Перекрестки сумерек - Роберт Джордан

– Ты должна знать лучше, чем кто-либо другой, Шириам, что наказание послушниц – прерогатива Наставницы Послушниц. По крайней мере до тех пор, пока девушку не наказывают несправедливо, а такого предположения ты не высказывала. Кроме того, если сегодня Ларин подумает, что может содействовать побегу и ей это сойдет с рук, – содействовать побегу, Шириам! – кто может сказать, что она будет делать завтра, надеясь, что это тоже сойдет ей с рук? Она получит шаль, если у нее достанет стойкости. Я не стану вести ее по пути, в конце которого ее вышлют из Башни за недостойное поведение. Итак. Что говорят сестры о моем сне?

Раскосые зеленые глаза Шириам мигнули, и она бросила взгляд на Суан. Свет, неужели эта женщина думала, что Эгвейн была такой суровой из-за того, что рядом Суан? Из-за того, что Суан может кому-нибудь рассказать? Она должна бы знать ее лучше, ведь она-то была Наставницей Послушниц!

– Общее мнение среди сестер, Мать, – произнесла наконец Шириам, – по-прежнему таково, что Шончан в тысяче миль отсюда, они не знают, как Перемещаться, и если они начнут наступление на Тар Валон, мы узнаем об этом еще до того, как они успеют приблизиться и на двести лиг.

Суан вполголоса пробормотала что-то, звучавшее не вполне пристойно, но удивленной она не выглядела. Эгвейн тоже хотелось выругаться. Беспокойство из-за смерти Анайи не имело никакого отношения к безразличию сестер. Они попросту не верили, что Эгвейн – Сновидица. Анайя была уверена в этом, но Анайя мертва. Суан и Лиане верили, но ни одна из них не стояла теперь достаточно высоко, чтобы ее слушали больше, чем с вежливым нетерпением, если вообще слушали. И совершенно ясно, что Шириам тоже не верила. Она соблюдала свою клятву верности так скрупулезно, как Эгвейн могла только пожелать, но невозможно приказать человеку верить. Они просто повторяли то, что она им говорила, и ничего не менялось.

Когда Шириам вышла, Эгвейн обнаружила, что думает над тем, что привело ее сюда изначально. Может, она пришла только для того, чтобы указать ей на то, что Ларин собираются наказать? Нет, разумеется нет. Но она не сказала ничего сверх этого, если не считать ответов на вопросы Эгвейн.

Вскоре явилась Мирелле, и сразу же за ней – Морврин. Эгвейн почти чувствовала, как каждая из них отпускает Источник перед тем, как войти в палатку, и они оставили своих Стражей ждать снаружи. Даже за то короткое время, пока отдергивали входной полог, она успела увидеть, что те выглядели настороженными даже для Стражей.

Большие темные глаза Мирелле вспыхнули при виде Суан, а ноздри раздулись. Круглое лицо Морврин оставалось невозмутимым, как отполированный камень, но она разгладила темно-коричневую юбку обеими руками, словно вытирая их об нее. Возможно, это бессознательно. В отличие от Шириам они должны были повиноваться распоряжениям Суан, и ни той ни другой это совсем не нравилось. Не то чтобы Эгвейн хотелось задать им трепку, но она доверяла Суан, и какие бы клятвы те ни приносили, она не до конца доверяла им. Не до той степени, как Суан. Кроме того, бывали случаи, когда было нежелательно, если не совсем невозможно, ей самой говорить верным ей сестрам, чего она от них хочет. Суан могла передавать им ее распоряжения, и в этом случае Эгвейн могла быть уверена, что они будут исполнены.

Она сразу же спросила их, что говорят сестры о ее сне, но, как и следовало ожидать, ответы мало отличались от того, что сказала Шириам. Шончан были далеко. Если это изменится, их сотню раз успеют предупредить. Разговоры не менялись уже добрых полторы недели. Хуже того…

– Все было бы по-другому, будь Анайя жива, – сказала Морв-рин, балансируя на одном из шатких табуретов возле письменного стола Эвгейн. Несмотря на грузное телосложение, она делала это легко и грациозно. – Анайя славилась тем, что обладает сокровенными знаниями. Мне самой всегда казалось, что она должна была избрать Коричневую Айя. Если бы она сказала, что ты – Сновидица… – Она захлопнула рот, встретив взгляд Эгвейн. Мирелле внезапно оказалась очень занята тем, что грела руки над жаровней.

Ни одна из них тоже не верила. Кроме Суан и Лиане, никто во всем лагере не верил, что у Эгвейн было истинное сновидение. Ва-рилин взяла на себя переговоры в Дарейне, искусно оттеснив Бео-нин на вторые роли, и она приводила постоянные оправдания, почему она не смогла передать предупреждение сразу же. Возможно, через несколько дней, когда переговоры пойдут более гладко. Словно они занимались чем-то другим, а не твердили одно и то же по кругу, не говоря ни одного слова, которое другая сторона сочла бы обидным или поводом прервать переговоры. Ни одна из сестер, кроме Суан и Лиане. Она надеялась, что хотя бы они верят.

Мирелле повернулась от жаровни, словно заставляя себя положить руку на угли.

– Мать, я размышляла о том дне, когда был уничтожен Шадар Логот… – Она оборвала себя и снова повернулась к жаровне, поскольку в палатку вошла длиннолицая женщина в темно-синем платье, неся с собой трехногий табурет, разрисованный яркими спиралями.

Майган была красива, с большими глазами и полными губами, но вся она выглядела какой-то вытянутой. Она была не так уж высока, но даже ее руки выглядели длинными. Она холодно кивнула Морврин и подчеркнуто не обратила внимания на Мирелле.

– Сегодня я принесла с собой собственное сиденье, Мать, – произнесла она, делая реверанс, насколько это было возможно с табуретом в руке. – Все ваши несколько нестойки, я бы сказала.

Было совершенно неудивительно, что после смерти Анайи Голубая Айя назначила «советницей» Эгвейн кого-то другого, но она надеялась на лучшее, пока не узнала, кто это будет. Майган была одной из союзниц Суан, когда Суан была Амерлин.

– Вы не станете возражать, если я пошлю Суан за чаем, Мать? – сказала Майган, усевшись на свой табурет. – Вообще-то, вам следовало бы иметь послушницу или Принятую, чтобы бегать с поручениями, но и Суан сойдет.

– Послушницы должны учиться, дочь моя, – ответила Эгвейн, – и даже после объединения в «семьи» у Принятых вряд ли найдется время для чего-нибудь другого, кроме своих занятий. – Кроме того, ей приходилось бы выпроваживать послушницу или Принятую на холод всякий раз, когда ей понадобилось бы поговорить с кем-нибудь наедине. Слишком жестоко по отношению к той, кто еще не научился игнорировать жару и холод, а также ясный знак, выставленный снаружи палатки, чтобы все знали, что здесь происходит разговор, который, может быть, стоит подслушать. – Суан, не могла бы ты принести нам чаю? Уверена, мы все не отказались бы от чашечки горячего.

Майган подняла руку с длинными ногтями, удерживая Суан, двинувшуюся было к выходу.

– В моей палатке стоит горшок с мятным медом, – повелительно сказала она. – Принеси его. И не вздумай совать туда свой нос. Я помню, ты всегда была охотница до сладкого. Ступай, да поскорее. – Майган была ее союзницей. Теперь она была одной из множества сестер, кто винил Суан в том, что Белая Башня оказалась расколота.