Драконово семя - Саша Кругосветов

– Тебе того же не обещаю… Ну что, выйдем, свинья гаски, поговорить… Или испугался?

Он повторял и повторял без конца: «Испугался, ну что, испугался?»

– Поговорим, – ответил наконец Хамзат.

Они вышли; уже с тротуара Бислан обернулся и крикнул в приоткрытую дверь:

– Погодите, я скоро вернусь!

Нож у Хамзата был с собой; они шли к берегу Камбилеевки – медленно, не спуская глаз друг с друга. На юге рано темнеет, фонарей в селе не было, но месяц неплохо освещал стены домов, отбрасывая на дорогу длинные тени. Бислан – старше и, возможно, сильнее; они не раз дрались, и, глядя на мясистый затылок Бислана, Хамзат внезапно осознал, что на сей раз «любящий сосед» собирается его прирезать. Тот шел по правой стороне проулка, Хамзат – по левой. «Сосед» споткнулся о кучу мусора, качнулся, и Хамзат не раздумывая бросился на него. Первым же ударом разбил Бислану лицо, они сцепились, упали и покатились по дороге… В такие минуты может произойти что угодно; в конце концов Хамзат ножом нанес противнику решающий удар и только потом заметил, что «сосед» тоже ранил его, вернее, слегка царапнул. В ту ночь он открыл для себя, что убить человека совсем не трудно, и узнал, как это делается. Река была далеко внизу, и, чтобы не терять времени, он спрятал убитого за кирпичной печью какого-то разрушенного дома.

Исаев прервал свой рассказ.

– В чеченском языке есть слово «ях», – подумав, произнес он. – «Ях» означает героизм, честь и благородство; «ях» – это гордость, сила и дерзость, готовность вынести все, но совершить, что должно… «Ях» – то, что яснее ясного семилетнему ребенку в глухом чеченском ауле, но совсем непонятно тем, кто отправлял на верную гибель целые народы. В этом слове уложены высшие качества души. В Чечне была война. Парни с оружием – одни шли в бой, другие выходили из боя. На их лицах улыбки, настоящие – не показные и не вымученные, потому что они находились в состоянии «ях». Триста спартанцев у Фермопил находились в состоянии «ях». В числе защитников Брестской крепости оказался чеченский учебный батальон. Три курсанта-чеченца по очереди танцевали лезгинку на крепостной стене, когда немцы шли на очередной штурм крепости, находившейся к тому времени уже в глубоком тылу Советской Армии[23].

Как я понял Исаева, «ях» – путь человека от рождения до подвига и достойной смерти, до высшей точки духовного и физического подъема. Дошел ли сам Хамзат до этой высшей точки, испытал ли состояние «ях» после убийства Бислана – об этом он не сказал.

По глупости Хамзат забрал перстень Бислана. Нашел свою упавшую папаху, отряхнул ее, надел и вернулся в пхьормартне. Вошел не спеша и нарочито безразличным голосом произнес:

– А похоже, что вернулся-то я.

Хамзат заказал стакан водки, столь необходимой ему в тот момент. Кто-то обратил его внимание на пятно крови.

Всю ночь он проворочался на раскладушке – не мог уснуть до рассвета. Утром пришли двое милиционеров. Покойная тетушка, у которой он жил, плакала, бедняжка, и кричала во весь голос. Потащили Хамзата, словно преступника. Два дня и две ночи ему пришлось провести в обезьяннике, как теперь говорят. Никто не приходил навестить его, только Якуб, верный друг, но тому не дали разрешения на свидание. На утро третьего дня милицейский опер велел привести подозреваемого. Опер сидел, развалясь на стуле, и говорил, глядя куда-то в сторону, будто Хамзата здесь не было:

– Так, так, Исаев… А ну, признавайся, ты отправил на тот свет Бислана?

– Это вы сказали… – ответил Хамзат.

– Тебе надо бы знать, что зовут меня Мустафа Гиреев, я майор, оперуполномоченный МВД из Владикавказа. И называть меня следует «товарищ майор» или «товарищ Гиреев». Тебе нет смысла отказываться и запираться. У меня есть показания свидетелей и перстень, найденный у тебя дома. Подписывай признание, и делу конец.

Майор с сомнением посмотрел на собственную авторучку «Паркер», потом обмакнул перо обычной ручки в чернильницу – шариковых ручек тогда еще не было в России – и протянул Хамзату.

– Надо бы подумать, товарищ оперуполномоченный, – догадался тот попросить.

– Даю двадцать четыре часа на размышления, посиди в одиночке, подумай хорошенько. Торопить не стану. Не образумишься – переведем во Владикавказ в КПЗ.

Поначалу Хамзат не понял, что ему предлагают.

– Если согласишься подписать, просидишь всего несколько дней, – добавил опер. – Потом тебя выпустят, и подполковник Албочиев – между прочим, бывший нарком внутренних дел соседней республики – уладит твое дело в лучшем виде.

Дней оказалось десять. В конце концов менты договорились с ним.

Хамзат подписал все, что они хотели, потом еще непонятные бумаги «о неразглашении», и какие-то люди в военной форме на машине повезли его в Шали на улицу Орджоникидзе. В отделе МВД, у дверей и внутри, толпилось людей больше, чем на местном рынке, у коновязи стояли лошади. Прошло немало времени, прежде чем подполковник принял наконец Хамзата – в руках его были бумаги, подписанные «подозреваемым» еще в Ан-гуште. Небрежно листая их, подполковник попивал калмыцкий чай и объяснял, что война не закончилась, что в горах до сих пор немало разбойников, воюющих против советской власти и ее органов. Этих бандитов незаслуженно называют борцами за народную справедливость, абреками. Органы МВД с некоторыми из них поддерживают постоянную связь, чтобы точно знать, где они скрываются и что замышляют. Подполковник не торопясь объяснил Хамзату, что пошлет его в горы, укажет место, где скрывается знаменитый абрек по прозвищу Мулла – слышал о таком?

– Известный человек, как не слышать? – ответил Хамзат.

– Вот и хорошо! – продолжал подполковник. – Надо передать ему письмо от полковника и еды отвезти – чепалгаш[24] и то-берам[25] с чуреком или чего еще там женщины наготовят. Никто не должен заметить тебя в пути, а если случится такое или встретишь поблизости кого подозрительного, сам знаешь, что надо сделать. Вернешься к себе в Тарское. Потом все поручения будет давать майор Гиреев. Но чтоб никто о нас, о нашем разговоре не знал, о самом Мулле или его наибах[26], – ни мать, ни отец… Да знаю, нет у тебя никого, Хамзат Исаев; ни девушка, ни друзья – тоже не должны знать. Головой отвечаешь… С Муллой ни слова: сдал письмо, получил письмо… все.

– Путь неблизкий и опасный. Я бы хотел коня, да и пистолет неплохо бы, товарищ подполковник.

– Будешь исполнять, что говорят, коня получишь. Со временем. Денег тоже дадим… И бешмет, и бурку, и хорошие чувяки с ноговицами, и много чего