Самая счастливая, или Дом на небе - Леонид Сергеев

Анатолий познакомил Ольгу со своими друзьями, инженерами Доравтотранса — одержимые, увлеченные техникой, они вечно копались в разных механизмах, что-то конструировали, паяли и клеили, и занимались спортом и рыбной ловлей, и дружили с художниками, и сами рисовали — придумывали эмблемы спортивных обществ, и даже участвовали в конкурсе проектов Дворца Советов. Они собирались у Анатолия, слушали новые пластинки Руслановой, Козина, Шульженко, Утесова, и вели жаркие споры, и обсуждали открытие метро и двухэтажные троллейбусы на улице Горького, и новые Парки культуры, и зарубежные кинокартины с участием Дины Дурбин, Гарри Пиля и Мэри Пиккфорд, и отечественные комедии с Орловой, Алейниковым, Жаровым. Ольга попала в захватывающий, насыщенный событиями мир; с Анатолием и его друзьями она ходила на выставки, стадион и купальню на Москва-реке.

В Анатолии ей нравилось все: его внешность и предельная напряженность жизни, его серьезное увлечение книгами и шахматами и то, что он всегда что-нибудь мастерил. И нравилось, как он держался в компаниях: просто и естественно, подтрунивая над друзьями, а к ней, Ольге, проявлял великодушие и снисходительность; и нравилось, что во время затяжных споров с друзьями он не заострял разногласия, а старался свести их к шутке. Ольга восхищалась им, и что бы он ни предложил, откликалась с радостной готовностью; ради него она в любую минуту могла расстаться со своими привычками и привязанностями. Ей даже нравилось, что Анатолий был неумелым ухажером и что влюбленность не затмевала его разум, что он всегда прекрасно владел собой. «Мужчина и должен быть именно таким, — рассуждала она. — Сдержанным, поглощенным работой, а не юбочником, вроде всяких прилипал».

О своей семье Анатолий ничего не рассказывал; все, что Ольга узнала, позднее ей рассказали его друзья. Он только вскользь обмолвился:

— Мои все умерли, Олечка. Так получилось. Давай не будем об этом говорить, те годы, как страшный сон. Просто поверь мне на слово, я много пережил.

Иногда в компании Ольга замечала, что Анатолий внезапно отключался от разговоров и впадал в хмурую сосредоточенность; она догадывалась, что его терзает, и в такие минуты пыталась его отвлечь от тяжких дум; ей хотелось как-то помочь ему, но как именно она не знала.

Подруги считали Ольгу «талантливой затейницей», «добрейшей душой», и в то же время «взбалмошной, легкомысленной»; ее веселость и общительность принимали за «ветреность», но Анатолий видел за Ольгиной веселостью легкий характер, открытость, в ее «затейливости» — бесхитростность, а в ее голосе угадывал добросердечность и правдивость.

Однажды в солнечный майский день он пришел на свидание сильно взволнованный, словно растерял всегдашнюю сдержанность… Тот день Ольга помнила до мельчайших подробностей: он был не слишком жаркий, не слишком холодный, но небо синело ярче обычного. Бульвар, где они встретились, уже зеленел маленькими клейкими листьями, а от гомона птиц сотрясался воздух — их голоса заглушали слова влюбленных. Непрерывно теребя пиджак, Анатолий объяснился Ольге в любви, потом посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

— Давай, Олечка, поженимся?!

Ольга зажмурилась, улыбнулась, запрокинула голову и еле выдохнула:

— Давай!

Их любовь родилась дружбой, доверием друг к другу… Они шли в загс, не замечая улиц; завидев их, прохожие расступались и улыбались — как бы благословляли на брак.

Свадьба была простой: днем отметили событие с родственниками Ольги, вечером собрались с друзьями. Отец с матерью и Ольгины братья искренне порадовались за молодоженов, но Ольгины сестры отнеслись к браку настороженно — по их понятиям, срок знакомства — каких-то четыре месяца — выглядел смехотворно коротким, и вообще в поведении невесты было мало целомудрия, а жених ничего особенного из себя не представлял.

И подруги Ольги не верили в продолжительность их совместной жизни, забывая, что только один брак достоин осуждения — брак без любви.

Скривив губы, Антонина усмехнулась:

— Олька совсем потеряла голову. Очень рада за нее, испытываю море радости, но еще неизвестно, как у них будет.

Лидия высказалась еще смелее:

— Разойдутся, как пить дать, тут и говорить нечего. Они же знакомы всего ничего. Знаю я эти браки с бухты-барахты. Нет, чтобы узнать друг друга как следует, присмотреться. Как была Олька вздорной, легкомысленной, так и осталась. Надо же, сразу выскочила замуж! За очкарика!

— Не слушай никого, — говорил Анатолий Ольге. — Неверна поговорка: «Друзья познаются в беде». В радости они познаются. Когда мы испытываем затруднения, многие выслушают, придут на помощь, но мало кто искренне радуется нашему успеху. Уж так устроены большинство людей — сострадание им ближе, чем восхищение. Твоим подругам не понять, что мы с тобой необходимы друг другу. Мы с тобой подходим, как две половинки ореха, и ничто не сможет нас разлучить.

