Старосветские убийцы - Валерий Введенский

— Господа! Вернемся к делам! Павел Павлович, поднимитесь-ка к Шулявскому! Вдруг он спит?

— К вашим услугам! — Веригин щелкнул каблуками.

— Если комнату не откроет — ломайте дверь, допросить надо. Возьмите с собой кого поздоровей — господина Рооса, к примеру.

Генерал посмотрел на этнографа. Пошутил, что ли, Терлецкий? На здоровяка этот долговязый мешок с костями никак не тянул. Роос же улыбнулся Веригину во весь белозубый рот. Делать было нечего.

— За мной! — скомандовал Павел Павлович этнографу.

Тот с удовольствием пошел.

— А мы осмотрим покои князя, — решил Терлецкий.

— Зачем? — искренне удивился Киросиров. — Отравительницу мы установили.

— Вы установили, а мы еще нет, — парировал Илья Андреевич. — Яд не в порошке глотали! Либо в пищу, либо в питье подмешали. Надо проверить посуду.

— А Анне Михайловне уже сказали про смерть Василия Васильевича? — подал с дивана голос Митя.

Тоннер чуть не хлопнул себя по лбу. Забыл он совсем про старую княгиню! Но стоит ли говорить ей о смерти единственного сына? Тут надобно поразмыслить. Даст ли ей Бог силы пережить эту весть?

— Не беспокойтесь, — сказал Глазьев. — Сейчас схожу, микстурки волью, а говорить ей бесполезно. Ничего не понимает.

— Господа, начинайте осмотр без меня. Я догоню. — Илья Андреевич бросился по анфиладе за удалявшимся Глазьевым.

Догнать его удалось в центральной ротонде:

— Микстурка у вас с собой?

— Да-с! Во врачебном деле все необходимое должно быть под рукой. — Глазьев не останавливался, и Тоннеру пришлось преградить ему дорогу.

— Дозвольте полюбопытствовать? — Тоннер решительно протянул руку к склянке.

Глазьев отдал ее неохотно.

— Микстурка собственного приготовления. Состав, знаете ли, в тайне держу.

Илья Андреевич, вытащив крышечку, левой ладошкой аккуратно помахал у горлышка и осторожно втянул в себя воздух. Потом капнул себе на ладонь. Пристально рассмотрев жидкость, решился попробовать микстурку на вкус прямо из темной склянки.

— Опий? Не ошибся? — спросил у Глазьева.

— Травяной настой!

— Анализ сделать?

— Мак, конечно, имеется.

— А трав там никаких нет. Опий, да и только. Правда, раствор слабый. Отравить таким нельзя.

— Я врач, а не убийца, — обиделся Глазьев.

— Чем больна княгиня? За завтраком вы мне так и не ответили!

— Болями мучается. Только микстуркой и спасается…

— Что именно у нее болит? — перебил Тоннер.

— Что, что… Вся организьма болит.

— Организьма, говорите? Что вы заканчивали, Антон Альбертович? — ласково поинтересовался Тоннер.

— В каком смысле?

— Учились где врачебной науке?

— А вы, Илья Андреевич?

— Медико-хирургическая академия.

— Завидую. Никогда в Петербурге не был. Вот бы съездить! Зимний дворец посмотреть, государя императора увидеть! Часто лицезреете?

— Учились где? — стоял на своем Тоннер.

— Учился? Учился много где! Человек, знаете, всю жизнь учится. Сначала ползать, потом под стол ходить. Затем читать, писать. Арифметики там разные изучает, закон Божий…

— Латынь, которой вы не знаете. — Тоннер жалел, что рядом нет Терлецкого или на худой конец Киросирова. Взяли бы субчика за грудки, вмиг перестал бы ваньку валять. — Как будет «мышца» на латыни?

Глазьев молчал.

— А «мозг»?

— Чего-то не вспомню!

— Вы — шарлатан!

— Что вы, право! Академиев, как вы, не кончал, это правда, до всего своим умом дошел! Самоучка!

— Где сонное зелье научились варить?

— Дед травником был. И отец! Не только опий, могу всякие настойки делать. Лечу народными средствами. И люди мне благодарны! Боль снимаю, страдания облегчаю. Что в медицине хитрого? Нацепил пенсне, сделал умный вид, пульс пощупал, живот помял, брякнул что-то непонятное да кровь отворил — этому я в цирюльне научился. А что вы, доктора из академий, еще умеете?

— Много чего. Например, могу доказать, что пациент вместо лекарства получал настойку опия и вследствие неоказания врачебной помощи умер. За такое «лечение» вас в Сибирь сошлют!

Глазьев рухнул на колени.

— Не губите, сударь, не губите. Христом Богом, всеми святыми заклинаю, отпустите! Клянусь, врачевать больше не буду. Пойду опять в цирюльню. А за вас каждый день по свечке буду ставить.

Схватив руку Тоннера, Глазьев стал осыпать ее поцелуями.

