Медвежатник - Николай Шпанов

8. Поднять все дела о соучастниках взломов; о "малинах", о наводчиках, о делодателях, об изготовителях инструмента".

Кручинин в задумчивости покрутил бородку, и его узкий ноготь провел под этим пунктом твердую черту.

- Это - часть архивная, - сказал он Фадеичеву. - Тут вам хватит работы на добрый месяц.

- На что мне месяц? В неделю оформим, - возразил Фадеич. - Только бы "дела" нашлись. - И, поглядев на часы, он сокрушенно покачал головой:

- Эх, досада-то!..

- Что такое? - обеспокоенно спросил Кручинин.

- Да время-то позднее, архивники давно спят.

- Ну ничего, до завтра-то терпит, идите и вы спать.

- И то дело, - согласился старик.

Кручинин склонился над планом и быстро приписал:

"9. Проверить личный состав ограбленных институтов.

10. Сличить почерк на конвертах с возвращенными документами с почерками всех работников этих институтов.

11. Если на конвертах обнаружатся невидимые следы пальцев, секретно продактилоскопировать работников институтов".

Получив от Кручинина этот план, Грачик с интересом прочел его, вдумываясь в каждый пункт и стараясь понять его смысл и значение для дела. Работа, которую предстояло проделать, отличалась своим "архивным" характером. Работа была не по темпераменту Грачика, стремившегося к живой, активной деятельности. Но, поразмыслив, он решил, что и это будет ему полезно. Впрочем, даже если бы он пришел и к прямо противоположному выводу, ему все равно пришлось бы взять на себя роль архивариуса и зарыться в пыльные папки старых дел и регистров. Ведь, передавая ему для перепечатки свой план, Кручинин ясно сказал:

- Будете наблюдать за этой работой. Хорошая практика. Узнаете, чем пахнет прошлое.

- Пылью, - попробовал было пошутить Грачик.

- Иногда еще слезами и кровью, - поправил его Кручинин и с присущей ему иронической ухмылкой добавил: - Белоручкам хорошая школа.

Грачик давно ушел, а Кручинин все смотрел на затворившуюся за ним дверь и думал о том, что, кажется, ему посчастливилось встретить молодого человека, которого он сможет от чистого сердца назвать не только своим помощником и преемником на работе, но и близким личным другом. С каждым днем Грачик нравился ему все больше, и, кажется, скоро Кручинин готов будет простить ему даже склонность к некоторому франтовству, раздражавшему в начале знакомства... При мысли об этом добрая улыбка сузила голубые глаза Кручинина, на миг осветила лицо и по губам скользнула вниз, в мягкую белокурую бородку.

Четыре карты

Дело двигалось не так быстро, как хотелось Кручинину. Оказалось недостаточным поднять архивы советского розыска и дореволюционной сыскной полиции. Подавляющее большинство "медвежатников" было выловлено, и дела их перешли в суды, а из судов в Наркомвнудел. Одни "медвежатники" сидели в тюрьмах, другие в лагерях, третьи отбыли свои сроки и растворились в многомиллионной массе населения, четвертые умерли своей смертью, пятые бежали из тюрем или лагерей. И, наконец, шестые, кто был судим еще до советской власти, представляли собою наиболее трудный разряд "непроявленных". Это могли быть единицы, но, судя по последнему делу, они все-таки были.

Большинство фигур в каждой из категорий жили, совершали преступления, попадались, судились и отбывали сроки под различными именами. У некоторых бывало по пять, а то и по десять фамилий и кличек. Нужно было самым тщательным образом установить тождество пойманных и осужденных нарушителей с сидящими, с бежавшими, с умершими и с пропавшими без вести. Это была кропотливая, чрезвычайно трудоемкая работа. Она требовала не только знания "в лицо" всех носителей этих имен и кличек, не только идентификации по всем возможным признакам, но и непрерывных сношений с органами розыска всего Советского Союза.

Пока шла эта работа, Кручинин занялся изучением личного состава ограбленных институтов. Это тоже требовало огромного труда и осторожности. Кручинин не хотел выдать кому бы то ни было из непосвященных, что идут поиски. Ни один человек из нескольких сотен сотрудников институтов и многих сотен студентов не должен был знать, что Кручинину нужны образцы их почерков для сравнения с адресами на возвращенных конвертах.

Никто не должен был знать, что Кручинину нужны дактилоскопические отпечатки для сличения со следами пальцев, оставленными клеем и потом на конвертах. Следы эти не были видимы простым глазом, но их без труда обнаружили эксперты.

