Коллекция - Мария Барышева

Кира хотела было ответить, но в этот момент в ее груди больно стукнуло, сердце сжалось, затрепетало, и по жилам растекся огонь. Вскрикнув, она повалилась на колени, выронив чашу, и по темным плитам расползлась густая винная лужа.

— Рождение! — торжественно воскликнула Вера Леонидовна, заходя Стасу за спину, обнимая его за плечи и глядя на внучку, которая, извиваясь от боли, вжимала в ткань между грудями скрюченные пальцы. — Не пытайся — ты ничего не сделаешь! Я пришла сюда добровольно. Ты тоже. И третья из нас тоже должна оказаться здесь добровольно. К сожалению, это до сих пор не так. Когда-то я изгнала ее. Теперь я должна ее вернуть. Я слышала, как ты, Стас, как-то говорил об умении приносить жертвы. Ты был прав.

Стас, почуяв неладное, рванулся было прочь, но Ларионова вцепилась в него с неожиданной силой, и подоспели стражи и встали по обе стороны, угрожающе рыча и сверкая глазами.

— Кира! — в отчаянье выкрикнул Стас, но она, поглощенная болью, не смогла ни двинуться, ни ответить и только смотрела на него помутневшим взглядом. Тася обошла Стаса и легла перед ним на пол лицом вверх, раскинув руки и коснувшись кончиками босых пальцев его ног, и едва это произошло, как ее тело начало медленно подниматься на пятках навстречу Стасу, и того так же медленно потянуло к ней, вниз, и его руки раскинулись в стороны сами собой. Он закричал, и Ксегорати тоже закричала, но если в его крике был ужас, то крик Таси был наполнен торжеством. Вера Леонидовна отошла назад, глядя, как два тела тянутся друг к другу. Под углом в сорок пять градусов они встретились, и коснулись друг друга, и прошли друг через друга, и вот уже Стас неподвижно лежит на полу на животе, и Тася стоит к нему спиной, только на ней теперь были его светлые брюки и цепочка с медальоном, а на Стасе — ее платье. В следующую секунду вместо платья на нем появился парадный фрак. Тася быстрым движением сбросила брюки, мгновенно обратившиеся на полу в груду бледных цветов, и облачилась в поднесенное Верой Леонидовной простое длинное платье кофейного цвета.

— Хм-м, затейливо, — заметила девочка, поудобней устраиваясь на диване. — Вот значит, что придумали? Давайте дальше.

— Господи, — прошептала Кира, глядя на неподвижно лежащего брата и пытаясь подняться. Стас шевельнул правой рукой, приподнял голову и дико огляделся, потом вскочил, охлопывая себя и затравленно глядя по сторонам.

— Не может быть! — закричал он и рванул на себе фрак, нитки затрещали, шов на поле разошелся и тут же снова стал целым. Стас дернул рубашку, во все стороны полетели пуговицы… и тут же снова оказались на своих местах, и вновь Стас оказался одет безупречно… так же, как и те, кто смотрел на него из зала. — Ты меня выгнала! Выгнала!

— Я тебя вовсе не выгнала. Я тебя присоединила, — холодно поправила его Вера Леонидовна и улыбнулась Тасе, которая смотрела на свои руки, сжимая и разжимая пальцы. — Радуйся, что, в отличие от них, ты все еще можешь говорить. А теперь, будь добр — перестань галдеть, спускайся к остальным и не мешай нам!

— Да, будь так любезен, — поддержала ее Тася низким бархатистым голосом.

— Ах вы, суки! — рявкнул Стас и прыгнул к ней, но один из стражей в тот же момент ухватил его за ногу и опрокинул на пол, второй страж вцепился в щиколотку другой, и они стащили кричащего от боли Стаса по лестнице, оставляя на ней широкий влажный след.

— Стас! — закричала Кира, с трудом поднимаясь на ноги. — Отпустите его, твари!

Один из стражей вдруг взвизгнул и, перевернувшись в воздухе, отлетел в сторону, словно кто-то дал ему хорошего пинка, но его место тотчас занял другой. Одна из золотых плетей плюща, свисавших с потолка, ожила, протянулась вниз и, словно щупальце, обвила его мощную шею и вздернула вверх, и страж, хрипя, повис высоко над полом, болтая лапами. Но тотчас на Стаса навалилась целая стая стражей, и спустя несколько секунд он исчез в глубине зала. Кира, застонав, прижала ладонь к груди. Одна из толстых колонн вдруг пошла трещинами и обвалилась, придавив нескольких стражей и не успевших отскочить людей. И тотчас оба запястья Киры оказались крепко сжаты в сильных пальцах. Она обернулась и с ненавистью взглянула на лица Таси и Веры Леонидовны, стоявших по обе стороны от нее.

— Перестань, раны зарастут, вот они уже и заросли, и ты сможешь смотреть на него хоть вечность, — негромко сказала Ларионова.

— Вы убили его!

— Мы дали ему вечность. А теперь поделись с нами. Стань нами, Кира. Все соответствует, все, как надо — вот мать, — Тася подмигнула ей, — вот охотница, — Вера Леонидовна прижала ладонь к груди. — Нам не хватает лишь колдуньи. Нам не хватает тебя и того, что стало тобой. Присоединись к нам, и мы вознесемся! Мы будем триедины, и все тени мира станут нашими. Вечная жизнь…

— Вечная жизнь на Украине? — Кира болезненно фыркнула, пытаясь вырвать руки. — Да упаси боже!

— Весь мир! — зашептала Ларионова. — Мы сможем бродить по всем теням, мы сможем попадать в любое тело, которое отбрасывает тень! Мы сможем быть кем угодно! Мы станем такой же, как она!

— Значит этого места вам уже недостаточно? — прошипела Кира и-таки вырвалась, тотчас же отскочив назад. — Хотите обратно?! Хотите всех сделать вашей коллекцией?! Нет уж!

Внезапно под потолком что-то грохнуло, и в следующее мгновение в зале всплеснулись вопли боли и рычание, безумные вскрики и дикий хохот. Стражи набросились на людей и друг на друга, все новые и новые плети плюща прорастали к полу и вздергивали к потолку псов и людей. Одна из колонн разлетелась во все стороны длинными острыми осколками, пришпилившими к стенам оказавшихся на их пути людей, словно бабочек, и те бились и, обретя голос для боли, кричали в агонии, которая никак не заканчивалась. Огромный огненный цветок расплескался и хлынул в зал, и попавшие в огонь горели заживо и никак не могли сгореть. Змеи сползли с зеркал и ползали среди мечущихся людей, обвивались вокруг них, валили на пол и душили — бесконечно, потому что никто в этом мире не мог умереть, и боль и агония длились без конца, и раны зарастали, и появлялись снова, и ополоумевшие стражи снова и снова разрывали людей и друг друга на куски, но те срастались, и все повторялось вновь, и под потолком хрипели повешенные, суча ногами. Одно из зеркал сорвалось со стены и летало по залу, вращаясь, словно диск циркулярной пилы, снося головы и отрубая конечности, и обезглавленные тела шарили по полу, и головы беззвучно разевали рты, глядя в потолок мутными глазами. Люди хватали друг друга за горло, разбивали друг другу головы о стены и о колонны, кто-то полосовал себя осколками. Кровь растекалась по черным плитам огромными лужами, мешаясь с водой из разбитого фонтана, и аромат цветов переплелся с запахом горелого мяса.