Коллекция - Мария Барышева

— А в чем подвох? — осведомилась Кира, медленно делая шаг назад, но тут же наткнулась на стража, успевшего предусмотрительно усесться за ее спиной. — Вы получите власть надо мной, или после этого я никогда не смогу уйти — или что?

— Да ничего! — огрызнулась Ларионова, оглядываясь на диван, где все еще беззвучно хохотала Тася. — Ты просто оживишь все это. Даже у теней есть цвета, и их нужно только разбудить. Кому интересны серые праздники? Мы все устроили — уж потрудись и ты, будь любезна. Тебя не убудет.

Кира пристально взглянула на нее и повернулась к Стасу, который смотрел куда-то мимо, и пальцы его, сжимавшие рукоять стилета, побелели от напряжения.

— Я об этом ничего не знал, — глухо произнес он. — Если не хочешь, я ничего не буду делать.

— А как же все твои разглагольствования об умении приносить жертвы? — насмешливо спросила Кира, чувствуя, как в груди растекается некий равнодушный холод, и что-то уходит от нее — что-то из того мира, чему здесь было совсем не место. Внезапно Стас показался ей нелепым и очень смешным, особенно его дрожащая рука и потерянный взгляд. — Ты получил, что хотел, а теперь не хватает духа за это заплатить? Это же всего лишь капля крови, брат.

— Но ты же только что не хотела ее отдавать!

Кира медленно обвела взглядом огромный зал, закинула голову к мерцающей тьме под потолком, отрешенно улыбнулась чему-то внутри себя, и внезапно музыка стихла, и танцующие остановились. Наступила глубокая тишина, наполненная ожиданием. Кира взглянула на обращенные к ней бледные, ничего не выражающие лица и протянула к Стасу обращенную вверх ладонь. Он весь сразу как-то съежился, глубоко вздохнул и, придерживая ее указательный палец, неловко ткнул в подушечку острием стилета, словно неопытная медсестра, первый раз в жизни берущая кровь на анализ. Кира легко вздрогнула, и на пальце мгновенно набухла большая красная капля. Мгновение она смотрела на нее, такую искрящуюся и живую в этом бледном мире, потом опустила руку, и капля сорвалась с кончика пальца.

Казалось, она падала неизмеримо долго — за время ее полета могли смениться целые поколения, могли рухнуть цивилизации, могло даже все начаться сначала или пойти вспять, как ожившая в тенях история старого города… но все было лишь иллюзией, и отданное, по своей или чужой воле, было принято, и вернуть его обратно невозможно. Она падала — и наконец она ударилась о тусклую черную плиту, и та вдруг воссияла ярким черным пламенем, и крошечная красная капля мгновенно исчезла в этом пламени, и от того места во все стороны протянулась сетка тонких пульсирующих алых нитей, словно наполняющаяся жизнью кровеносная система огромного существа, побежала по стенам, по потолку, вспыхивая в мерцающей черноте, и по залу пролетел глубокий вздох.

— Да будет цвет! — услышала Кира негромкий, насмешливый голос. Она не знала, кому он принадлежал. Может быть, даже ей самой.

И следом за алым прокатился свет, и он растекался по залу, и все выплывало из бледной серости, словно под потолок всходило неизвестно откуда взявшееся солнце, и все окуналось в его лучи, и все выходило из тени одно за другим, и кровь прорастала в цвете, и розовели губы, и глаза становились живыми, и яркость всплескивалась в нарядах, и пол приобрел густую сияющую гладкость атласа, и зеркала стали еще более бездонными, и золотая чешуя обвившихся вокруг них змей драгоценно засияла, и змеи ожили и принялись ползти по краям зеркал в бесконечном движении, едва слышно металлически позвякивая, и с потолка проросли золотые плети плюща, и на стенах распускалась сирень, и зал наполнился ее бархатным ароматом, и следом вспыхнули белые цветы жасмина, и повисли налитые виноградные гроздья; и кровь проросла в музыке, и она обрела силу и размах. Одна из толстых колонн вдруг взорвалась целым сонмом разноцветных бабочек, и они закружились по залу, словно ожившие цветы. Внутри другой вспыхнул живой огонь, прокатившись до самого потолка, и посереди зала ожил гигантский столб струящегося пламени, и из него во все стороны то протягивались, то снова прятались длинные огненные лепестки. А еще две колонны рассыпались в струях кристально прозрачной ледяной воды, и на их месте из пола забили фонтаны, наполняя зал свежестью, и в их бассейнах замелькали юркие рыбки всех цветов радуги. И Кира стояла посереди всего этого и смотрела молча — что тут было сказать? Оставалось разве что осознавать, что она только что вплела в чужой мир часть себя — и не только часть собственной веры, но и часть собственной фантазии, которая, наверное, принадлежала той солнечной девочке, которой осталось так мало… Но разве стоит жалеть об этом, когда вокруг все так прекрасно, когда вокруг танец, когда во всех обращенных на нее глазах восторг и преклонение, когда среди танцующих мелькают черные стражи, которые скоро будут принадлежать и ей? Кира чувствовала, как тонет во всем этом — и право же, это было не так уж плохо. Она ощутила на своем запястье чьи-то пальцы и, повернув голову, увидела Стаса, который медленно оглядывался по сторонам и выглядел совершенно ошарашенным. Изумление выглядывало даже из сапфировых глаз висевшей на его груди серебряной лошадиной головы.

— Я никогда не думал, что будет так? — хрипло произнес он и взглянул на Киру, и почему-то в его взгляде ей почудилось сожаление. — Ну что? Ты довольна, что пришла сюда?

— Я еще не поняла. Я знаю только то, что все эти люди не выглядят довольными. И…

— Прекрати! — раздраженно перебил ее Стас. — Хватит думать о своем глупом страже! Он мертв — забудь про него!

— Ты дурак, Стас, — спокойно заметила Кира. — Знаешь, во многих отношениях ты не такой уж плохой человек. Но ты дурак. Ты знаешь, для чего мы здесь? Мы оба? Ты думаешь, все дело только в празднике? Мы пришли сюда добровольно. Мы оба до сих пор живы. Задумайся над тем, какое это может иметь значение.

— Милые мои внуки, перестаньте забивать себе головы всякой ерундой, — сказала Вера Леонидовна, кладя ладони им на плечи. — Все ожило, все цветет, все ждет только вас. Давайте же…

Не договорив, она застыла, глядя в дальний конец зала, откуда не так давно пришли Стас с Кирой, и на ее лице появился глубочайший восторг, смешанный с такой же глубочайшей досадой. Кира поняла, что пришел кто-то еще, и Ларионова, с нетерпением ожидавшая этого гостя, в то же время до самого последнего момента надеялась, что он не придет.

По залу на мгновение пробежала волна тени и холода и тут же исчезла, вернув празднику прежнюю яркость. Музыка умолкла, танец разбился, и пары, рассыпавшись, отхлынули к стенам, и вперед выступили стражи и сели, насторожив уши и глядя все в одну сторону — туда, где медленно шествовала через зал странная процессия.