От ясного представления масштабов этой работы могли опуститься руки, но... Кручинин знал, что они не должны опускаться ни, у него, ни у его сотрудников. Работа должна была быть проделана во что бы то ни стало. Последний "медвежатник", кто бы он ни был - осколок ли прежних времен или новый выученик какого-нибудь ушедшего на покой зубра, - должен быть выловлен и изолирован.

Со всех концов Союза, из городов, где работали большие аппараты Уголовного розыска, из городков и районов, где весь розыск был представлен одним уполномоченным, из сельских местностей, где вовсе не было уполномоченных и их функции лежали на одиноком сельском милиционере, - отовсюду текли сведения о наличии или отсутствии зарегистрированных уголовников подходящей квалификации. Места заключения - тюрьмы, лагеря, дома предварительного заключения, - все сообщали о содержащихся в них субъектах, хотя бы отдаленно подходящих к установочным данным Кручинина.

Почтовые штемпеля от Владивостока до Минска и от Мурманска до Батуми пестрели на приходивших пакетах. В большинстве своем пакеты эти приносили краткое сообщение о том, что подходящих личностей не обнаружено. На весь Советский Союз оказались зарегистрированными всего девяносто два субъекта, причастных когда-то к делам по взлому несгораемых шкафов. Но и тут нужна была существенная поправка: регистрация была значительно растянута - начало ее относилось к дореволюционным временам.

- Н-да, - бормотал Кручинин, просматривая очередное сообщение.

На девяносто выявленных фигур приходилось около семисот фамилий. Даже при уверенности, что все сведения точны, нелегко было разобраться в такой коллекции. У этого собрания был один существенный изъян: больше половины людей пребывало теперь в неизвестности, о многих даже нельзя было сказать, живы они или нет.

- Изъян, конечно, немаловажный, - поглаживая бороду, произнес Фадеич, однако же, - он с почтительной осторожностью придвинул свой стул к столу Кручинина, - поглядим.

Чем больше трудностей вставало на пути расследования, тем больше это дело захватывало Грачика. От прежнего внутреннего сопротивления необходимости заниматься "раскопками" давно ничего не осталось. Он со вниманием и интересом следил за работой Кручинина и привлеченного им в помощь Фадеича.

Старик принялся перебирать карточки. Одни из них он откладывал влево, другие - вправо, третьи клал перед собой. Он занимался своим делом молча, сосредоточенно. Времени от времени он поправлял съезжавшие на кончик носа очки, завертывал очередную самокрутку из невыносимо крепкого табака. Этот табак ему присылали откуда-то с юга бывшие правонарушители, и он гордился тем, что курит не такой табак, как прочие, а взращенный руками тех, кого когда-то он "вылавливал".

Надо сказать, что эта своеобразная связь старика со своими бывшими "подопечными" была его характерной черточкой. Он любил следить за судьбой своих отбывших срок "питомцев" и, бывало, даже помогал в трудоустройстве тем, кому приходилось нелегко.

Кручинин, ни о чем не спрашивая Фадеича, наблюдал за его работой. Он старался по именам, оказывающимся в той или иной стопке, угадать его замысел.

- Ну вот, Нил Платонович, - сказал наконец Фадеич. - Половина дела, глядишь, и сделана.

По молчаливому знаку Кручинина Грачик пересмотрел карточки, но все же характер каждой из трех стопок оставался ему неясен.

- В левой - начисто ненужные, - сказал наконец старик.

- Это почему же? - поинтересовался Грачик.

- Вам еще не ясно? - спросил Кручинин Грачика. - Ведь мы уверены, что институтские шкафы взломаны одним человеком. Вся подготовительная работа прорезывание стены и прочее - также сделана одним человеком. Вторых следов ни на одном месте преступления не обнаружено. Так?

- Так, - согласился Грачик.

- Следственно, - не скрывая торжества, подхватил Фадеич, - сей муж не мог быть хлипеньким?

- Да, наверно, сила у него была медвежья, - согласился Грачик.

- Ну, и выходит: шушеру эту, - Фадеич пренебрежительно оттолкнул левую стопку карточек, - со счетов долой! Мелкий народ, слабосильный. - Он погладил свою седую бороду и не без самодовольства прибавил: - Всех знаю!.. Как живые предо мною. Хлипкий народец.

Кручинин без колебания сгреб отодвинутые карточки и бросил в ящик стола.

- А эти? - ткнул он в правую стопку.

- Сомнительные, - с оттенком виноватости сказал старик. - Есть и такие, которых я не видывал. Варшавские попадаются. Эти особливо подозрительны. Впрочем, должен доложить, что хотя поляк в своей специальности человек и тонкий, но корпуленции у него той нет, чтобы кассы в одиночку ворочать. Да кассист-поляк на дело один никогда и не хаживал. Артелью работали, интеллигентно. Следственно, по мне бы, всех поляков из этой пачки вон.