Жизнь мальчишки. Книга 1. Темная бездна - Роберт Маккаммон

— Кори, не крутись по сторонам! — раздался у меня над ухом шепот мамы, дернувшей меня за рукав. — Закрой глаза и молись!

Так я и сделал. В следующий миг от моего затылка отскочила новая горошина. Подобные снаряды способны причинить острую боль, такую, что и крик порой невозможно сдержать. Все оставшееся до конца молитвы время я слышал, как позади меня Брэнлины перешептывались и хихикали, словно пара злобных троллей. Моя голова служила им отличной мишенью.

После молитвы мы исполнили еще один гимн. Были сделаны объявления, всех пригласили почаще посещать церковь. По кругу пустили поднос для пожертвований. Я положил на него доллар, специально врученный мне отцом для этой цели. Хор пел, сестры Гласс играли на пианино и органе. Позади меня хихикали Брэнлины. Потом преподобный Ловой еще раз взошел на свое место, чтобы прочитать пасхальную проповедь, — и именно в этот момент мне на руку села оса.

Моя рука лежала на колене. Заметив осу, я не стал отдергивать руку, несмотря на то что по спине, словно молния, пробежал страх. Добравшись до ложбинки между мизинцем и безымянным пальцем, оса устроилась там и замерла, подергивая своим черно-синим жалом.

Теперь позвольте рассказать вам кое-что об осах.

Осы — это не то, что пчелы. Пчелы, толстые и довольные своей судьбой, день-деньской перепархивают с цветка на цветок, безразличные к человеческой плоти. Шершни любопытны и могут подлететь к вам, чтобы изучить, но, как правило, их поведение легко предсказуемо и от них нетрудно улизнуть. Осы же, в особенности черные осы — проворные насекомые, похожие на кинжал с крохотной головкой, — словно рождены для того, чтобы вонзать свое жало в смертную плоть, вызывая вопли, сравнимые разве что с восторженными криками знатока, откупорившего марочное вино. Если вы заденете головой осиное гнездо, можете испытать ощущение, сопоставимое, по некоторым свидетельствам, с попаданием в тело заряда мелкой дроби, Я сам видел, во что превратилось лицо мальчика, исследовавшего в середине лета заброшенный дом и напоровшегося на осиное гнездо. От укусов в губы и веки лицо так распухло, что такой муки я не пожелал бы даже братьям Брэнлин. Осы безумны: к ним нельзя приноровиться, никогда не знаешь, когда они ужалят. Будь у них жало подлиннее, они бы прокусили вас насквозь. Ярость переполняет их, как братьев Брэнлин. Если у дьявола и есть родственники, то это не черные коты, не обезьяны и не ящерицы — ими всегда были и остаются осы.

В мой затылок впилась уже третья горошина, вызвав сильную боль. Однако все мое внимание было сосредоточено на осе, обнюхивающей ложбинку между мизинцем и безымянным пальцем. Мое сердце бешено билось, кожа покрылась мурашками. Что-то пронеслось мимо моего лица, и, приподняв голову, я заметил вторую осу, которая, совершив облет головы Демона, уселась ей на макушку. Должно быть, Демон почувствовала щекотание. Она подняла руку и смахнула осу, даже не зная, что село ей на голову. Оса с сердитым жужжанием вновь поднялась в воздух, мельтеша черными крыльями. Я решил, что она вот-вот ужалит Демона, но оса, очевидно учуяв родственное существо, внезапно взмыла к потолку.

Преподобный Ловой продолжал свою проповедь, рассказывая о распятом Христе, плачущей Марии и о камне, который откатывают прочь.

Я поднял глаза к потолку церкви.

Возле одного из вращавшихся вентиляторов я заметил маленькую дырочку размером не более четвертака. Из нее на моих глазах одна за другой вылезли три осы и спустились вниз, на прихожан. Через несколько секунд из дырки в потолке появились еще две осы и принялись описывать круги в спертом, удушливом воздухе.

За стенами церкви продолжал грохотать ливень. Стук дождя порой почти заглушал рулады преподобного Ловоя. О чем он говорил в те минуты, не знаю: я переводил взгляд с осы, примостившейся между моими пальцами, на дырку в потолке.

Все больше ос снижалось по спирали вниз, в душное закрытое пространство, в насыщенный дождевой влагой воздух церкви. Поначалу я пытался их считать. Восемь… девять… десять… одиннадцать. Некоторые из них садились на неспешно вращавшиеся лопасти вентилятора и кружились, словно на карусели. Четырнадцать… Пятнадцать-Шестнадцать-Семнадцать. Вот сквозь отверстие в потолке протиснулся сразу целый черный подергивающийся шар ос размером с кулак. Двадцать», двадцать одна, двадцать две. Я бросил считать, добравшись до двадцати пяти.

Я подумал, что, должно быть, где-то на чердаке, во влажной тьме шевелится осиное гнездо размером с футбольный мяч. Я завороженно наблюдал за осами, как, наверно, не могла отвести глаз Мария от ран незнакомца, встреченного ею на дороге. За это время из отверстия в потолке выпорхнуло еще не менее дюжины насекомых. По всей вероятности, никто, кроме меня, их не замечал. А что, если осы были для всех остальных такими же невидимыми, как Демон, когда она лазала пальцем в нос? Осы медленно кружились под потолком в потоках гонимого вентилятором воздуха. Их скопилось уже целое темное облако, словно бушевавшая за стенами церкви буря сумела каким-то образом найти лазейку внутрь.

Оса, сидевшая у меня между пальцев, задвигалась. Глядя на нее, я вздрогнул, когда очередная горошина ужалила меня сзади в шею там, где были острижены волосы. Добравшись до сустава моего указательного пальца, оса остановилась. Ее жало касалось моей кожи: я ощущал его крошечное зазубренное острие, словно то были крупицы разбитого стекла.

Преподобный Ловой был теперь в своей стихии: он бурно жестикулировал, волосы начали сползать на лоб. Снаружи бушевала буря, дождь стучал по крыше, словно настал конец света и пришла пора рубить деревья, чтобы строить ковчег и созывать зверей, каждой твари по паре. Всех, но только не ос, подумал я; на этот раз мы исправим ошибку Ноя. Я продолжал наблюдать за осиным лазом в потолке, и зрелище это меня одновременно ужасало и притягивало. Я подумал, что Сатана нашел-таки способ проникнуть на пасхальное богослужение и теперь кружит над нашими головами, высматривая грешную плоть себе в добычу.

Потом произошло следующее.

Воздев руки, преподобный Ловой проговорил своим хорошо поставленным голосом проповедника: «И в это знаменательное утро, после рода тьмы, ангелы спустились на землю и га… а… а… кх!..»

Устремив руки вверх навстречу ангелам, он внезапно увидел воочию, как они ползут, шевеля крохотными крылышками.

И тут мама накрыла ладонью мою руку с сидящей на ней осой и нежно ее сжала.

Оса укусила ее, и в тот же миг насекомые под потолком, видимо, решили, что проповедь преподобного Ловоя слишком затянулась.

Мама вскрикнула. Одновременно раздался и крик священника. Он и послужил сигналом, которого так долго дожидались осы.