Страсть - Дженет Уинтерсон

Наконец прозвучали слова: «Игра сделана».

Всю первую игру мы пили, наблюдали за пролетавшим мимо красным и черным, следили за яркой полосой металла, что отделяла одну цифру от другой, равнодушной к выигрышу или проигрышу. Сначала казалось, что наш богатый друг должен выиграть, но в последний момент шарик выскочил из гнезда и покатился дальше с негромким тошнотворным звуком, который сопровождает последнюю перемену.

Колесо остановилось.

Фортуна улыбнулась незнакомцу.

На мгновение воцарилось молчание. От одного мы ждали проявления досады, от другого — удовлетворения, но мужчины с восковыми лицами встали и пошли к столу под обманчивым веселым сукном. Карты. Кто знает, что они сулят? У мужчины должна быть верная рука.

Они не теряли времени даром. Эти люди знали толк в игре.

Они играли около часа, а мы пили. Пили, чтобы смочить губы, пересыхавшие всякий раз, когда на стол падала карта. Казалось, сама судьба вела незнакомца к победе. Однако никого не отпускало странное чувство, что незнакомец не должен выиграть — он обязан проиграть. Ради всех нас. Мы отчаянно желали, чтобы наш богатый друг напряг мозги, и чтобы ему повезло. Так и случилось.

В карты он выиграл, и счет стал равным.

На мгновение мужчины встретились взглядами, а потом сели играть в домино. Их лица как бы перетекли друг в друга. Казалось, наш богатый друг стал более расчетливым, а лицо его соперника — более задумчивым и не таким алчным, как раньше.

С самого начала стало ясно, что в этой игре они тоже ровня. Оба играли искусно, оценивали пробелы и числа, проводили молниеносные подсчеты, пытались перехитрить друг друга. Мы бросили пить. Никто не говорил и не двигался; слышалось только щелканье костей о мраморный стол.

Миновала полночь. Я слышала, как внизу вода хлюпает о камни. Слышала, как у меня в горле хлюпает слюна. Слышала, как домино щелкают о мраморный стол.

Наконец не осталось ни одной кости. Ни одного пробела.

Незнакомец выиграл.

Мужчины встали одновременно и обменялись рукопожатием. Затем богач положил руки на мраморный стол, и мы увидели, что они дрожат. Красивые холеные руки дрожали. Заметив это, незнакомец слегка улыбнулся и предложил проигравшему выполнить условия пари.

Никто из нас не сказал ни слова, никто не попытался остановить его. Может, мы хотели, чтобы так случилось? Надеялись, что жизнь одного человека может заменить множество других?

Я не знаю, о чем мы думали. Знаю только одно: мы молчали.

Смерть была такова: постепенное расчленение. Начиная с рук.

Богач незаметно кивнул, поклонился нам и вышел вместе с незнакомцем. Мы больше никогда не видели ни того, ни другого и не слышали о них, но однажды, несколько месяцев спустя, когда мы сумели убедить друг друга, что это была всего лишь штука: они зашли за угол и расстались, перепугав друг друга до полусмерти, — в Игорный дом пришла посылка. В стеклянном ящичке на зеленом сукне лежала пара изящных белых рук с безукоризненным маникюром. Между большим и указательным пальцем левой руки был зажат шарик для игры в рулетку, а между большим и указательным пальцем правой — кость домино.

Управляющий повесил ящичек на стену. Он висит там и сегодня.

Я говорила, что в тайнике лежит нечто неслыханно ценное. Мы не всегда сознаем это, но всегда скрываем что-то от любопытных глаз и чувствуем иногда: эти любопытные глаза принадлежат нам самим.

Однажды ночью, восемь лет назад рука, заставшая меня врасплох, открыла тайник и показала мне, что я там хранила.

Мое сердце — орган надежный, как там могло оказаться мое сердце? Мое сердце верой и правдой служило мне изо дня в день, смеялось над жизнью, ничего никогда не выдавало. Но однажды я увидела привезенные с Востока куклы — они вкладывались одна в другую, скрывались одна в другой, — и я поняла, что сердце тоже может скрываться в самом себе.

Я начала азартную игру, и ставкой оказалось мое сердце. В такую игру можно сыграть только однажды.

Или не играть в нее вовсе.

Я полюбила женщину — согласитесь, это не совсем обычно. Я знала ее всего пять месяцев. Мы провели вместе девять ночей, и с тех пор я ее ни разу не видела. Согласитесь, это не совсем обычно.

Я всегда предпочитала карты костям, поэтому что удивительного, когда я вытянула роковую карту.

Даму пик.

Ее дом был простым, но изящным, а мужа иногда вызывали осмотреть новую редкость (он торговал книгами и географическими картами); вскоре после нашей встречи он снова уехал. Девять дней и ночей мы не выходили из ее дома, ни разу не открыв дверь и не выглянув в окно.

Мы были обнажены и не стыдились этого.

И счастливы.

На девятый день я ненадолго осталась одна; до возвращения мужа ей нужно было закончить кое-какие домашние дела. В тот день окна заливал дождь, вода в каналах поднялась, и на поверхность вынесло то, что лежало на дне. Мусор, которым кормились крысы и изгнанники в своих темных лабиринтах. То было вскоре после Нового года. Она говорила, что любит меня. Я никогда не сомневалась в ее словах, ибо знала, что это правда. Когда она прикасалась ко мне, я понимала, что меня любят — со страстью, которой раньше я никогда не чувствовала. Ни в других, ни в себе.

Нынче любовь стала модной, и в этом городе моды мы знаем, как смеяться над любовью и не давать воли своему сердцу. Я считала себя цивилизованной женщиной, но оказалось, что я дикарка. При мысли о том, что я могу потерять ее, я была готова утопить ее и утопиться самой в каком-нибудь пустынном месте — все лучше, чем казаться себе чудовищем без единого друга.

Всю девятую ночь мы пили и ели, как обычно, оставшись в доме одни; слуг отпустили. Ей нравилось жарить омлеты с травами. Именно их мы и ели с острой редькой, которую она купила у разносчика. Время от времени мы умолкали, и я видела в ее глазах следующий день. Тот, когда мы расстанемся, и наша жизнь сведется к странным встречам в незнакомых кварталах. Обычно мы ходили в одно кафе, битком набитое студентами из Падуи и художниками, ищущими вдохновения. Ее там не знали. Друзья не отыскали бы ее там. Именно там мы встретились впервые и продолжали встречаться в часы, которые нам не принадлежали. За исключением того дара девяти ночей.

Я не приняла ее печали — она была слишком тяжела.

Какой смысл любить человека, рядом с которым можно проснуться лишь случайно?

Игроком руководит надежда на выигрыш и возбуждает страх проигрыша; побеждая, он верит, что удача с ним, что она улыбнется ему снова.

Если возможны девять ночей, то почему не десять?

Но идет неделя за неделей, ты ждешь десятой ночи, нового выигрыша, а время потихоньку обгладывает ту самую, неслыханно ценную вещь, которой нет замены.