Ясень - Ника Ракитина

— Ладно, добыли руду, заготовку сделали, положили на тринадцать лет в болото…

Туму ощутимо пнули в бок.

— Так я рассказываю, — подмигнул он лукавым глазом. — Вытащили, и давай опять ковать. Сковали во-от такенный двуручник, — он насколько хватило, развел руки, мстя вредным соседям. — Выше рыцаря.

— Ну?

— Надо давать имя. Пошел рыцарь к волхву. А два оруженосца сзади надрываются.

— А почему на коне не отвезли?

— Да какая скотина потерпит такое безобразие! — фыркнул Фари. Тума поглядел на него с презрением:

— Нет. Просто так положено. Да и местность… ну, как у Казанного Святилища.

Кто-то сделал отвращающий жест. Кто-то простонал:

— Не тяни…

Но Тума не думал слушаться: в истории самая соль — не спешить никуда. Сначала.

— Идут они, идут. С мечом, с приношениями.

— А что несли? — опять перебили его.

— Да кто их, тулейцев, знает, — Тума почесал облезающий нос. — Только когда время пришло наводить черты и резы, волхв был в дымину. Вообще-то они, волхвы, до зелья крепкие, вырезал — не поцарапался даже. Только вот черты перепутал. Вместо «кладень» — чтоб врагов, как сено, класть… — парень огляделся: вроде, девушек поблизости не было, и выдал, не стыдясь, для чего меч после волхвования стал пригоден и в каких количествах. — Так «Осеменителем» и остался.

Парни грохнули, заглушая вопль Леськи. Та, дело простое, при скотине всю жизнь — дрыгая ногами, качалась по траве. Наири, держась за щеки, вскочила. И увидела вспыхнувшую на окоеме звезду.

Тут же прокричали тревогу дозорные. Смех как отрезало. Молодые воины сбегались, встревожено переговаривались, глядя на огонь вдали.

— Зница…

— При чистом небе?

— Костер?

— Рядом совсем.

Леська затрепетавшими ноздрями втянул воздух:

— Дымом пахнет.

— От костра, дуреха!

Она с такой яростью обернулась к жениху, что чудо, того не испепелило.

Гент принюхался:

— Правда, гарь… Лес горит.

— Не лес.

— Тихо, — внятно произнес Велем. — Золотоглазую — разбудить. Фари, Илек, еще трое, сделайте проход в ограде. Коней седлать.

— Ну вот, строили мы, строили…

Велем окоротил запальчивого взглядом.

— Гино, ты, вроде, лесовик. И Гент. Разведаете, что как.

— Я пойду, — насупилась Леська. И Тума влез.

— Не дело, рыжая, — сказал Велем. Серьезно сказал: даже ведьме расхотелось бы спорить. — Ты к лесу, конечно, привычна, да тут нужнее. И ты, оружейник, не лезь.

Весь занялась. Рудые яркие языки огня скакали над тростниковыми крышами, синим дымком сочился тын, а на подступающих близко к домам кустах звучно скворчали и сворачивались листья. Парни под прикрытием веток приникли к ноздреватой сухой земле, а в уши колотил треск горящего дерева и пронзительный визг. Девка визжала. Крик перешел в стон и затих. Они вцепились в землю. Гент зачем-то тер, и тер, и тер и без того уже воспаленные глаза.

Глядеть друг на друга не хотелось. Они ползком обогнули весь по правому краю. Бортник сказал пересохшим шепотом:

— Тут вроде улице конец. И темно.

— Ага.

Парни махнули через изгородь. Пригибаясь, пробежали огородом, выглянули из-за угла бревенчатой избушки. Улица была темна, еще темнее из-за отблесков, мерцающих вдали. Запах гари резал горло. В пыли валялся нехитрый скарб, выброшенный из домов — битые горшки, сундуки, вспоротые сенники. От каждого порыва ветра над ними завивалась труха. Гент по дороге едва не споткнулся о лошадиный труп — с оскаленной мордой и выпрученными ногами, под трупом маслянисто блестела лужица…

Улочка вывела парней на площадь к колодцу, как черную руку, задравшему к небу асвер. Гент зачем-то взялся за жердину, стал вытягивать ведро, но вместо ведра на крюке болтался, отекая водой, повешенный — руки сразу же разжались, и мертвец с громким плеском упал назад. Гино перегнуло пополам.

— Пошли…

— Да сколько их?

— Коней уведем — сосчитаем, — Гент махнул рукой округ веси, как бы намечая дорогу. — Караулы высматривай.

Они, пригибаясь, метнулись через лозняк и присели в маленьком ручейке, потому что из озаренного пожаром селения ковыляла прямо на них темная огромная тварь. Повозилась, пошатываясь, отбрасывая страшную — вдвое больше себя — тень. В сторону парней ударила вонючая струя. Гино сплюнул от омерзения. Гент беззвучно выругался. Чудовище, напугавшее их до дрожи в коленях, оказалось пьяным кнехтом, пристроившимся справлять нужду перед кустами. Пришлось пережидать, пока кнехт поправит скалящиеся разрезами штаны и нетвердой походкой уберется прочь.

Спутанные кони топтали траву на полянке за рябиновой рощицей вниз по течению ручья. Запах близкого пала заставлял их тревожиться, всхрапывать, задирая морды, грызться во внезапном гневе. Гент с Гино никак не решались подобраться ближе, не зная, сколько с конями стражников. Да и сколько самих коней, трудно было понять в неверном свете загороженного ветками огня.

— По ногам сочти: вон сторож. И вон… — елозя на брюхе в росной траве, тыкал рукою Гино.

— К-какие ноги… — шепотом огрызался Гент. — Разве мне видно, чьи это ноги? Бегают, чтоб их!..

Еще б не бегали! В самой середине табуна сцепились два жеребца. Окорачивая их, злых, встающих дыбом, сторожа по двое повисли на цепях, заменяющих боевым коням ременные поводья, тянули, не жалея сил, упираясь ногами, рискуя получить копытом в голову. Поняв, что караульщикам не до них, разведчики ужами скользнули сквозь деревья и между конскими ногами. Рубануть путы, пугнуть, шлепнув по чуткой шкуре — и вот уже мчит ошалелый табун… от топота копыт дрожит земля.

…Резкий запах копоти и горелой плоти сменился запахом папоротника и реки. Тяжело дыша после бега, парни упали на сырой мягкий мох. Гент шипел сквозь зубы и тер укушенное конем плечо.

Гино сунул ему баклажку:

— На, промой. Сильно цапнул?

— Зато кнехты не уйдут теперь. Не дадим уйти!.. Вставай, наши ждут.

Слово свидетеля Наири

…И когда бой был окончен, мы взглянули по сторонам и не узнали друг друга. Не только сажа, грязь, кровь (своя и чужая) были тому виной. Впервые мы бились насмерть. Впервые мы ненавидели так яростно, что ни боль, ни страх нас не остановили.

Весь догорала. Жирные черные хлопья сажи летели по ветру и оседали на землю. Пучком полуобгорелых листьев я стерла кровь с меча и сняла шлем. Латы жгли, как раскаленные — в воду бы сейчас, в ледяную воду, и не думать ни о чем!..

Труп кнехта валялся у моих ног…

Неужто, это я так его изрубила?

Белогривый негромко заржал, ткнулся мордой в мое плечо. Может быть, недоумевал, что мы делаем так долго в этом неуютном месте. Я погладила коня по шее и вздрогнула. На белой упругой шкуре кровоточила длинная рваная царапина: наверно, задели в горячке боя.