Его-то друзья по-настоящему радовались за молодых. Особенно Иван и Михаил, закадычные «дружки неженатики», заядлые курильщики и остроумные насмешники, колючие, беспощадные спорщики — стриженый бобриком «толстяк Ванюшка» и нескладный «фитиль Мишка». При встрече с Анатолием они вставали в боксерские стойки.

— Давай, Толька, защищайся! Сейчас тебе покажем, где раки зимуют, — и, делая выпады, колошматили «женатика».

— Ванька, хороший, пригожий, веселый наш толстяк! — отбиваясь, Анатолий пел популярную тогда песню. — Да ты стал еще толще. Я знаю неплохой рецепт похудеть — в кого-нибудь влюбиться и истязать себя ревностью. Правда, здесь надо быть осторожным — можно исчезнуть совсем! А ты, Мишка, забыл все наши встречи?! — Анатолий переключался на Михаила, напевая другую, не менее популярную песню.

Их связывала въедливая симпатия, веселое противоборство, которое нередко переходило в серьезные споры, когда они разговаривали «с помощью жесткого прессинга» и обращались друг к другу без всякого панибратства, только — Иван, Михаил, Анатолий; но стоило одному доказать свою правоту, как другие тут же сдавались.

— Молодец! Положил меня на лопатки! — Анатолий снимал очки и протирал глаза.

— Ты прав на все сто. Здесь я сливаю воду и беру свои слова назад! — поднимал руки Иван.

— Перед этим я снимаю шляпу! — Михаил наклонялся и театральным жестом снимал несуществующий убор.

Однажды Анатолий несколько раз подряд выигрывал эту борьбу.

— Да, сегодня, пожалуй, мне лучше шляпу вообще не надевать, — сказал Михаил. — Вижу тебе, Анатолий, женитьба пошла на пользу, ты здорово поумнел.

— Точно! — согласился Иван. — Это его жена поднатаскала, — и, обращаясь к Ольге, спросил: — Оль! Хочешь узнать голую правду? Как мы с Мишкой раньше чихвостили твоего Тольку?!

— Не верится, — откликнулась Ольга. — Ну а теперь у него есть защитница.

— Вдвоем вы, само собой, непобедимы. Вдвоем вы как рыбы в воде. Не в море, конечно, — в аквариуме.

У Анатолия с Иваном и Михаилом была настоящая мужская дружба, чистая, бескорыстная, надежная. Именно Михаил, который знал Анатолия с отрочества, поведал Ольге о его судьбе и в заключение сказал:

— Ты, Оль, хорошая, я это понял сразу. Ты украшаешь любую компанию. И Толька золотой парень. У вас любовь, а перед этим я снимаю шляпу. Но прошу тебя об одном — не забывай про Толькины душевные травмы, будь к нему повнимательней, поласковей, — и, расплывшись, добавил: — Ну, и о нас не забывай. Встречай нас как положено — супчиком и так далее. Мы же будем друзьями вашей семьи, надеюсь. И учти, как только заимеете квартиру с балконом в сто метров, мы с Ванькой переберемся на балкон. Надоело ютиться в клетушках, да еще с родителями…

А Иван однажды взял Ольгу под руку и отвел в сторону.

— Ты, Оль, вроде в курсе Толькиной жизни. Так вот, что я хочу тебе сказать. Мы ведь с Толькой друзья давние и до гроба. Это я затащил его в техникум. Я его, понимаешь, ценю. Светлый ум. И порядочный он. Но, как ты догадываешься, был лишен родительской заботы, теплоты… Ты уж постарайся… Понимаешь, о чем я говорю?..

— …Какие мы были беспечные и дружные, — позднее вспоминала Ольга. — Как искренне радовались успехам друг другу, как искренне огорчались неудачам. Иметь настоящих друзей — огромное счастье, друзей, на которых всегда можно положиться, которые не подведут… В то время мы интересовались буквально всем на свете. И что странно, жизнь только начиналась, а мы спешили жить, работать, любить, словно предчувствовали скорую трагедию.

Анатолий с Ольгой начинали семейную жизнь в десятиметровой комнате в многонаселенной квартире. «Уголок» (так называли они свою комнату, на манер романса «Наш уголок нам никогда не тесен») только и мог вместить диван, стол и шкаф, зато на полу вдоль стен лежало множество книг и журналов «Техника — молодежи», а на подоконнике красовался патефон с пластинками и кобальтовая посуда. Ольге нравилось их жилье. В те дни ей вообще все нравилось: и старинный дом, где она теперь жила, и улица Кирова со множеством магазинов, и соседство Чистых прудов, и доброжелательные соседи, которые сразу взяли ее под свою опеку, причем мужчины подготавливали Ольгу к семейной жизни туманными теоретическими рассуждениями: