Дневники - Неизвестно

— Раз Сталин смотрит картины, значит не все еще пропало.

12-е [VII]. Воскресенье.

Встретил Лукова в столовой. Он не может утешиться: вырезали часть картины. Объявление о перерегистрации. Комка сказал: “Тебя возьмут, потому что всех берут”. И точно всех — знакомый Татьяны, слепой на один глаз, и имеющий 60% в другом — признан годным.

Сообщение о том, что бои на подступах к Воронежу.

Вчера ночью против дома, где живут Погодины, зарезали женщину. Учительница, шла ночью с заседания.

Читал Гофмана “Эликсир сатаны”. Понятно, почему мы его в 1921 году избрали своим патроном100. Жизнь казалась такой изломанной и развороченной, что хотя бы в литературе мы желали создать порядок и стройность. Самое удивительное, что порядка мы не создали,— да и не могли.

Не знаю, откуда Луков это взял, но он сказал, что Германия четыре раза предлагала нам мир.

13-е [VII]. Понедельник.

Немцы вышли к Богучарам,— около 300 км от Волги. От пунк-

107

та вчерашнего сообщения они прошли 50 км — через шесть дней, стало быть, Волга? Настроение подавленное и раздраженное.

Зазовский, зав. издательством101, уезжая в Москву, не взял посылок, так как везет Толстому ящик вина и ящик фруктов — подарок от местного правительства. Басов грустит — разбил бутыль со спиртом.

Позавчера нападали на маникюршу. Она шла темным переулком, и ее обогнали двое. Пока было светло, она пропустила их вперед, а сама зашла в первый попавшийся дом. Выглянула. Двое стоят. Она к тем, кто живет в доме: “Проводите”. Но те боятся провожать — там одни женщины. Наконец, нашли троих мужчин и все пошли. А те двое стоят и посмеиваются:

— Как наладим на ф[рон]те, так наладим и у вас.

Рассказ: “Бои западнее Воронежа”.

Странное заседание в Союзе. Жара. Четыре с половиной часа все оживленно обсуждали содержание, технику перевода и стиль книжки в полтора печатных листа стихов узбекских поэтов.

— Как удивился бы,— сказал Чуковский после заседания,— человек, который делает вот так...— и он сделал движение, словно бы протыкая кого-то штыком,— где-нибудь под Воронежем, когда бы послушал, чем мы занимались.

Затем принимали в этот же Союз, а затем я пошел обедать.

А затем читал Филдинга и слава богу!

14-е [VII]. Вторник.

Ужасная сводка, которая, наверное, повергла в уныние всю

страну. Немцы ворвались в Воронеж, мы отступили, должно быть, от Богучар,— и возле Ржева нам нанесли поражение. (Армии Рокоссовского?) И мы отступили.

— Но, у нас тоже ужасное денежное положение,— сказала Тамара,— нам не присылают денег из Москвы за “Пархоменко” и роман.

На фоне этих страшных событий, эта фраза, конечно, смешна. Но ведь у каждой семьи горе выражается по-своему.

Военные сведения кончились. Вчера сидел, видимо пришедший за тем, чтобы спросить, сын художника Шемякина, близорукий, с болезнью боязни пространства, и не возражал, что его мобилизуют (“Перерегистрация”! Брони художников лишили), говорил, что не может работать по специальности.

108

Читал роман в Союзе. К удивлению крайнему, роман слушали внимательнейше и сидели долго, несмотря на то, что в городе неслыханные грабежи: Н.Ашукину102 разбили лоб и вышибли зубы.

Говорят: а) в Алма-Ате еврейский погром. Выяснил у редактора Киевской киностудии, приехавшего из Алма-Аты,— оказывается, вздор; б) Воронеж сдали; в) в Москве — паника. Бог даст, все это брехня так же, как и погром в Алма-Ате.

15-е [VII]. Среда.

Редактировал рукопись Родова. Олешка103 сообщил, что Вирта ничего не говорил о панике в Москве. Родители Олешки выехали обратно в Ташкент. Но все московские новости, пока человек едет в поезде, старятся. В Уз.Гос.Издате сегодня обещали уплатить весь гонорар за роман. Это, конечно, вряд ли. Либо не уплатят, либо вычтут такой налог, что на руки получишь за весь роман тысяч шесть, т.е. как раз сумму того долга, который мы должны нашим доброжелателям. Редактор Киевской киностудии так был ошарашен моим письмом к студии, что не пришел на чтение романа за рукописью. Вчера поздно ночью позвонил Луков и сказал, что пришла телеграмма из Киноиздата: требуют сценарий “Пархоменко” для издания. Обещал утром прислать монтажные листы сценария, но, конечно, не прислал. Сводки такие же, как вчера. Напечатана огромная статья Александрова104, которая повторяет зады, но в ней любопытно — почти открытое требование второго фронта от союзников. Сопоставляя со вчерашней, сильно замаскированной статьей Заславского105, надо сказать, что если в газетах мы намекаем, то в открытой беседе с союзниками, надо полагать, прямо стучим кулаком по столу, и кто знает, может быть, угрожаем сепаратным миром.

