Булгаков - Б Соколов

С помощью идей Ш. можно понять и проповедь добра, с которой выступает Иешуа Га-Ноцри. Во «Власти ключей» рассказывается о Мелите и Сократе. На ложный обвинительный приговор, которого добился первый, второй ответил только тем, что назвал своего противника «злым». Ш. отвергает здесь широко распространенную в философской традиции мысль о моральной победе Сократа: «В случае Сократа победила история, а не добро: добро только случайно восторжествовало. А Платону и его читателям кажется уже, что добро всегда по своей природе должно побеждать. Нет, «по природе» дано побеждать чему угодно — грубой силе, таланту, уму, знанию, только не добру…» Проповедь добра, с которой пришел Иешуа, его теория о том, что «злых людей нет на свете», попытки разбудить в людях их изначально добрую природу не приносят успеха. Понтий Пилат, вроде поддавшийся ей, все равно отправляет Га-Ноцри на мучительную смерть, а для того, чтобы исправить свою малодушную ошибку, не находит ничего лучше, как организовать убийство «доброго человека» Иуды из Кириафа, Т. е., согласно проповеди Иешуа, свершить зло, а не добро. Убить Иуду собирается и Левий Матвей, также испытавший воздействие Иешуа. Булгаков, как и Ш., идею «заражения добром» отрицает.

Возможно, что один афоризм Ш., сформулированный им в четвертой части книги «Афины и Иерусалим», повлиял на замысел «Мастера и Маргариты». Отметим, что этот афоризм был опубликован в 1930 г. в Париже в первой книге сборника «Числа» и в № 43 журнала «Современные записки». Он имеет порядковый номер XVII и название «Смысл истории». Вот текст данного афоризма: «От копеечной свечи Москва сгорела, а Распутин и Ленин — тоже копеечные свечи — сожгли всю Россию». По сохранившимся фрагментам редакции 1929 г. нельзя судить, предусматривался ли в финале пожар Дома Грибоедова (или «Шалаша Грибоедова», как именовался тогда писательский ресторан). Зато в одном из вариантов второй редакции, написанном в 1931 или в начале 1932 г., Иван Бездомный, называвшийся тогда то Покинутым, то Безродным, оказался после дебоша в ресторане в психиатрической лечебнице и, получив успокаивающий укол, «пророчески громко сказал:

— Ну, пусть погибнет красная столица, я в лето от Рождества Христова 1943-е все сделал, чтобы спасти ее! Но… но победил ты меня, сын гибели, и заточил меня, спасителя… — Он поднялся и вытянул руки, и глаза его стали мутны и неземной красоты.

— И увижу ее в огне пожаров, — продолжал Иван, — в дыму увижу безумных, бегущих по Бульварному кольцу…». В позднейших вариантах этой редакции были изображены грандиозные московские пожары с немалым числом жертв.

Только в окончательном тексте масштаб пожаров был уменьшен, и обошлись они без гибели людей. 1943 г. из варианта 1931 г. становится понятен в свете сохранившейся в булгаковском архиве записи:

«Нострадамус Михаил, род. 1503 г. Конец света 1943 г.» Иван Бездомный как бы повторял пророчество М. Нострадамуса (1503–1566), знаменитого французского астролога и врача. Однако и суждение Ш. не было, очевидно, забыто. При появлении в «Шалаше Грибоедова» в этой, как и в последующей редакции романа, «Иванушка имел в руке зажженную церковную свечку». Большие пожары в Москве в ранних редакциях «Мастера и Маргариты», возможно, иллюстрировали уподобление Ш. революций вселенским пожарам. Г. Е. Распутин (Новых) (1872–1916), по мнению философа, во многом спровоцировал Февральскую революцию, а В. И. Ленин организовал Октябрьскую. У Булгакова Москву поджигают подручные Воланда, который одним из своих прототипов имеет Ленина.

Ш. в своих работах полемизировал с голландским философом Б. Спинозой (1632–1677), утверждавшим в «Богословско-политическом трактате» (1670), что тот, кто подвергает критике возможности человеческого разума, свершает Laesio majestatis, «оскорбление величества» разума. У Булгакова это латинское название сохранилось среди подготовительных материалов к «Мастеру и Маргарите». Понтий Пилат, инкриминирующий Иешуа Га-Ноцри нарушение закона «об оскорблении величества», может быть пародийно уподоблен Спинозе, не допускавшему никаких сомнений в величии разума. Прокуратор чувствует надрациональную, нравственную правоту Га-Ноцри, но боится принять ее, опасаясь доноса Иосифа Каифы и возмездия императора Тиберия (43 или 42 до н. э. — 37 н. э.), т. е. исходя из вполне рациональных оснований.

