1942: Реквием по заградотряду - Александр Золотько

Леонид Ставров что-то собрался сказать, потом задумался и промолчал.

Остальные тоже ничего не сказали. Молча поели, молча вымыли посуду в море. Молча стали укладываться спать.

Только тогда Никита нарушил молчание.

– Я дежурю первым, – сказал он. – Потом…

– Потом меня разбуди, – попросил Малышев.

– А потом меня, – поднял руку Таубе. – Люблю встречать рассвет.

Малышев лег, положив руку под голову.

Ясно, что ничего опасного здесь быть не может, раз так сказал товарищ старший лейтенант. Только…

Только вот кто-то же убил людей и попытался спрятать. Ладно – убить. Но спрятать…

Кто-то чужой?

Или свой? И что хуже?

Глава 3

6 августа 1942 года, Москва

– Думаешь, мне просто было тебя предать? – повторил Орлов, придав своему голосу на этот раз немного патетики и театрального драматизма.

Он даже глаза расширил и сделал такое лицо, словно сам вдруг испугался своей откровенности. Предал ведь, не просто так…

– Что ты говоришь? – устало вздохнул Корелин. – Исстрадался весь, бедненький…

Комиссар налил по полстакана водки, взял свой в руку:

– За друзей?

– Не чокаясь? – поинтересовался Орлов.

Корелин молча протянул стакан, подождал, пока Орлов стукнет о него своим. Молча выпил.

– А не слишком ли ты злоупотребляешь? – Орлов выпил свою порцию, стряхнул на пол оставшиеся в стакане капли, поставил его на стол кверху дном.

– Вот так даже? – прищурился Корелин. – Значит, учишь старших?

– Да нет, намекаю.

– Ну и засунь свои намеки знаешь куда? – Корелин вздохнул. – Ты в курсе, что только что вот тут, на этом самом месте, сидел Скользкий Дима и пытался мне угрожать?

– Знаю, это я ему помог собрать на тебя материальчик. Косвенно.

– А… это ты по поводу своего предательства?

– Можно и так сказать. Тут ведь в чем дело… Ну, не устраиваешь ты меня в качестве партнера. Никак не устраиваешь. Нет, спасибо тебе, конечно, за оружие и содействие, но, как ты сам понимаешь, мне здесь резидент нужен, а не добровольный помощник.

– Или недобровольный помощник, – сказал Корелин.

– Или не… – кивнул Орлов. – Нужен кто-то, кто станет не за Родину бороться, а работу делать. Без патетики и прочей кружевной глупости.

– Странно… Обычно меня упрекали именно в излишней рациональности. Мало я о защите Отечества говорил, все больше о способах убийств и диверсий…

– И теперь жалуешься на кошмарные сны… А дальше легче не станет. Никак не станет. Дальше будет еще хуже. Моя нынешняя работа подразумевает, как это ни печально, убийства-убийства-убийства… Кстати, ты совершенно напрасно жалуешься, что отправлял всех на верную смерть. Некоторые выжили и даже вернулись через линию фронта. Вот, например… – Орлов достал из парусинового портфеля, который все время держал на коленях, папку. Положил ее на стол перед Корелиным. – Полюбопытствуй, Женя…

Корелин с сомнением на лице протянул руку к папке. Очень хотелось сказать, что ему неинтересно, но Орлов-то не просто так приехал. И не просто так привез эту самую папку.

– Ладно, – сказал Евгений Афанасьевич и развязал тесемки. – Что тут у нас?

А там было несколько листков, исписанных разным почерком. И несколько фотографий. На первой – знакомое лицо. Круглое, скуластое, с крепкой, массивной нижней челюстью и внимательным, прицельным прищуром.

Корелин усмехнулся:

– Что улыбаешься? Узнал?

– Я так и думал, что если кто и выживет, то именно он.

– Самый талантливый?

– Отнюдь. Не слишком сообразителен, болевой порог повышен, излишне жесток… Но очень своевременен, что ли… Уместен и гармоничен. Знаешь, природа, понимая, что подумать и принять решение он не успеет, наделила его прекрасной способностью вначале действовать, а потом уже, на досуге, думать… Репин Григорий Варфоломеевич, двадцать шесть лет, закончил ФЗУ, токарь какого-то там высокого разряда… Кличка – Репа, естественно. Доброволец, между прочим. Имел бронь, но отказался. На мой вопрос о причине отказа сказал, что хочет защищать Родину. В ходе беседы не удержался, сболтнул, что всегда интересно было попробовать убивать… Сказал и попытался перевести в шутку.

– У тебя хорошая память, – сказал Орлов.

– У меня – профессиональная память. И уж человека, с которым я по твоей милости ходил в прошлое, я как-нибудь запомнил бы во всяком случае. Это он расстрелял расчет «катюш».

Бойцы построились торопливо перед машинами. Десять человек. На лицах – недоумение и даже страх. Не тот, не смертельный, а извечный ужас перед недовольным начальством, которое появилось внезапно и что-то сейчас потребует, наорет, станет что-то говорить о долге, о лишениях и защите Родины.

Десять человек.

Старший сержант Малышев скомандовал: «Равняйсь! Смирно!» – и двинулся к Корелину, держа руку у виска.

– Товарищ дивизионный комиссар, личный состав по вашему приказанию…

И ударил пулемет.

Григорий Варфоломеевич Репин, доброволец и токарь, одной длинной очередью срубил всех десятерых. И, не снимая палец со спускового крючка, провел по уже мертвым еще одну линию из пуль. Красные фонтанчики крови и плоти взлетали вверх, лишь две или три пули ударили в мокрую землю – пулеметчиком Репин тоже был талантливым.

Из содержания бумаг в папке выходило, что боец Репин в составе группы был выброшен в тыл к немцам, участвовал в нескольких боестолкновениях и оказался единственным из группы, кто выжил. В декабре пробрался через линию фронта, был направлен в органы контрразведки и во время допроса дал очень странные показания. О том, что участвовал в составе особой группы в испытаниях секретной военной техники, позволявшей тайно и мгновенно путешествовать на большие расстояния.

Контрразведчик, допрашивавший Репу, естественно, не поверил, но отправил рапорт начальству, присовокупив заверенный протокол допроса. Действительно, все выглядело странным.

Если боец, вышедший от немцев, врет, то зачем? Косит под сумасшедшего? Тогда зачем пробирался к своим? Остался бы там, в тылу у немцев. Имел возможность. Правду говорит? Чушь. Не может быть такой техники, чтобы шагнуть из московского двора прямо в какое-то болото, а потом – вернуться обратно в Москву.

Чушь, конечно. Но доложить все-таки нужно.

Самым простым решением было бы просто вызвать упомянутого в рапорте комиссара третьего ранга Корелина и устроить очную ставку с бойцом, но кто же станет проверять вот такими простыми способами? Начальство ознакомилось с рапортом, обратило внимание на упоминание Корелина и вызвало к себе Дмитрия Домова, старинного и закадычного недруга Евгения Афанасьевича.