – сказала Ольгица, укоризненно качая головой.

– Откуда ты знаешь, сколько я пью? – окрысилась Баська.

– Нет, я ничего не хочу сказать, но от алкоголя портится цвет лица, и вообще.

– Нет, ты скажи! Что – вообще? – потребовала Баська.

– Девочки, а давайте за прекрасный Новый год! – поспешно сказала я. – Чтобы… чтобы… – Я запнулась.

– За счастье! – выкрикнула Ольгица. – Мы с Воликом через неделю летим на Майями. А кроме того, его пригласили поработать в Британском музее. Контракт на полгода. Лондон! Всегда мечтала там побывать. Ой, девочки, а какой я купальник нарыла в бутичке в Мегацентре! Фантастика! Вот здесь совсем открыто, а здесь – глубокий вырез. – Она показала, где открыто, а где вырез. – Красный в белых цветах! Фирма «Готтекс», для женщин с формами. Волик еще не видел, я рассказала ему по телефону, и он сказал: «Ну, мать, теперь весь Майями ослепнет!» – Ольгица захохотала и взмахнула длинными кистями.

Мы с Баськой снова переглядываемся. Смеяться нам не хочется. Завидуем? Она начинает нас раздражать. Впрочем, она всегда нас раздражала. Толстокожая корова. С золотым колокольчиком. Тупо жующая первоклассное сено. В элитном коровнике. Мы смотрим волком… или волками? Вернее, волчицами – впору зарычать. Р-р-р!

Мне делается стыдно. Ольгица ничего не замечает и галопом несется дальше. Она с упоением рассказывает, что присмотрела новую шубу, новое кольцо, новое платье… новое… новую… новый! Дурацкие детали, фасон рукава, сапфиры, серое с лиловой отделкой, каблуки – не передать! Она говорит и говорит, без остановки, без продыху, не глядя на нас, судорожно дирижируя вилкой и ножом, и мы вдруг начинаем понимать – что-то не так!

Мы переглядываемся.

– Хватит! – рявкает Баська. – Прекрати истерику!

Ольгица послушно замолкает.

– Ну! – требует Баська.

– Он мне изменяет, – безжизненным голосом говорит Ольгица. – У Волика есть любовница.

– У Волика? Любовница? Ты что, очумела?

– Он сейчас с ней, – говорит Ольгица. – И в Лондон… – Она вдруг закрывает лицо своими длинными тонкими кистями и начинает плакать. – Я не знаю, что мне делать…

– Откуда ты знаешь?

– Я чувствую. Он все время в командировках! Он сказал, что пока не может взять меня в Лондон – будет страшно занят. А я знаю, что на полгода едут с женами, им там снимают квартиру. Он стал другим, я его больше не волную как женщина… мы не спали полгода. И еще: я нашла в его письменном столе платиновое колье!

– Он что, держит его в незапертом столе? Волик?

– Я подобрала ключ… – Ольгица слегка смутилась. – Понимаете, он стал совсем другим. Сидит у себя в кабинете, запирается, я зашла без стука, а он как заорет!

– Ты ее видела?

– Да! Я их видела вместе месяц назад. Они сидели в парке на скамейке, голова к голове…

– Надо было подойти, – заметила Баська. – Лично я бы подошла!

– Я проезжала мимо в такси, сначала не сообразила, а потом… даже не знаю. Мне стало страшно. Я подумала – не хочу! Не хочу ничего знать. Любовницы приходят и уходят, а жены остаются. А сейчас он совсем сошел с ума! Я ничего не понимаю…

– Успокойся, – рассудительно сказала Баська. – Еще ничего не известно. Мало ли с кем он сидел. Случайная знакомая. Даже в самом крайнем случае… Ну и что? Разбежитесь, делов-то!

Ольгица зарыдала. Я посмотрела на Баську – она пожала плечами. Разлила остатки выдохшегося шампанского, сказала, как припечатала:

– Ладно. Хорош реветь! Не конец света. Пей!

Мы выпиваем. Ольгица продолжает всхлипывать. Баська кивает мне.

– Оля, я не верю, – вступаю я. – У вас такая прекрасная семья! Твой Волик… прекрасный семьянин, прекрасный специалист. Я всегда им восхищалась…

Баська делает страшные глаза – ну, нельзя же так зарываться!

Ольгица деликатно шмыгает носом, вздыхает.

– Спасибо, девочки, – говорит она растроганно. – Вы мои лучшие подруги. Я не знаю, что бы я делала без вас.

Баська стремительно вылетает из-за стола и мчится в кухню к холодильнику. Приносит новую бутылку шампанского…

Короче, мы слегка перебрали. Несли что ни попадя, признавались друг дружке в любви, строили планы на будущее и сочиняли сценарий для нового сериала под названием «Алгоритм Золушки» и хохотали до слез. О жене олигарха – как она встретила простого парня, и они полюбили друг друга, и она ушла от олигарха…

Потом пели. Баська вела, мы подтягивали. Песню эту пели спокон веков Баськины бабки-прабабки, была она протяжная, голосистая, с повтором каждой строчки, настоящая застольная…

Глава 17

Болевые точки…

Дочь старика, погибшего второго декабря, плакала. Звали ее Надя, и была это миловидная женщина лет сорока. Федор Алексеев позвонил жене этого человека, трубку взяла дочка и сказала, что мама больна. Федор представился туманно – сотрудник райотдела – и попросил о встрече. О том, что его полицейская карьера осталась в далеком прошлом, он упоминать не стал. Равно как и уточнять, какого именно райотдела. Капитан Астахов не одобрял подобную самодеятельность, но что прикажете делать? Впрочем, иногда Федор честно говорил, что преподает философию, а в свободное от работы время занимается расследованиями… хобби, так сказать. Но тут дело было слишком серьезным, какое хобби! Да она и не спрашивала.

Федор привел женщину в полупустое кафе с простодушным названием «Лавровый лист», в народе – «Лаврик», или «Лаврушка». Она плакала. Федор придвинул ей стакан воды.

– Я не понимаю… Кому нужно было… кому он мешал?

Она подняла на Федора больные заплаканные глаза. Федор кивнул, соглашаясь. Он знал: если нужна информация, никогда не следует перебивать собеседника, уточнять сказанное и задавать наводящие вопросы. Пусть выговорится. Мысль в свободном полете, как… морская волна – вынесет на берег все. А потом нужно аккуратненько разложить вынесенное на песочке для просушки, рассмотреть, отделить зерна от плевел и соображать. И желательно ничего не записывать. Карандаш или диктофон отвлекают, а иногда и парализуют. Единственный вопрос, который он задал… вернее, просьба, был: «Расскажите об отце, Надя».