В путь-дорогу! Том III - Петр Дмитриевич Боборыкин

class="p1">— Да нельзя, Миленькій, вѣдь они видятъ же, что я могу больше проживать.

— Мало ли что больше! Вѣдь говорятъ тебѣ: кабы на дѣло шло, я бы ни слова не сказалъ, а то на одно пьянство. Долговъ не уплачиваютъ, а только все больше на пуфъ забираютъ.

— Да ужь мы съ тобой ихъ не исправимъ.

Онъ объявилъ капиталъ въ двѣ тысячи рублей, чѣмъ бурсаки остались, конечно, довольны, и Мандельштернъ заполучилъ съ Телепнева сто рублей.

Но этимъ не кончились контрибуціи; каждый день кто-нибудь изъ буршей заходилъ къ Телепневу и просилъ рублика два, а то и пять и десять. Отказывать нельзя было, по-русской барской привычкѣ, да кромѣ того Телепневъ хотѣлъ быть какъ можно благодушнѣе съ бурсаками, за что Варцель каждый почти вечеръ пріятельски журилъ его.

— Ощиплютъ тебя такъ, что имѣніе все спустишь! Не достигая цѣли своихъ увѣщаній, Варцель отправлялся въ каморку Якова и бесѣдовалъ съ нимъ о томъ, что надо какъ-нибудь отвадить бурсаковъ, а то баринъ дескать совсѣмъ разорится.

— Ну-съ, доходовъ-то у нихъ довольно, — отвѣчалъ обыкновенно молчаливый Яковъ: — можно всѣхъ этихъ мусьяковъ споить, такъ и то останется; а все-таки не резонъ.

— Ты пойми, Яковъ, — горячился Варцель: — кабы тутъ товарищество было настоящее, ну, куда ни шло; а то вѣдь это только для близиру дѣлается; они его совсѣмъ не любятъ. Бражничать съ ними баринъ твой не охотникъ, онъ вонъ цѣлый день въ лабораторіи сидитъ, стало-быть, изъ-за чего же совать-то въ нихъ деньги да горло ихъ бездонное сжеикой накачивать?

— Это такъ-съ.

— Скажи ты барину, чтобы онъ отдавалъ тебѣ деньги на расходъ…

— Да какъ же я могу-съ, помилуйте.

— Такъ и можешь, эмансипировалъ Варцель Якова, — ты старый слуга; ты и за отцомъ его ходилъ и все-такое, значитъ, онъ тебя уважаетъ. Скажи ему: вамъ, дескать, Борисъ Николаичъ, некогда заниматься разсчетами всѣми, такъ позвольте мнѣ уже деньги держать.

— Не могу-съ, — отговаривался Яковъ: — какъ же я смѣю, вѣдь они не въ малолѣтствѣ находятся?

— Ну, такъ, вотъ вы съ баринѳмъ-то и прогорите, — горячился Варцель: — и вотчины всѣ ваши проживете на пиво да на сженку. Бывали примѣры-то, былъ здѣсь студентъ одинъ, богатѣйшій саратовскій помѣщикъ, такъ тотъ двѣ тысячи просадилъ.

— Самъ, должно быть, сильно зашибался.

— Это, братъ, все равно, да еще хуже какъ человѣкъ самъ не бражничаетъ, а на другихъ безъ толку разоряется!

Телепневъ, утѣшая Варцеля, далъ ему клятвенное обѣщаніе, что его расходы на бурсаковъ будутъ продолжаться только до 1-го іюня. Это обѣщаніе не очень успокоило Варцеля, но за то онъ всячески старался препятствовать бурсакамъ прохаживаться по карману новаго ландсмана и развивать на его счетъ идеи.

XXIII.

— Твоя очередь справлять сходку, — объявилъ ольдерманъ Телепневу въ одну изъ субботъ.

— Ну, вотъ опять поживятся, — заворчалъ Варцель, когда ольдерманъ ушелъ. — Поставь ты имъ бутылку пива, два тухлыхъ бутерброда съ телятиной. Вѣдь бурсаки на это всегда, чья очередь, два съ полтиной жертвуютъ.

— Да я больше не дамъ, — успокоивалъ его Телепневъ.

— Ой-ли?

— Честное слово.

— Ну, такъ я распоряжусь.

Вечеромъ корпораціонная братія наполняла квартиру Телепнева. На диванѣ, за овальнымъ столомъ засѣдали власти, т. е. Лукусъ, три шаржиртера и казначей. На столѣ стояли сигары. Яковъ обносилъ чай. Всѣ были въ ландсманскихъ шапкахъ, исключая Телепнева, которому по-русской привычкѣ, какъ хозяину, неловко было нахлобучить на себя бурсацкую шапку. Жирный шаржиртеръ, исполнявшій должность протоколиста на сходкахъ, разложилъ небольшую папку съ бумагами. Лица буршей важно вытянулись и, глядя со стороны, иной, пожалуй, подумалъ бы, что видитъ передъ собой политическій конгрессъ.