Пришел приехавший из Москвы Вирта. Я увидел озабоченное, бледное от отсутствия загара лицо, одно из тех лиц, которые только что вышли из бомбоубежища и которых я так много видел в Москве. Он говорил очень мало, видимо боясь выдать что-то, или же опасаясь той болтливости, которой охвачен Ташкент. Естественно, мы спросили о фронте:

— В бой не введены еще резервы, Сталин бережет их. Сейчас все старанье — втянуть немцев в сражение по всему фронту, чтобы открыть второй фронт. Для его открытия, как сказал военный специалист, надо 5—6 вылетов на французское побережье. Пять

109

тысяч самолетов, чтобы разбомбить те укрепления, которые настроили немцы.

Затем вяло (держась за материал) стал говорить об издании книги “Правда о религии в России”, литчастью которой он заведовал. Перед его отъездом Сталин прочел книгу и вместо десятитысячного тиража, как предполагалось раньше, приказал печатать сто тысяч.

Оживился он два раза: когда стал говорить о своей и моей машинах, разломанных Павленкою, и когда Тамара вернула жене его долг — 1000 рублей.

Сегодня получили первый гонорар за роман — 8 тысяч рублей. Тамара грустила, что за одно издание, а я был страшно рад, что этой книгой смог наконец заработать.

В столовой подошел Луков. “Пархоменко” продан в Англию. Из Ташкента в Москву затребовали копии фильма, видимо, для того, чтобы озвучивать его в Москве.

Вирта подтвердил слух, что 6-го немцы действительно зверски разбомбили Саратов. А жена Федина писала, что Костя уехал туда. Бедный Костя, мало ему московских бомбежек!

16-е [VII]. Четверг.

Сообщение о взятии Миллерова и Богучара. Луганск отрезан?

Жанна Финн106, наша соседка, говоря по телефону с Москвой, сказала, что Валя (жена Е.Петрова) давно бы встала с постели, но боится выйти, такое у нее ужасное окружение в доме.

Какова?

Приблизительно то же, что говорил Фадеев, когда обвинял меня в дезертирстве из Куйбышева. Им бедным так трудно выйти в люди!..

Закончил чтение отрывков романа в Союзе писателей. К удивлению крайнему, роман встретили необыкновенно радушно. Сравнивали даже с Л.Толстым. Если хоть на четверть эти оценки будут и при выходе романа, я буду и тогда доволен. Я думаю, что, как и прежние мои работы, эта будет запрещена (под благовидным предлогом), или замолчена, или же напишут, что я переписываю себя. В заслугу ставили, что я “дал дыхание времени”, описал никому не удававшийся образ большевика, а равно, тоже не удававшийся, завода.— Ну что же, теперь бог даст, я окончу “Кремль” и так как (хотя болей и не чувствую) я все же ощущаю на себе дыха-

110

ние смерти, то после “Кремля” и “Судьи у дверей” (судья-то ко мне идет!) можно подвести баланс жизни. Конечно, создавая ее, я думал, что она будет красивее,— но и за то, что получил,— спасибо! В конце концов, для жизни одного человека я сделал достаточно. Будь бы у меня тот ум, который я сейчас имею, лет двадцать тому назад, я был бы Бальзаком, а теперь я разве что Бурже.

17-е [VII]. Пятница.

Ну, я понимаю, можно отступать войскам, когда немцы лучше вооружены и обладают лучшей тяговой силой,— но почему же нам — специалистам агитации, отступать в агитации перед немцами? Сегодня передавали жалкий лепет Информбюро о немецких и наших потерях за два месяца: с 15-го мая по 15 июля. И оказывается, лепет этот вызван немецким сообщением! Неужели мы не могли перебить заранее этого сообщения? Неужели не могли сообщить о потерях немцев, а они, конечно, много теряют! Какая-то постыдная узда сковала наши губы и мы бормочем, не имея слова, мы, обладатели действительно великого языка! Несчастная Россия.

Вчера Лежнев выразил желание видеть в романе отрицательное. Я столько видел и вижу этого отрицательного, что уже не могу писать об этом.

Пришел Жанно107. Он писал в чехословацкую] армию, желая туда поступить. Ему отказали, так как он польский подданный. А ему противно к полякам. Между поляками и нами — охлаждение. Мы не пускаем в Польскую армию евреев, украинцев и белорусов. “Позвольте,— говорят поляки,— мы тогда не будем принимать никого!” Посол Кот уехал. Жанно говорит, что намечается охлаждение с Англией. Они хотят, чтобы Россия победила, но не вышла победителем, намерены пропустить немцев до Волги — пусть застрянут. Баку же будут охранять те семь тысяч самолетов, что сконцентрированы в Каире. Оккупация Кавказа и Средней Азии?