Старосветские убийцы - Валерий Введенский

— Пока не трогайте ничего, Федор Максимович. Надо внимательно все осмотреть. А вдруг убийство?

— Убийств без ран не бывает, Илья Андреевич. А здесь ни крови, ни отверстий, — резонно заметил Терлецкий.

— Еще как бывают, Федор Максимович! У меня опыт — будь здоров, всяко видал. Я ведь по специальности — судебный медик.

— Вот как! — удивился Терлецкий. — То-то я удивлялся, откуда вы так хорошо полицейские порядки знаете? Входить нельзя, трогать нельзя…

Тоннер, повернувшись к Киросирову, спросил:

— Угорают часто?

— Да! Очень! Прошлой зимой каждую неделю кто-нибудь обязательно угорал. А в Больших Углах в сочельник — целая семья!

— Целая семья?! — взмахнул руками Федор Максимович.

— Да! Отец, мать, трое ребятишек, коза…

— Козу в доме держали? — удивился Терлецкий.

— Нет, в хлеву. Но тоже угорела. Волшебным, понимаете, образом. Вместе с коровой и тремя свиньями. Сам не видел, снега намело — ужас, только на вторые сутки туда добрался. Староста доложил. И главное, никаких следов от скотины не осталось. Угорели подчистую.

— Мда… — Терлецкий, покачав головой, с сомнением посмотрел на урядника.

— И здесь угар, всенепременно, угар! — безапелляционно заявил Киросиров, голос его внезапно стал грозен: — И кто тут печку топит?

— Я, — раздался голос за спиной Дениса. Гришка подошел тихонько вместе с остальными слугами и выглядывал из-за господских спин. — Барин рюматизьмой страдал, любил, когда тепленько.

Митя кивнул в сторону печки:

— А когда вьюшку задвинул?

— Вообще не закрывал. Василий Васильевич угара боялись, как в воду глядели. — Гришка всхлипнул и утер слезу. — Закрывать только в лютые морозы разрешал. И то под его присмотром.

— Убивец!

Никодим, выпустив Глазьева, рванул через спальню. Стоявшие на пути Киросиров с Терлецким не успели и бровью повести, как могучий егерь в два прыжка пересек комнату.

— Пьяница! — Он схватил несчастного Григория за грудки, уже засвистел в замахе кулак, но ударить не смог. На руке егеря повисла рыжая Катерина:

— Не бей его. Отпусти, антихрист. Я ночью еду приносила. Князь велел мне дров в печку подкинуть. Так вьюшка открыта была! Святой истинный крест!

Егерь нехотя отпустил Гришку. Катерина была девушкой ответственной — все это знали.

— А где княгиня? — Веригин, решив, что формальности закончены, вошел в спальню, следом за ним протиснулся выпущенный Никодимом Глазьев.

Кашлянув, ответил егерь:

— Утром велела лошадь запрячь и ускакала.

— Вот как! — поднял брови Терлецкий. — Сам видел?

— Старший конюх сказывал, — ответил Никодим.

— Интересный угар! Князь, получается, умер, а княгиня нет? — Веригин обернулся к Тоннеру. — Давно он мертв?

— Несколько часов, не менее! Окоченение уже началось, но трупных пятен пока нет, — задумчиво произнес Тоннер и обратился к Глазьеву: — А ваше мнение, коллега?

Антон Альбертович боязливо придвинулся к трупу и осторожно потрогал безжизненную кисть:

— Тепленький еще! Часа три как преставился!

— Жарко тут… — напомнил Тоннер, но договорить не успел.

Его перебил Веригин:

— Часа три? Стало быть, в шесть утра! А княгиня в котором часу отъехала?

— Сейчас узнаем. Ну-ка кликните того конюха, — скомандовал Киросиров.

— Я за ним схожу, — вызвался Никодим.

Денис оглянулся. Весть о смерти хозяина уже облетела поместье, и народ потянулся в покои князя — плакали, крестились дрожащими руками. Только у Никодима ни слезинки. Белый весь, как хозяин его покойный, глаза налиты кровью, кулаки сжаты. Если найдет, кто вьюшку задвинул, сам убьет!

— Сходи, — разрешил Киросиров.

Никодим ласково погладил по голове Митю, который не отрываясь смотрел на покойного кузена, и быстро удалился.

— Катерина! — позвал служанку Тоннер. Что-то доктора беспокоило. Что-то было в спальне не так.

Девушка вошла в комнату, боязливо покосившись на мертвое тело.

— Дверь в покои на ключ ты закрывала?

— Нет, что вы! Князь! Еду приказал в кабинете поставить. Сам, сказал, подать хочу. Попросил дров подкинуть и выпроводил. А дверь своим ключом изнутри закрыл.

