Медвежатник - Николай Шпанов

Теперь Кручинин и Грачик вместе следовали за Паршиным. В отдалении за ними ехала оперативная машина. Кручинин решил взять Паршина с инструментом в руках в помещении институтской кассы.

Из москательного магазина Паршин вышел медленно, погруженный в задумчивость. Он пришел на Чистопрудный бульвар и сел на скамейку. Долго сидел и курил, потом внезапно резко поднялся и быстрыми, решительными шагами направился к гастрономическому магазину на углу Кировской. При этом портфель с инструментом он не взял с собой, а кое-как замаскировал в снегу за бульварной скамьей. Это обстоятельство так поразило Кручинина, что он не хотел верить собственным глазам. Паршин перед ограблением рискует оставить драгоценный портфель на бульваре?! Это было невероятно! Между тем Паршин купил в "Гастрономе" колбасы, масла, булок, сахару и два пол-литра водки. Покупка сахару удивила Кручинина, но самое удивительное ждало его дальше: не возвращаясь за портфелем, Паршин сел в автобус и поехал на площадь трех вокзалов. На Казанском вокзале он купил билет до последней дачной зоны.

Только тут Кручинин понял: Паршин отказался от ограбления. Бросив свой драгоценный портфель и все, что осталось у него под полом сберкассы, взломщик без оглядки бежал из Москвы.

Кручинин с досадой решил, что виноват либо он сам, либо кто-нибудь из его людей: Паршин заметил слежку.

Кручинин не знал о споре между сообщниками. Он не знал, что Паршина тяготило предчувствие неудачи - страх, более тяжелый, чем испытываемый им когда-либо до сих пор. А между тем темный, безотчетный страх надвинулся на старого "медвежатника". Паршину казалось, что если это ограбление и удастся, то после него непременно случится что-то скверное - и это будет конец его "работы", а может быть, и всей его жизни. И тут жажда жизни внезапно заговорила в старике с такой силой, что не осталось места ничему иному, кроме желания бежать. Он хотел спастись от опасности, которую предчувствовал. Пусть это бегство означает для него конец "работы", все, что угодно, - только бы избавиться от того неясного, но гнетущего, что нависло над ним.

Паршин сверился с расписанием и вышел на платформу. Но в потоке пассажиров он вдруг ясно почувствовал, что те двое, что идут справа и слева от него, не случайные соседи по толпе. Ни Кручинин, ни Грачик еще ничего не сказали, даже не покосились на Паршина, но он уже знал, что именно эти-то двое и...

Он быстро огляделся, оценивая, куда выгоднее бежать, но вместо этого вдруг остановился. Голова его бессильно опустилась на грудь, и в одно мгновение из большого, сильного мужчины он превратился в слабого, от страха едва держащегося на ногах старика...

- Вам нужно пойти с нами, Иван Петрович, - негромко проговорил Кручинин.

Пустыми, усталыми глазами Паршин поглядел сперва на Кручинина, потом на Грачика.

- Ну что ж, - сказал он вяло, потухшим голосом. - Значит, на вашей улице праздник. - И покорно пошел к оперативной машине.

Кручинин даже не держал руку в кармане с браунингом. Оба они - преступник и оперативник - одинаково хорошо знали, что длинная карьера последнего "медвежатника" Ивана Паршина закончена.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Важное дело

Большую часть пути от Ивашкина Яркин проехал на трамвае, но неподалеку от своего дома сошел. Хотел пройтись пешком и подумать. Ему не нравился Паршин; старик явно сдал! Если такой провалится, то, как пить дать, завалит и остальных. С ним больше нельзя связываться. Пожалуй, Яркий сделал ошибку, заставив его своими спичками сегодня идти на "дело". Надо было дать старику прийти в себя. Может быть, успокоился бы. А нет - так...

Что было бы дальше, Яркин себе не представлял. Он знал, что в былое время в грабительских шайках с теми, кто вышел в тираж, не особенно-то церемонились... Но... не дошел же и он, Яркин, до того, чтобы... Нет, нет! Это чепуха! Вообще, все должны понять, что и на то, что было, он шел не по своей воле. Во всем виноват Паршин. Это он, он соблазнил его! Да нет, даже не соблазнил. Это совсем не то слово... Паршин вынудил его пойти на первое ограбление. И даже не в первом ограблении дело. Там Яркиг только шел на компромисс. Необходимо было любой ценой отделаться от шантажиста. И не принеси ему Паршин тех первых шести тысяч, ничего бы и не было. Яркин давно забыл о своем прошлом, давно стал на путь честного человека. Кто же не знает, какой он хороший работник?! Так зачем же он взял те первые деньги?.. Зачем он их взял?.. Вернуть бы их Паршину. Да разве он не хотел их вернуть?.. Ведь хотел, честное слово, хотел! И вернул бы... Непременно вернул бы, ежели бы... Что "ежели бы"? Что помешало их вернуть?.. Неужели это правда, что стоит только коготку увязнуть?..

