Вилла в Италии - Элизабет Эдмонсон

Она очнулась; в дверях гостиной стояла Джессика, окликая замешкавшуюся подругу. Бросив последний взгляд на портрет — как доминирует дух этой женщины над всей комнатой! — Делия присоединилась к остальным.

Марджори пошла рядом с ней, подстраиваясь к ее шагу.

— Вы тоже это почувствовали, — заявила она без предисловий. — Эту атмосферу, присутствие там Беатриче Маласпины.

— Портрет весьма примечательный.

— Дело не только в этом. Весь дом наполнен ее присутствием.

— Вы имеете в виду фотографии и мебель? Личность хозяйки, вероятно, сильно повлияла на облик дома. Если только она не наняла дизайнера и ничто из увиденного нами не отражает ее подлинной индивидуальности.

— Я не это имела в виду. — Марджори вдруг резко замолчала.

Неврастеничка, подумала Делия. Неврастеничка на пороге среднего возраста, с неуживчивым характером, чуть что — лезет в бутылку. Непонятно, какое вообще отношение могла она иметь к женщине с портрета — они из совершенно разных миров.

4

Наследники собрались перед обедом в той части колоннады, которую окрестили террасой с фресками, и Воэн отправилась на поиски напитков.

— Тут наверняка должно быть вино, но могут найтись и компоненты для коктейля. Беатриче Маласпина производит на меня впечатление женщины, которая любила коктейли. Куда я подевала этот словарь?

Она вернулась с триумфом, ведя за собой Бенедетту, которая несла поднос с бутылками и бокалами, а также очень современным шейкером.

— Вуаля! — взмахнула Делия рукой в сторону подноса. — Волшебное слово «коктейль», и вот, пожалуйста — у Бенедетты все наготове. Век джаза[21] за многое отвечает, вам не кажется?

Джордж признался, что совсем не умеет смешивать коктейли, и с надеждой посмотрел на остальных.

— Я сделаю, — вызвалась Марджори, прибавив, что когда-то работала за барной стойкой в отеле. Пусть себе презирают, ей что задело?

Но Воэн была полна интереса и восхищения.

— Счастливица! Мне всегда хотелось попробовать. А как вы туда попали?

— Кузен заправлял большим отелем на южном побережье. Я как-то летом там отдыхала, и вышло так, что весь персонал поувольнялся, один человек за другим. Так что бармен сбился с ног. Он показал мне, что и как делать, и у меня неплохо получалось.

Свифт рассказывала, а тем временем весьма профессионально смешивала содержимое разных бутылок, добавляла лед и капельку того-другого. Финальный стремительный взмах шейкера — и она разлила напиток по бокалам.

— Чертовски вкусно! — похвалила Делия. — Голосую за то, чтобы назначить вас главным по коктейлям, пока мы здесь. И хорошо бы вы мне тоже показали, как это делается. Жаль, что в школе не учат таким вот действительно полезным вещам вместо искусства составления букетов и ведения домашней бухгалтерии.

— В моей школе нас и этому не учили, — бросила Марджори. — Полагаю, мы ходили в очень разные школы. Я ходила в местную среднюю школу для девочек.

— Очевидно, вы в своей школе научились большему, чем я в своей, — бодро ответила Воэн. — Держу пари, вы умеете написать слово без ошибок в отличие от Джессики, позвольте вам сказать. Она никудышный грамотей.

— Это было закрытое учебное заведение? Школа-интернат? — спросила писательница, которой коктейль придал раскованности.

— Да. На севере. Холодное и мрачное. Джессика тоже там училась; там мы и подружились. Кошмарное заведение.

Ученый неспешно потягивал коктейль.

— Вам не нравится? Смешать вам что-нибудь другое?

— Напротив, я смакую. Кажется, это сродни алхимии — то, как вы колдуете с бутылками. Мне также интересно послушать о школах. Сам я учился не в Англии, знаете ли.

— Я так и подумала, что вы не англичанин, — кивнула Свифт.

— Я вырос в Дании. Моя мать датчанка. Но образование получил за границей, в католической школе.

— Вы католик? — удивилась Марджори. — Я думала, ученые обязаны быть атеистами.

— Можно получить католическое воспитание, а потом забыть о нем, как только повзрослеешь, — вздохнула Делия. — Меня воспитывали в методистском духе, но сейчас в церковь не заманишь.

— Самое лучшее держаться англиканской церкви, как я, — бодро заявила Джессика. — Это означает, что ты можешь верить или не верить абсолютно во что хочешь. Как странно, что нам вдруг вздумалось говорить о религии. Вы заметили, что англичане никогда этого не делают?

Воэн рассмеялась:

— Мать учила меня, что за столом не следует говорить о ногах, смерти и религии.

Джордж вскинул брови:

— Какой странный набор запретных тем. Как это по-английски. Но с чего вообще должно возникнуть желание говорить за столом о ногах?

— Я бы сказала, что можно говорить о лошадиных ногах, о копытах, — уточнила Джессика. — Всякая беседа о животных приветствуется. Какой же мы скучный народ.

— Здесь можно говорить о религии, потому что мы в Италии, — разрядила обстановку Марджори.

Это было так очевидно. Италия буквально пропитана религией. Не то чтобы здесь было намного больше истинно верующих, чем в других частях Европы, однако религия чувствовалась повсюду.

— Ватикан, папа и все такое, множество картин на религиозные темы. Италия ассоциируется с религией. А потом, когда ты за границей и ярко светит солнце, на ум, откуда ни возьмись, приходит всякое разное. Вам так не кажется?

Ответом на эти слова было молчание: остальные размышляли над репликой.

— Наша хозяйка имела связи с Ватиканом, — обронила Свифт.

— Откуда вы знаете? — спросила Джессика.

— Здесь висят фотографии трех пап.

— Это не означает, что она была с ними знакома.

— Они надписаны, с обращением к ней.

— Вы называете ее нашей хозяйкой, как если бы Маласпина до сих пор была жива.

— Я воспринимаю ее именно так.

— А есть здесь какие-нибудь кардиналы? — спросила Делия. — Я не люблю церковников из принципиальных соображений, но обожаю картины с изображением кардиналов, если они облачены в эти эффектные мантии. У них скорее театральный, чем духовный вид.

— По правде сказать, здесь есть несколько кардинальских портретов, — сообщил Джордж. — Я специально обратил на них внимание, несмотря на то, что Бенедетта усиленно тащила нас осматривать остальную часть дома. Есть один великолепный портрет в гостиной, написанный в профиль, вы его не заметили? Кардинал дотрагивается до большого золотого кольца на мизинце. Мне почему-то кажется, что это — то самое кольцо, которое выставлено в стеклянной витрине в холле. Его портрет как раз напротив портрета Беатриче Маласпины. Я не заметил его сначала, потому что ее портрет такой поразительный. Потом есть другие, которые висят в коридоре рядом со столовой. Мне тоже очень нравятся изображения кардиналов. Впрочем, здешние портреты не очень уважительны по отношению к их кардинальскому достоинству; там есть один, на котором его преосвященство идет быстрым шагом, мантия развевается вокруг ног, и из-под нее выглядывают маленькие чертенята. Пожалуй, Беатриче Маласпина была не такой уж ревностной католичкой, как можно было бы предположить по фотографиям с автографами пап.