— Ничего обещать не могу. Цианиды держите? — строго спросил Илья Андреевич.

— Зачем они мне? Я страдания облегчаю, травить пациентов мне невыгодно. Платят живые, мертвым я без надобности.

— Опий сами варите? — Тоннеру удалось выдернуть руку.

— Сам, сам! Сам и развожу. — Глазьев не решался встать с колен.

— Могла Настя концентрат у вас взять?

— Настя? Запросто. Сам бы дал! Благодаря Настеньке меня сюда и позвали. Платили, кстати, очень хорошо. Вот только за последний месяц задержали! Как думаете, выплатят?

По лицу Тоннера Глазьев понял, что зря задал этот вопрос.

— Вас, сударь, казнить надо, а не жалованье платить.

Глазьев зарыдал:

— Простите, черт попутал! Не буду больше, клянусь!

— Анна Михайловна действительно так страдала, что ей опий требовался? Только не врать — всех расспрошу и анамнез выясню.

— Поясница у ней болела! Радикюлем мучилась.

— Ах ты сволочь, радикулит опием лечить! — Тоннер не выдержал и пнул Глазьева ногой.

— Настя так велела, Настя! И князь!

— На покойников сваливаешь?

— Святой истинный крест! У Насти с Северским любовь намечалась, а старая княгиня препятствовала. Вот Настя про мои умения-то и вспомнила, мы с ней когда-то в одном городе жили.

— Умертвить Анну Михайловну хотели? — содрогнулся Тоннер.

— Нет, на такой грех я бы не пошел. Да и зачем? Любой человек смертен, особенно старый. Сам откинется, никуды не денется. И князь предупреждал, смотри, не переборщи! А то выведу в лес, пристрелю как зайца, скажу, на охоте погиб. Во как я попал!

— Вставайте, хватит валяться, — брезгливо приказал Тоннер.

Что делать с Глазьевым? Мог ли он отравить князя с Настей? Мог! Про отсутствие цианидов соврать несложно, пойди проверь! Только мотива у него нет. Настя с князем ему деньги хорошие платили, с их смертью синекура закончилась. Выдать его тайну уряднику? Тот мигом обвинит Глазьева в отравлениях. Нет, пока обожду! Да и в чем-то прав этот Глазьев.

Ох как мало может медицина. Со времен Гиппократа ничего не изменилось. Доброе слово, кровопускание да тот же опий!

— Обещать ничего не буду. Надо найти преступника. Если вины вашей нет и поклянетесь больше медициной не промышлять, оставлю все в тайне.

— Клянусь! Памятью родителей клянусь! — Глазьев снова рухнул на колени.

— С Анной Михайловной кто сидит?

— Сиделки с ней круглосуточно. Из дворовых!

— Тогда сходим к ней после.

Не раз приходилось Тоннеру сообщать родственникам о смерти близких. Ох как это нелегко! А матери о смерти сына? Нет, надо кого-то из близких взять, удар смягчить. Когда родная душа рядом, всяко человеку легче. А кого? Близкие как раз все померли! Нет, Митя остался! Кто он ей? Племянник, кажется? Юн, правда, для таких испытаний. Да ничего не попишешь. Придется взрослеть!

— Понимаю!

— Сначала в спальне все осмотрим. От меня ни на шаг!

— Слушаюсь! — пролепетал Глазьев.

Часть вторая

Глава одиннадцатая

Генерал в который раз постучался в комнату Шулявского.

— Крепко спит вельможный пан.

— Спит? — удивился Роос. — А мистер урядник сказал, что он в Петербург уехал с княгиней.

— И вы поверили? Поверили, что такая женщина сбежала с гнусным хлыщом?

Американец не имел на сей счет своего мнения, но, не желая огорчать Веригина, энергично мотнул головой:

— Сам поражен!

— Будем ломать дверь! — вспомнил инструкцию Терлецкого генерал. — Иначе, так и будем гадать: сбежала, не сбежала. Давайте, Корнелий, вышибайте!

Американец попробовал тщедушным плечом толкнуть массивную дверь. Раз, другой. Потом с разбегу. Дверь не шелохнулась! Веригин закручинился. Где добрый молодец Николай? Вмиг бы вышиб! Делов-то! Самому, что ль, тряхнуть стариной? Поразмыслив, Веригин решил, что ломать двери — занятие не генеральское. Может, кто попроще мимо пробежит? И точно! С длинным тучинским сюртуком в руках по коридору шел Данила. Лицо слуги показалось Веригину знакомым.

— А не дядька ли ты великих князей? — спросил он, вспомнив вчерашнюю выходку молодых людей.

— Так точно, ваше благородие. — Данила в армии не служил, но ответил по-военному, чтоб сделать генералу приятное.

— Как кличут?

— Данилка!

— Мужик крепкий, — оглядев слугу, отметил генерал. — Выломай-ка, братец, эту дверь!