А что, если вот сейчас, вместо того, чтобы идти домой, свернуть в свой институт? Наверное, секретарь парткома еще у себя. Пойти и все сказать, все, до конца. Может быть, еще все обойдется?.. Да нет, какое там!.. Он так увяз, что уже ничего хорошего не может быть. А ведь могла быть, могла быть такая хорошая жизнь!.. Жизнь!.. Но неужели только могла быть? Неужели уже не может ее быть?.. Нет, нет, это невозможно, немыслимо! Так не случится! Лучше молчать. Может быть, все обойдется. Только больше не нужно. И зря он принудил Паршина сегодня. Впрочем, может быть, все обойдется. Никто ничего не узнает. И он, Яркин, снова будет честно работать. Он же хороший инженер. Он же крепко стоит на ногах. Так чего же он дрейфит?.. Все будет хорошо... Хорошо?.. Что будет хорошо? Разве опытные преступники не говорят, что у всех у них один конец? Ведь тот же Паршин утверждает, будто нет такого преступления, которое не было бы раскрыто, нет такого преступника, который рано или поздно не понес бы наказания... Неужели это правда?.. Рано или поздно?.. Так почему же он, Яркин, узнал об этом только сейчас? Почему Паршин сказал ему об этом теперь, а не тогда, когда пришел к нему впервые?.. Это он виноват - Паршин... Но все равно этого не может быть... Чего не может быть?.. Да, да, не может быть, чтобы нельзя было вернуться к той жизни, которой он уже жил столько лет вместе с другими - вместе со студентами, с инженерами, с женой, с дочкой... Жена и дочка!..

Он остановился, прислонившись плечом к стене дома, чтобы удержаться на ногах. Он не замечал ни прохожих, ни того, что сам стоит на холоде с шапкой в руках, словно больной или совсем пьяный. Он ничего не чувствовал, кроме великого смятения, охватившего его мозг, все его существо. Казалось, в этом смятении мечется уже весь мир. И в центре страшной путаницы, которую уже никто никогда не сможет распутать, - он, Серафим Яркин...

Как прийти домой?.. Можно ли вообще идти домой? Ведь там жена, там дочка. Они ничего не знают. И если он сейчас вместо дома пойдет в институт, то ведь они все равно узнают!.. Так как же быть?.. Что же делать?..

Он поднял голову и огляделся. Сознание смутно восприняло окружающее, и то всего на какой-то миг. Потом все снова стало нереальным, страшным, завертелось вокруг одного и того же: как быть?..

Яркин уже взялся было за ручку парадной двери, когда перед подъездом остановился автомобиль. Выскочивший из него человек подошел и сказал негромко:

- Просим вас последовать за нами... Только не надо шума... Это не поможет.

Яркин посмотрел в глаза человеку. Взгляд их был таким холодным и пристальным, что Яркин не выдержал и опустил ресницы. Несмотря на непокрытую голову, ему стало жарко. Так жарко, что захотелось распахнуть пальто. Но так же мгновенно вдруг показалось, что все тело леденеет. Ноги стали ватными, и руки повисли безвольно, как плети. Он хотел сказать, что нужно подняться наверх, в квартиру, взять кое-что, но язык перестал его слушаться. От этого стало еще страшней. Ноги, руки, язык - все теперь ушло из-под его воли. А человек взял Яркина за локоть и подвел к машине. Он оказался между двумя незнакомыми ему людьми. Машина тронулась. Яркину не пришло в голову проследить, куда они едут, да и не было нужно: он хорошо понимал, что случилось, кто эти люди и куда они его везут. Это был тот самый конец, который за него решал все, что будет дальше. Теперь уже ему не придется ломать себе голову над будущим: как быть, какие усилия нужны, чтобы отказаться от продолжения пути, на который он скатился, и как вернуться к прежней жизни? Все решалось само собой. Это был итог.

В первый момент Яркину стало так страшно, что он почти потерял сознание. Но такое состояние было недолгим. Один из его спутников опустил стекло, и от пахнувшего в лицо морозного воздуха Яркин пришел в себя. Невидящими глазами он посмотрел на своих спутников. Они сидели молча и безразлично. И мало-помалу страх прошел. Напротив того, Яркин начинал чувствовать, как приятное успокоение охватывает все его существо, проникает в сознание, в каждую клетку тела. Ему стало почти хорошо, захотелось спать. И если бы не дувший в лицо холодный ветер, он, вероятно, заснул бы.

Один из спутников поднял стекло, отделявшее пассажирскую кабину от кабины шофера, второй поднял боковое стекло. Стало тепло и даже, пожалуй, уютно. Яркину захотелось ехать как можно дольше, ехать и ни о чем не думать. Он поглубже уселся на диване. Он был доволен, что в машине так тесно. От этого становилось еще теплей. Он в первый раз поглядел в окно. За стеклом мелькали редкие строения: они были уже за городом. Яркин не удивился - ему было все равно.