— Не понятно! Не понятно! — задумчиво сказал Тоннер.

— Что тут непонятного? — удивился Веригин. — Княгиня проснулась, когда Северский еще спал. Она оделась…

— Сама? — изумился Терлецкий.

— Получается, сама, — уже менее уверенно сказал генерал.

— Ее дворовые сказывали, что Елизавета Петровна и одеться сама может, и умыться, — вдруг подтвердила Катерина. — И шутит всегда, мол, не барыня, все делать умею.

— Значит, — продолжил вдохновленный поддержкой генерал, — и дров в печку она могла подкинуть. И по неопытности вьюшку закрыть.

— Да, — согласился Терлецкий, — скорее всего, так и было.

Генерал обрадовался и по привычке принял на себя руководство:

— Эй, кликните-ка управляющего! Гроб надо сделать, за священником послать. А пока прикройте покойного. Покрывало иль одеяло какое надо найти…

Неширокая, но вполне удобная для двоих кровать была застелена лишь простыней. Одеяло отсутствовало, только куча подушек; покойный Северский лежал с краю.

Денису надоело стоять в дверях. Причина смерти установлена, теперь и в комнату можно войти. Он стал искать, чем бы накрыть князя, и заглянул за изящную, карельской березы, ширму. Обычно та закрывала кровать от посторонних глаз, но вчера, в первую брачную ночь, ее отодвинули в угол, к торцевому окну. Так и есть! Одеяло скинуто и лежит по другую сторону брачного ложа, за ширмой. Отодвигать ее не хотелось.

Денис дотянулся, приподнял одеяло. И сразу бросил.

— Илья Андреевич, — позвал он Тоннера, — скорее!

За доктором бросились остальные. Ширму отодвинули, Тоннер аккуратно поднял одеяло.

— Господи! — воскликнул Глазьев. Под одеялом лежало еще одно, на сей раз женское тело. Немудрено, что его не заметили! Тоннер, Терлецкий и Киросиров занимались князем; смотревшим из кабинета мешала ширма, а со стороны гардеробной обзору препятствовала кровать.

— Вот тебе и княгиня, — присвистнул урядник.

Тоннер перевернул женщину на спину.

— Настя! — истошно заорал Михаил Ильич и, отталкивая всех, бросился к ней. — Как же это?

— Слава Богу, — прошептал генерал и перекрестился. — Царствие небесное.

— Как это понимать? — Французская речь отозвалась диссонансом. В череде событий все и забыли об этнографе. В его руках Терлецкий заметил блокнот.

«Ну и пусть пишет! Что, в Америке люди не дохнут? — злорадно подумал он. — Еще как дохнут!»

— Действительно, как это понимать? — повторил по-русски генерал.

— Осмотрите тело, — отбросив всякие любезности, приказал Терлецкий и прикрикнул на столпившихся возле покойной: — Всем отойти!

Доктор присел перед телом на корточки.

— Пусть все выйдут, — обратился он к Федору Максимовичу. — И так глупость сделали, не осмотрели помещение сразу.

Терлецкий согласился:

— Господа, покиньте помещение.

Киросиров не выдержал. Ладно, генерал командует! А с чего это штатские голос повышают?

— А по какому праву, милостивый государь, вы здесь распоряжаетесь? — постепенно повышая голос от громкого до крайне громкого, поинтересовался он у Федора Максимовича.

Переводчик ответил коротко и тихо:

— Третье отделение. Документы предъявлю позднее.

Тайная полиция уголовными делами вообще-то не занималась. Но она была в провинциях единственным ведомством, губернатору и всякому местному начальству не подчиненным, управляемым непосредственно из столицы. Поэтому зачастую расследовала и преступления, напрямую с политикой не связанные. Взятки, несправедливые судебные решения, произвол властей — чем только не приходилось заниматься! Да и уголовные дела были не редкостью. Выборные урядники — какие из них стражи порядка? Опыта и знаний нет, зачастую глупы как пробки. Кто в урядники идет? Мелкие помещики, которым мозгов не хватает в собственном хозяйстве концы с концами свести!

— Простите, — урядник смущенно улыбнулся, — не знал.

— Всех попрошу из спальни выйти. Но не расходиться. Ждать в кабинете.

— В «трофейной», — поправил Терлецкого Тоннер.

Федор Максимович внимательно на него посмотрел. Быстро доктор соображает! Кабинет ночью был закрыт, может, что важное и там найдется!

— В «трофейной», — поправился Терлецкий и, повернувшись к генералу, добавил: — Ваше высокопревосходительство, вы можете остаться. Урядник, разумеется, тоже.

— И пусть господин Угаров зарисует обстановку! Вдруг пригодится.

Вновь Терлецкий поразился дельности предложения доктора.

— Только за альбомом сбегаю, — засуетился Денис.