Адъютант его превосходительства - И. Болгарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот наступило наконец его время, и как же неудачно оно началось! Прошло двое суток, а быть может, и больше. Об узниках словно забы-
ли…
Ротмистр Волин лежал рядом с Кольцовым. Тревожно ворочался на соломе, иногда что-то бессвязное бормотал во сне. Както под утро он приподнялся на локте, потрогал Кольцова, заговорщически зашептал:
– Капитан!.. Капитан Кольцов! Вы спите?
– Нет, – помедлив, отозвался Кольцов.
– Я все это время разрабатываю в голове разные планы побега.
– Придумали что-нибудь?
И взволнованно, словно обличая кого-то, Волин начал говорить сначала тихо, а потом, распаляясь, все громче:
– Дребедень какая-то. В духе «Графа Монте-Кристо» или еще чего-то. И я подумал вдруг: а может, в этой самой революции и во всем этом есть какой-то биологический смысл? Как в браке дворянина с крестьянкой, чтобы внести свежую струю крови!.. Мы ведь вырождаемся… Я бы даже сказал – выродились. Инстинкт самосохранения и тот отсутствует. Спокойненько так ждем смерти. Как скот на бойне… Что вы?
– Я слушаю, – безразличным тоном сказал Кольцов.
– В какой-нибудь азиатской стране всю эту вакханалию прихлопнули бы за неделю. Ходили бы по горло в крови, но прихлопнули бы. А мы… – Ив голосе Волина зазвучала неподдельная, уничижительная горечь.
– Я не знаю, что можно придумать в нашей ситуации, – приподнявшись на локте, тихо сказал Кольцов. – Однако, ротмистр, я думаю, что законность в России скоро восстановится. И я вам советую, вернувшись домой, жениться на крестьянке. Во имя вашего потомства…
Оказалось, что их разговор слышали все. Кто-то не выдержал, засмеялся. Засмеялись и остальные.
– Браво, капитан! – поддержал полковник Львов.
– Недобрая шутка, капитан, – сухо сказал Волин и с вызовом добавил: – Но ей-богу, если бы случилось чудо, нет, если бы это помогло чуду и нам бы удалось спастись, ну что ж, я согласен жениться на крестьянке.
Проскрипела над их головами ляда, и в светлом квадрате появилось заспанное лицо охранника.
– Эй вы, там! Держите?.. – с равнодушной ленцой предупредил он.
И сверху вниз поплыло ведро с болтушкой. Капитан Ростовцев подхватил его, поставил посреди темницы.
– Прошу к столу, господа!
«Господа» не заставили себя упрашивать. Уселись мигом вокруг ведра. На ощупь опускали в ведро ложки, ели.
– Кухня шеф-повара «Континенталя» дяди Вани, – кисло пробормотал поручик Дудицкий, брезгливо помешивая ложкой в ведре.
– Я в Киеве предпочитал обедать в «Апполо», – подал реплику Волин. – Там в свое время были знаменитые расстеган.
– Что-то сейчас там, в нашем Киеве, – задумчиво произнес полковник Львов.
– «Товарищи» гуляют по Крещатику, – сказал капитан Ростовцев так, чтобы слышали красные командиры. – Красные командиры едят в «Апполо» кондер с лошадиными потрохами…
– Я не о том. У меня в Киеве сестра. К ней должны были приехать моя жена с сыном, да вот не знаю, добрались ли… – Полковник не закончил фразу: снова заскрипела ляда и в проеме появилось несколько раскрасневшихся от выпивки лиц.
– Пожрали?.. Все! Вылазь! Вышло ваше время!..
Они по одному вылезли из подвала и, ослепленные после темноты, остановились у широко открытой двери амбара, не решаясь выйти на улицу, залитую ярким солнечным светом. Все они были босые, без ремней, в выпущенных наружу рубахах и гимнастерках.
Мирон пошел вперед, за ним двинулись пленные. Слева и справа от них настороженно шагали с обрезами в руках конвойные.
Они прошли через двор, обогнули пулеметную тачанку, на задке которой была прибита фанера с коряво выведенной надписью: «Бей красных, пока не побелеют! Бей белых, пока не покраснеют!» – подошли к крыльцу.
– Ласково просим до хаты, – паясничал Мирон, показывая на дверь. – Сам батько Ангел пожелал с вами побеседовать.
Когда пленники вошли в просторную, украшенную вышитыми рушниками и в богатых окладах иконами горницу, батька Ангел обернулся к ним и, прищурив глаза, долго и бесцеремонно рассматривал, наслаждаясь их жалким видом. Затем, напустив на себя неприступный вид, приказал:
– Докладывайтесь, кто такие?
Полковник Львов передернул плечами и отвернулся.
– Та-ак… Не желаете, значит, говорить? – распаляя себя, медленно протянул атаман.
И тогда за всех на вопрос Ангела ответил Волин:
– Все мы – кадровые офицеры, кроме этих двоих. – Ротмистр указал глазами на Сиротина и Емельянова. – Среди нас – полковник Львов.
– Кадровые, говоришь, офицеры?.. А этот, говоришь, полковник? – хрипловатым то ли с перепоя, то ли еще со сна голосом переспросил Ангел и внимательно посмотрел на Львова. – Куда ж он сапоги дел? Пропил?
У Львова дрогнуло лицо, он хотел что-то сказать, но промолчал.
– Сапоги с нас сняли ваши люди, – выступил вперед Кольцов. – Вот этот! – И он указал глазами на Мирона, который сидел возле двери на табурете, выставив вперед на показ ноги в трофейных сапогах, словно приготовился смотреть спектакль.
– Этот? Ай-яй-яй! А еще боец свободной анархо-пролетарской армии мира! – укоризненно покачал головой батька и снова стал рассматривать пленных холодным, немигающим взглядом.
Затем подошел к столу, быстрыми движениями расстелил карту: – Так вот, братва, хочу я с вами маленько побеседовать…
Вы уж не обижайтесь, у нас ни товарищев, ни благородиев. Мы по-простому: братва и хлопцы.
– А как же женщин будете величать? – не удержался, язвительно спросил Львов.
Однако Ангел сделал вид, что не услышал этого вопроса.
– Так вот, хочу я, братва, прояснить вам обстановку, чтоб, значит, мозги вам чуток прочистить. Может, чего поймете! – Ангел склонился к карте, продолжил: – Тут вот сейчас красные. Отступают… Тут – белые. Наступают. Вроде бы как все складывается в вашу пользу, – он взглянул на белых офицеров, а затем перевел взгляд на красных командиров, – и не в вашу пользу. Но это обман зрения. – И, сделав большую, выразительную паузу, торжествующе добавил: – На самом деле все складывается в мою пользу…
Ангел несколько раз прошелся по горнице, снова остановился перед полковником Львовым, спросил:
– Понимаешь?
– Нет, – чистосердечно сказал полковник, считая, что ложь даже перед таким человеком, как Ангел, унизит его самого.
– Во-от. Вы все много учились и маленько заучились. – Он хитровато зыркнул взглядом в сторону красных командиров: – Кроме вас, ничему не обученных. Мы тоже, правда, в грамоте не сильны, но вот до чего дошли своим собственным мужицким умом. Война идет где? Вот здесь… – Он указал на карту. – На железных дорогах. И слава богу, воюйте себе на здоровье! До ближайшей железной дороги сколько верст? Сколько, Мирон? – Лицо у батьки вытянулось, и он стал похож на большую переевшую мышь.