— Господа, — началъ Несторъ корпораціи: — вотъ какое дѣло мы должны сегодня разобрать: нашъ казначей, Мандельштернъ, забиралъ на счетъ корпораціи въ лавкѣ купца Бранделя; тамъ былъ открытъ корпораціонный пуфъ; на этой недѣлѣ онъ позволилъ себѣ грубо говорить съ Мандельштерномъ, и потому будетъ консеквентъ намъ не простить обиды нашему ландсману и посадить его, купца Бранделя, на фершисъ; и потомъ представить это дѣло въ шаржиртеръ-конвентъ, чтобы и нѣмцы посадили его также на фершисъ.

Бурсаки согласились.

Для Телепнева дѣло было не ясно, и онъ попросилъ слова.

— Говори, — торжественно разрѣшилъ ему Мандельштернъ.

— Мнѣ не совсѣмъ ясно, господа, — началъ Телепневъ: — въ чемъ состоитъ обида, нанесенная купцомъ Бранделемъ нашему ландсману. Дѣло, сколько я понимаю, — въ денежныхъ счетахъ. Такъ не лучше ли разобрать эти счеты. Вѣдь, навѣрное, купецъ не посмѣетъ требовать того, чего ему мы не должны.

— Какъ, помилуй, кнотъ! — зашумѣли бурсаки.

— Кнотъ онъ или нѣтъ — это другой вопросъ, — я просилъ бы казначея показать мнѣ счеты.

— Неужели ты не довѣряешь твоимъ ландсманамъ? — возразилъ Мандельштернъ: — никакая дерзость кнота не можетъ остаться безъ наказанія.

— Но я все-таки попрошу тебя показать мнѣ счеты, чтобы знать, наконецъ, каково хозяйство нашей корпораціи, — отвѣтилъ Телепневъ и оглянулъ бурсаковъ, которые всѣ, за исключеніемъ Варцеля, нахмурились.

— Изволь.

И Мандельштернъ, порывшись въ корпораціонной папкѣ, досталъ ему счетъ.

Счетъ былъ на двѣсти рублей.

— Изъ него ничего не заплачено? — спросилъ кротко Телепневъ.

— Да, но кавентами три шаржиртера.

Телепневъ взглянулъ на ручательство. Тамъ сказано было, что по этому счету деньги должны быть уплачены къ 1-му августа.

— Что-жь тутъ удивительнаго, господа, что купецъ недоволенъ вами. Счетъ долженъ быть уплаченъ семь мѣсяцевъ тому назадъ. Значитъ, представители корпораціи не исполнили своего честнаго слова. Какой же можете вы кредитъ имѣть послѣ этого? Сколько я понимаю, вмѣсто того, чтобы сажать купца на фершисъ, лучше расплатиться съ нимъ.

Бурсаки загудѣли. Телепневъ заговорилъ съ ними въ совершенно новомъ для нихъ родѣ. Принципалы и Мандельштернъ всѣхъ больше насупились. Завязался большой споръ; но Телепневъ довелъ все-таки Мандельштерна до сознанія, что никакихъ особенныхъ дерзостей купецъ ему не говорилъ, а требовалъ только денегъ по счету.

— Какъ же быть? — загудѣли бурсаки.

— Заплатить надо.

— Да ужь если платить, — рѣшилъ Лукусъ: — такъ по крайней мѣрѣ его, кнота, пронять фершисомъ.

Телепнева это взорвало.

— Какъ это тебѣ не стыдно, Лукусъ, такъ разсуждать, — почти вскричалъ онъ. — Вылить свою злость на человѣка за то, что нужно съ нимъ расплатиться. Да развѣ въ корпораціи совсѣмъ нѣтъ денегъ? — спросилъ онъ у Мандельштерна. — Вѣдь каждый семестръ есть же доходъ, процентный сборъ.

— Да, — началъ мямлить казначей: — но не всѣ внесли, и потомъ были другіе расходы.

— Какіе же?

— На мѣсячныя кнейпы, на шкандалы.

— Да какъ же, господа, тратить деньги на попойки, а по старымъ счетамъ не платить?

Этотъ категорическій вопросъ смутилъ-таки братію, даже самъ Несторъ корпораціи не сумѣлъ осадить новаго ландсмана. Порѣшили однако на томъ, что слѣдуетъ заплатить. Но денегъ не было.

— Такъ какъ это дѣло, — началъ опять Телепневъ — очень неблаговидно