«ЮБИЛЕЙНОЕ ЗАСЕДАНИЕ», либретто шуточного приветствия коллектива Большого театра МХАТу в связи с 40-летием Художественного театра, написанное Булгаковым и разыгранное на сцене МХАТа 3 ноября 1938 г., в день юбилейных торжеств, причем Булгаков исполнял роль конферансье. Опубликовано: Мягков Б. С. Фельетоны М. Булгакова: Их герои и прототипы // Возвращенные имена русской литературы. Самара: Гос. Пед. Ин-т, 1994. Текст Ю. З. датирован автором 14 октября 1938 г. Е. С. Булгакова по поводу работы над текстом приветствия записала в дневнике 29 сентября 1939 г.: «…Вечером М. А…. пошел в дирекцию, где назначено совещание по поводу поздравления МХАТа с юбилеем». На следующий день Елена Сергеевна зафиксировала рассказ мужа об этом совещании: «…Он предложил сыграть какую-нибудь сцену из «Вишневого сада», чтобы певцы играли. Но никто не принял этого». В итоге Булгакову пришлось писать либретто Ю. З. с пародийно обыгранными цитатами из опер, ставившихся в Большом: «Бориса Годунова» П. Мусоргского, «Севильского цирюльника» Д. Россини, «Евгения Онегина» П. И. Чайковского, «Князя Игоря» А. П. Бородина, «Аиды» Д. Верди и «Поднятой целины» И. И. Дзержинского. Чеховский «Вишневый сад» остался лишь в реплике 2-го тенора: «Люблю я МХАТ! «Вишневый сад», ты не забыла, Люба? Ты помнишь? Дорогой, многоуважаемый шкаф, приветствую твое существование, которое, вот уже более сорока лет, было направлено к светлым идеалам добра и справедливости! Твой молчаливый призыв к плодотворной работе не ослабевал в течение сорока лет, поддерживал в поколениях нашего рода бодрость, веру в лучшее будущее и воспитывал в нас идеалы добра и общественного самосознания!»

По поводу нежелания оперных певцов выступить в роли драматических актеров конферансье (Булгаков) мягко иронизировал: «…Наше положение осложнено тем, что мы вследствие наших природных свойств, речи говорить не можем, а можем только петь…»

Хотя Булгаков написал либретто сценического приветствия, он категорически отказался работать над приветственным адресом МХАТу, помня о нанесенных мхатчиками обидах. 4 октября 1938 г. Елена Сергеевна записала в дневнике: «Поехали за деньгами в сберкассу, оттуда в дирекцию. Яков Л. (Я. Л. Леонтьев, заместитель директора Большого театра. — Б. С.), как всегда обаятельный, попросил М. А. помочь ему — написать адрес МХАТу:

М. А. сказал:

— Яков Леонтьевич! Хотите, я напишу адрес вашей несгораемой кассе? Но МХАТу — зарежьте меня — не могу! Я не найду слов».

Ю. З. имело шумный успех. 3–4 ноября 1938 г. Е. С. Булгакова так описала это представление со слов мужа: «М. А. на репетиции — днем. А вечером, прорепетировав в последний раз свою роль передо мной, М. А., в черном костюме, пошел в Дом актера, тут же вернулся за зонтиком сильнейший дождь. Позвонил Борис Эрдман, уговаривал меня пойти с ним смотреть М. А., но я объяснила — не с кем оставить Сергея, оттого и сижу дома…

М. А. вернулся в начале третьего с хризантемой в руке и с довольным выражением лица. Протомив меня до ужина, стал по порядку все рассказывать. Когда он вышел на эстраду, начался аплодисмент, продолжавшийся несколько минут и все усиливавшийся. Потом он произнес свой conferance, публика прерывала его смехом, весь юмор был понят и принят. Затем начался номер (выдумка М. А.) — солисты Большого театра на мотивы из разных опер пели тексты из мхатовских пьес («Вишневый сад», «Царь Федор», «Горячее сердце»). Все это было составлено в виде заседания по поводу мхатовского юбилея. Начиная с первых слов Рейзена: «Для важных дел, египтяне…» и кончая казачьей песней из «Целины» со специальным текстом для МХАТа — все имело шумный успех.

Когда это кончилось, весь зал встал и стоя аплодировал, вызывая всех без конца. Тут Немирович, Москвин, Книппер пошли на сцену благодарить за поздравление, целовать и обнимать исполнителей, в частности М. А-ча целовали Москвин и Немирович, а Книппер подставляла руку и восклицала: «Мхатчик! Мхатчик!»

Публика кричала «автора». М. А-ча заставили выходить вперед. Он вывел Сахарова и Зимина (молодых дирижеров Большого, сделавших музыкальный монтаж по тексту М. А.), они показывали на М. А., он — на них. Кто-то из публики бросил М. А. хризантему.

После чего М. А. вернулся домой, хотя его очень уговаривали все остаться. Габтовцы, особенно молодежь, были очень довольны успехом номера, кто-то с восторгом сказал про М. А. — «вот ловко трепался!» (про речь!).

Сегодня с утра бенефис продолжается. Звонили с поздравлениями Гриша Конский, Оленька (сестра Елены Сергеевны О. С. Бокшанская. — Б. С.).